Письмо Кемаля Ленину от 26 апреля 1920 года, среди прочего, гласило: «Первое. Мы принимаем на себя обязательство соединить всю нашу работу и все наши военные операции с российскими большевиками, имеющими целью борьбу с империалистическими правительствами и освобождение всех угнетенных из-под их власти». Во второй половине 1920 года Кемаль планировал создать подконтрольную ему турецкую коммунистическую партию для получения финансирования от Коминтерна. Правда, 28 января 1921 года все руководство турецких коммунистов было ликвидировано с его санкции. В ответ на письмо Кемаля Ленину от 26 апреля 1920 года, содержавшее просьбу о помощи, правительство РСФСР направило осенью того же года кемалистам 6 тысяч винтовок, свыше 5 млн винтовочных патронов, 17 600 снарядов и 200,6 кг золота в слитках. Решающее значение в военных успехах кемалистов против армян, а также впоследствии греков, имела значительная финансовая и военная помощь, оказанная большевистским правительством РСФСР начиная с осени 1920 года вплоть до 1922 года.
* * *
Кровавый Энвер-паша вынырнул на зыбкую поверхность политической жизни летом 1920 года в Москве. И не только в Москве, но уже в Кремле. И не только в Кремле, но и в кабинете Владимира Ильича – самого председателя СНК Республики. Почему, например, не в Берлине или в Берне? Казалось бы, почему в Москве? Зачем? Но Ленин и Энвер нашли общий язык. Очередная закулиса Коминтерновского детектива приоткрыла свою завесу…
Как Ленин привлекал и привлек в Коммунистический интернационал одного из бывших министров последнего турецкого султана, Энвер-пашу, больше кого-либо другого ответственного за истребление почти всего армянского населения Османской империи? Об этом уже вряд ли кто-нибудь узнает. Но летом 1920 года Энвер-паша прибыл в Москву. Он после кратких знаков почтения и восхищения успехами революции в России предложил вождю мирового пролетариата направить национализм мусульман Средней Азии против империализма Великобритании. Ленин все об Энвер-паше знал, но план принял. Они договорились. Энвер должен был ехать в Баку и выступить там в начале сентября 1920 года на «Съезде народов Востока».
Выступление не состоялось, так как во время съезда разгорелся армяно-турецкий конфликт. Энвер-пашу чуть не убили. Но он выступил на специальном митинге «трудящихся мусульман» в бакинском театре под лозунгом «Смерть империализму». Потом его унесло политическим поветрием в независимую еще от советской власти Бухару. Но Бухара сыграла с ним злую шутку – вовлекла его в войну против большевиков…
* * *
Через несколько дней после вступления барона Врангеля в должность им были получены сведения о подготовке красными нового штурма Крыма. Для этого командование Красной армии стягивало значительное количество артиллерии, авиации, 4 стрелковые и кавалерийскую дивизии. В числе этих сил находились также отборные войска – Латышская стрелковая и 3-я стрелковая дивизии. Последняя была набрана из бойцов-интернационалистов – латышей, венгров, хорватов и других.
Латыши атаковали и опрокинули на Перекопе передовые части генерала Я. А. Слащева 13 апреля. Они уже было начали продвигаться в южном направлении от Перекопа в Крым. Слащев контратаковал, ударил «в штыки» и погнал противника к Перекопу. Однако латышам, получавшим с тыла подкрепления за подкреплениями, удалось зацепиться за Турецкий вал. Подошедший Добровольческий корпус решил исход боя. Красные были выбиты с Перекопа. Вслед под Тюп-Джанкоем на них обрушилась конница генерала Морозова. Красные были частично изрублены, частично прогнаны прочь. Уголь, доставленный 12 апреля, позволил ожить кораблям, стоявшим до этого без топлива. Боевой флот в руках столь опытного военачальника мог сыграть важную роль в предстоящих схватках у берегов Черного моря и в устьях больших рек.
Предварительно сгруппировав корниловцев, марковцев и слащевцев и усилив их отрядом конницы и броневиками, генерал барон Врангель нанес красным новый контрудар 14 апреля. Генерал Слащев сам водил вверенные ему полки в штыки. Красные были смяты. Однако 8-я кавдивизия, выбитая накануне врангелевцами с Чонгарской гати, своей контратакой восстановила положение. Красная пехота снова повела наступление на Перекоп. Но на этот раз штурм красных захлебнулся. Их наступление было остановлено на подступах к Турецкому валу. Стремясь закрепить успех, Врангель решил нанести большевикам фланговые удары, высадив два десанта. Алексеевцы на кораблях были направлены в район Кирилловки, а Дроздовская дивизия – к поселку Хорлы в 20 верстах западнее Перекопа. Оба десанта были замечены красной авиацией еще до высадки. Два батальона – до 800 бойцов Алексеевской дивизии – после тяжелого неравного боя со всей 46-й Эстонской дивизией красных с большими потерями прорвались к Геническу. Но оттуда алексеевцы были эвакуированы под прикрытием корабельной артиллерии. Дроздовцы же, несмотря на то, что их десант также не стал для врага неожиданным, смогли выполнить первоначальный план операции – высадились в тылу у красных. В Хорлах, по тылам врага, они прошли более 60 верст с боями к Перекопу, отвлекая от него наседавшие красные дивизии. За дело под Хорлами командир Первого (из двух дроздовских) полка произведен Главнокомандующим в генерал-майоры. Штурм Перекопа красными оказался в целом сорван. Их командование было вынуждено перенести очередную попытку штурма на май, чтобы перебросить сюда еще большие силы и уже тогда действовать наверняка. Пока же красное командование приняло решение запереть белую армию в Крыму. Начали активно сооружаться линии заграждений, сосредотачивались крупные силы средней и тяжелой артиллерии, бронетехника.
Армия воспарила духом и вновь поверила в свои силы. Генерал Врангель быстро и решительно повел реорганизацию, переименовав ее в «Русскую» 28 апреля 1920 года. Кавалерийские полки пополнялись лошадьми. Жесткими мерами укреплялась дисциплина. Поступало и снаряжение. Врангель в приказах по армии говорил уже о выходе из тяжелого положения «не только с честью, но с и победой».
* * *
Кирилл получил от Всевобуча хорошую, большую, светлую комнату на втором этаже дома в коммунальной квартире на Арбате. Женя была счастлива как никогда, вся светилась и улыбалась. Два больших окна на восток заливали комнату солнечным весенним светом более чем полдня. Они купили на «барахолке» (как стали называть рынок в годы Гражданской войны) близ Арбата старую детскую кроватку с хорошим матрасом и большой медный таз для Наташи. Следующей их покупкой стал круглый стол, который они поставили в центре комнаты. Над столом повесили круглый оранжевый абажур с длинными кистями, в недрах которого светилась электрическая лампочка. Затем на той же «барахолке» Кирилл выменял на мыло и хлеб два бронзовых подсвечника с тремя ветвями для свечей и небольшой самовар. На окна купили шелковые шторы и повесили их на карнизы, сохранившиеся от прежних хозяев – «буржуев», бежавших в Париж, как говорили многочисленные соседи по квартире – советские служащие, татарин-извозчик и еврей – часовых дел мастер. Затем Женя, в перерывах между уходом за дитем и его кормлением, занялась мелким ремонтом. В комнате воцарились чистота и порядок. Кирилл видел, что жена умело и с любовью вьет их семейное гнездо и, как мог, помогал ей. Помнилось ему, что этого совсем не хватало Соне. И то, что происходило с Женей, очень радовало его.
