– Прошу любить и жаловать! Боец прославленной чапаевской дивизии Юлдубаев Али Османович, – представил молодого человека Подвойский.
«Парень-то вроде не промах, да хватит ли у него знаний и навыка работать в том хитросплетенном азиатском мире?» – мелькнули мысли в голове Изгнанникова, когда он оценивающе осматривал переводчика.
Глава 4
Последние сполохи войны и эпитафия
Последние сполохи пожаров и отголоски Первой мировой еще витали над Дальним Востоком, Туркестаном, Малой Азией. Анкара – большой турецкий город в долине среди горных малоазийских хребтов, плоскогорий и скал Анатолии. В самом начале 1922 года, несмотря на январский холод, войну и дороговизну, новая столица Турции встретила российское посольство шумом своих базаров, запахом кофейни и чайханы. Экзотический город, возникший еще в седьмом веке до новой эры, затем отстроенный византийцами и османами, вызвал немалый интерес у части русских.
Вместе с молодым переводчиком Али Кирилл обошел все торговые и исторические места города. Они познакомились и сошлись за время довольно длительного путешествия от Москвы до Севастополя. А потом еще был шторм на Черном море, и несколько дней они ожидали отправки в порту. Потом они долго шли на пароходе морем до Трапезунда. Да и от Трапезунда до Анкары путь по горным серпантинам оказался длителен и тяжел. Словом, времени для знакомства хватило. Они как-то выпили, и молодой переводчик, изливая душу, открыто рассказал Кириллу все, что помнил о своем детстве, о страшной беде, что постигла его семью в годы войны, о своей тяжелой полуголодной юности, о том, как он убежал в Красную армию сражаться за революцию. Рассказал о том, как воевал в Гражданскую, о Чапаеве и его гибели. Кирилл больше отмалчивался, но внимательно слушал, пытался понять все, что пережил и испытал его собеседник, сопереживал, как умел. Без лишних подробностей в небольшом рассказе о себе отметил, что два года воевал на австрийско-германском фронте. А после очередной стопки добавил, что его прабабка по материнской линии Салеха тоже была турчанкой. Все это сблизило их. Уже в Турции Изгнанников отметил, что Али переводил неплохо. Он видел радостный огонек в глазах молодого человека и понимал, что тот вновь увидел родину, почувствовал запах родной земли.
В Анкаре Изгнанникова, да и его молодого товарища, поразила древняя мечеть Аладдина, построенная еще в XII веке. Потом они поднимались на какую-то гору, где возвышалась колонна, сооруженная одним из византийских императоров, с надписями на латыни. Затем Кирилл узнал, что в городе недавно открылся редкостный музей древних цивилизаций, и вместе с переводчиком они двинулись туда. Там Кирилла удивили памятники и изваяния одного из древнейших народов Малой Азии – хеттов.
Между тем российское посольство было очень дружелюбно принято турецким лидером – Кемалем. В окружении Кемаля один из российских советников – некто Байкалов – временно разместил россиян в удобном постоялом дворе. Затем военспецы поступили в распоряжение командарма Михаила Фрунзе и вместе с ним отправились в лагерь действующей армии. Там их переодели в турецкую военную форму.
* * *
Где скрывался Антонов до мая 1922 года, неизвестно. Предполагали, что он находится в лесистых районах на границе Кирсановского и Борисоглебского уездов. Конкретное место указал позднее чекистам бывший тамбовский железнодорожник Фирсов, который когда-то был хорошо знаком с Антоновым. В конце мая к Фирсову обратилась с просьбой достать хинин учительница Соловьева. Говорила, что лекарство нужно для страдающего малярией Антонова. К Фирсову ее направил сам Антонов, ибо считал его своим другом и был уверен, что тот его не выдаст. От Соловьевой Фирсов узнал, что Антонов бывает в Нижних Шибряях в доме крестьянки Катасоновой.
Начальником отделения по борьбе с бандитизмом был М. И. Покалюхин. Ему-то и было поручено обезвредить Антонова. Он сформировал оперативную группу, в которую среди прочих входили также бывшие сподвижники вождей крестьянского восстания. Сделано было это из тех соображений, что Антонова в лицо из работников губотдела ГПУ кроме Покалюхина никто не знал. Да и сам Покалюхин плохо помнил его.
Июньским днем 1922 года чекисты начали операцию. Через Рассказово, Богуславку, Болотовку, Богданово их опергруппа прибыла в село Перевоз, которое находилось в нескольких километрах от Нижнего Шибряя. Лес и река Ворона разделяли эти села, так что непосредственной связи между ними не было. В середине дня 24 июня Покалюхин получил сведения, что Александр Антонов со своим братом Дмитрием пришли в дом к Катасоновой и пробудут у нее дотемна. Медлить было нельзя. Через два-три часа оперативная группа из 7 человек была доставлена в Уварово, где чекисты переоделись под плотников. Карабины завернули в мешки, наганы спрятали под рубахи, в руки взяли топоры и пилы. Время уже клонилось к вечеру, когда «плотники» подошли ко двору, где прятались Антоновы. Двор оцепили быстро. Покалюхин попытался открыть сенную дверь. Та оказалась закрытой на внутренний крючок. Он постучал. Со стороны сарая к нему подошла пожилая женщина – хозяйка дома. Из разговора с ней чекист узнал, что Антоновы еще в доме. Он постучал сильнее. Дверь немного приоткрылась. Раздались выстрелы. Дверь вновь захлопнулась. Завязалась перестрелка. Становилось темно, а Антоновы были еще в доме. Тогда Покалюхин приказал поджечь соломенную крышу. События разворачивались стремительно… Позднее он докладывал в ГПУ:
«Антоновы вели непрерывный огонь по нам, а мы, обстреливая окна дома, предлагали им сдаться. Тем временем крыша рухнула, дым стал проникать в дом через потолок. Антоновы должны были вот-вот выскочить наружу. Я перебегал от одного поста к другому, наказывая смотреть в оба. Но вот мне подали сигнал, что один из постов оказался оголенным. Неизвестно куда подевался начальник милиции Кунаков (впоследствии он объяснил свой поступок тем, что в его маузере якобы произошел перекос патрона). Чтобы не оставить этот пост открытым, я поспешил к нему через двор крестьянина Иванова.
Только я выбежал из калитки, как увидел, что Антоновы уже на улице, стоят рядом и с руки стреляют по нашему посту, пробивая путь к бегству. Я обстрелял Антоновых из своего пистолета… Бандиты были вооружены лучше, чем я. У них было два маузера и два браунинга… но тут на помощь мне подоспели… и мы прижали бандитов на задворках. Пуля угодила Антонову в подбородок. Получив легкое ранение, он, а за ним и его брат перемахнули через забор двора и без обуви, в одних шерстяных носках, бросились бежать огородами в сторону густого конопляника к лесу. Момент был очень опасным – бандиты были на пути к спасению. Мы пересекли им путь…»
Изрешеченные, искромсанные пулями чекистов, братья Антоновы приняли смерть сразу и вместе. Они одновременно пали на землю, обагряя ее кровью, завершая свой земной путь и уходя к Господу на Суд. Чекисты долго глумились над их прахом, а потом перевезли и выложили их тела для обозрения народа в Тамбовском Казанском монастыре, где размещался губернский отдел ГПУ. Захоронены они были там же, без отпевания, без крестов, без могил. Но народ запомнил место, где земля приняла последних вождей народного крестьянского восстания.
* * *
