Жизнь медленно возвращалась на разоренные русскими владения Ордена. Неле лечила рану на десной ноге Иоганна, полученную от русской стрелы. Та вошла глубоко в ногу. Во время бегства с берегов Эмбаха рыцарь пытался не раз выдернуть стрелу, но лишь обломил ее древко. Как только он возвратился домой, то с трудом с помощью невесты и оруженосца снял доспехи, а потом сразу ослаб и слег. У него начались горячка и бред. Неле решительно взяла все бремя лечения жениха на себя. Через хозяйку дома она узнала, что цирюльник с соседней улицы хорошо врачует раны, и отправилась к нему. Но тот был занят подобной работой по горло и лишь отправил с девушкой своего подмастерья-племянника. Уже дома тот и оруженосец перевернули на бок лежавшего в беспамятстве Иоганна и срезали черные от засохшей крови повязки с его правой ноги. Рана сочилась темной кровью и гноем. Нижняя часть ноги вспухла красной опухолью почти до колена. Когда ученик цирюльника, вымыв руки горячей водой, начал вскрывать рану ножом, ошпаренным кипятком, то темная кровь брызнула на белые подстеленные тряпки, и Иоганн застонал. Неле подошла к раненому жениху, всмотрелась и поняла, что наконечник стрелы, возможно, вошел в кость ноги и изъять его оттуда только разрезая мышцы, не удастся. И оруженосец, и лекарь, понимая это, с тревогой посмотрели на девушку. Но Неле держалась. Запах черной крови и гноя распространился в комнате. Не раздумывая долго, лекарь попросил служанку раздобыть у хозяина дома небольшие клещи и принести ему. Та быстро убежала и вскоре возвратилась, выполнив просьбу. Затем племянник цирюльника велел оруженосцу подойти к очагу и держать клещи над огнем. По его же просьбе Неле быстро оторвала чистый лоскут от своего стираного белья и приблизилась к Иоганну. Затем лекарь велел всем присутствовавшим крепко держать раненого. Только Неле по его указанию раздвинула края раны своими перстами, в которых был оторванный лоскут. Небольшой край обломанного древка стрелы был виден ей в кровавой глубине раны. Лекарь взял обеими дланями раскаленные клещи, поданные оруженосцем, и слегка раскрыл их. Через мгновение он ввел их в рану и цепко ухватил конец древка. Кровь зашипела, сворачиваясь от соприкосновения с раскаленным металлом. Запах паленой плоти пополз по комнате. Напрягшись, ученик цирюльника дернул клещами за обломок древка и вырвал черный от крови наконечник стрелы. Иоганн страшно закричал в бреду. Кровь и гной вновь хлынули на белые подстилки и замочили их. Через пять минут течение крови и гноя прекратилось. Лекарь очистил рану кусочком свежей тряпки, смоченной каким-то раствором, пахнувшим уксусом. Затем наложил целебные мази и свежие повязки. Иоганн пришел в себя, а через минуту забылся тихим сном.
Расплатившись с лекарем и распрощавшись с ним, Неле занялась хозяйством. Всю оставшуюся часть дня она думала о том, что ей хочется сходить в храм, помолиться и поблагодарить Бога. Она со времени своей болезни еще не была на мессе. И, осознавая умом и душой необходимость этого, она вдруг поняла, что не очень хочет идти в собор, строившийся в замке, и слушать богослужение на латыни. Ей хотелось пойти в русский храм, помолиться и услышать православную литургию, как тогда на Руси, когда жила на княжеском Городище под Новгородом.
Через день Иоганну стало лучше, и девушка решилась доверить уход за ним своей служанке. Неле встала утром рано, оделась, накинув поверх головы платок, как это делали русские женщины перед тем, как идти в храм, и пошла в русский квартал города. Деревянный храм стоял посреди небольшой площади, мощенной, как и в Новгороде, тонкомерным бревном. Саму площадь окружали рубленые палаты и избы. Перекрестившись по православному, Неле поднялась по ступеням невысокой деревянной паперти, вошла в храм. Молящихся было немного. Перед алтарем у аналоя стоял дьякон в сером стихаре и негромко читал по церковно-славянски Псалтирь. На хорах тихонько распевались певчие перед богослужением. Близ солеи кого-то исповедывал старенький, седой священник, накрывавший голову исповедывавшегося епитрахилью. Лицо священника показалось знакомым девушке. В небольшом храме было тихо, уютно, и как-то тепло. Сильно пахло курившимся ладаном и сладковато-терпким запахом горящих и тающих восковых свечей. Но Неле почувствовала и тонкий запах сосновой смолы, слезившейся золотистыми капельками наструганных бревнах. Иконы яркого новгородского письма, освещаемые мерцавшими лампадами, светились в нишах алтарной преграды. Глаза святых с икон внимательно смотрели на девушку. Неле почувствовала спокойствие и умиротворение. Взяла свечей. Зажгла одну перед Распятием на Кануне и долго молилась за упокой души раба Божьего Феодора. Затем поставила свечи перед образом святой Пречистой Девы и образом святого Николая, которого русские называли Угодником и Чудотворцем, Тем временем литургия уже шла своим чередом, и храм наполнился людьми. С затаенной болью и радостью вслушивалась Неле в слова церковно-славянского богослужения, вспоминала их и с удивлением замечала, что сейчас совсем по-новому начинает понимать смысл и слова молитв. Сама того не замечая, она тихо плакала, стоя перед образом Пречистой Девы Марии, державшей на руках Богомладенца, и по ланитам ее катились слезы.
Вдруг молитвенное состояние ее было нарушено. Сама не зная почему, она посмотрела ошую себя и скорее даже не увидела, а почувствовала на себе взгляд пристально смотрящих на нее зеленых глаз. Всем своим существом она ощутила и поняла, что она знает эти ненавистные ей глаза, которые словно съедали ее. Перекрестясь и поклонившись образу святой Девы, прося ее заступничества, Неле быстро вышла из храма и побежала домой.
* * *
По случаю окончания войны и заключения мира в замковом соборе Оденпе служили мессу и панихиду по погибшим воинам, защитившим христианские города от жестокого врага. Рыцарь Иоганн фон Берг, только начавший оправляться от раны, и его невеста Неле слушали мессу, как и сотни других почетных и именитых горожан, сидя в среднем ряду справа, ближе к Центральному проходу. В первых рядах прихожан, почти у самой солеи храма на скамьях восседали фогт и конвент, состоявший из двенадцати наиболее достойных братьев-рыцарей. Среди городской знати и купечества на мессе в соборе присутствовало несколько десятков русских бояр из Новгорода со своими домочадцами и ближними, старейшины оденптских эстов со своими семьями. Множество простонародья: оруженосцы, кнехты, подмастерье, мелкие торговцы, молодежь из среды немецких колонистов, недавно перебравшихся в эти места, эсты из окрестных селений, приехавшие в город для заработка или продажи продуктов, группами стояли у столпов храма и ближе к стенам и лесам у боковых нефов. Службу вел дорпатский епископ Герман, специально приехавший в Оденпе со своим клиром. Все внутреннее пространство собора было залито светом сотен горевших свечей, и потому было можно хорошо рассмотреть всех присутствовавших. Певчие тонко и высоко выводили распевы Григорианского хорала под строгое и возвышенное звучание органа. Блики света играли на столпах и стенах романского собора, светившегося новизной каменной кладки. Стены храма еще не были выведены на полною высоту. Вдоль них возвышались леса. Деревянные каркасы полуциркульных сводов еще только устанавливались над боковыми нефами. Крыша, покрывавшая собор, была временной, деревянной. В свете свечей сияли резные деревянные скульптуры святых и редкие иконы. Неле уже не первый раз успела отметить для себя, что в русских храмах икон было намного больше, и что они были написаны теплее. Пышное богослужение латинского образца и само пространство католического собора казались ей теперь излишне помпезными, вычурными, непропорциональными в сравнении с богослужением и внутренним пространством русских храмов.
