Близ Иоганна и Неле сидели рыцари и известные воины, проявившие храбрость и выжившие в сражении с русскими на Эмбахе. Многие из них были ранены и еще не совсем оправились от ран. Иоганн, успевший подружиться с несколькими из них, тихо на ушко рассказывал невесте о каждом. Неле внимательно слушала жениха, но взгляд ее иногда скользил левее — по рядам, где сидели новгородские бояре. Она словно ждала чего-то. Ждала и не ошиблась. Еще не миновала середина мессы, как со стороны левого нефа к новгородским боярам подошли два человека. Один из них, по виду воин с суровым бритым лицом и массивным подбородком, был одет в строгое, но дорогое немецкое платье. На нем был темно-серый котт
[126]
, поверх которого было одето длинное светлое сюрко с алым крестом на груди. На поясе у него висел тяжелый двуручный меч. Другой — рослый, рыжеволосый и бритый в добротном новгородском кафтане, был также препоясан мечом. Эти двое раскланялись с новгородскими боярами. Неле сразу узнала второго…
В голове у нее помутилось, но она внутренне собралась, закрыла глаза, тряхнула головой, словно желая избавиться от дурного сна. Открыв их вновь, поняла, что это не сон. Вежливо перебив жениха, девушка спросила у него, не знает ли он, кто эти двое, подошедшие к русским. Иоганн, почувствовавший тревогу в словах невесты, внимательно взглянув ей в глаза, и отвечал, что не знает. Следом спросил, почему ей интересны эти двое. Неле тихо молвила, что лицо рыжеволосого ей кажется знакомым. Тогда Иоганн тронул за плечо сидевшего впереди него воина, потянулся к нему и шепотом обратился с вопросом, заданным ему невестой. Это был его новый друг — рыцарь Герхард фон Мантейфель, участвовавший в походе на русских. Он принадлежал к фамилии знатной и давно известной в Ливонии. Многих, равных ему по происхождению, Герхард знал, и со многими был на короткой ноге. Внимательно посмотрев туда, куда указал Иоганн, он отвечал, что один из двоих — брат-рыцарь Эрнст фон Торберг, являвшийся членом дорпатского конвента. Другой же — приезжий из Дорпата, русский, новгородец, предупредивший дорпатцев о нашествии новгородского короля Ярослава. За этот поступок он оказался в большой чести у самого епископа Германа и дорпатских господ-рыцарей, получил также большое денежное вознаграждение, принял христианское крещение и поступил на службу к самому епископу. Иоганн поблагодарил Герхарда за сказанное и тихо передал слова своего друга Неле. По ее лицу стало заметно, что она сильно побледнела и заволновалась. С тревогой в голосе рыцарь спросил, что случилось с невестой. Та, выждав несколько минут и немного успокоившись, тихим, все еще трепетным голосом, но серьезным тоном просила жениха быть очень осторожным, если ему придется столкнуться с этим русским. Озабоченный словами девушки, Иоганн стал просить невесту подробнее рассказать ему, в чем суть дела. И тогда Неле, пытаясь всеми силами скрыть волнение, поднимавшееся в ее душе, поведала Иоганну, что этот человек — негодяй, повинный в смерти молодого новгородского князя — сына короля Ярослава, приведшего русские войска на земли Ордена. С трудом веря словам невесты, рыцарь повернулся и посмотрел на того, о ком они говорили. Девушка посмотрела туда же. Рыжеволосый глядел на них… Его нахальные зеленые глаза и глаза Неле встретились. Не скрывая того, что узнает ее, он самоуверенно и нагло усмехнулся и слегка склонил голову в приветствии. Девушка не ответила, но, вспыхнув всем лицом, в негодовании отвернулась. Иоганн повернулся к невесте и тихо, но твердо молвил, что она может не бояться этого человека до тех пор, пока он — ее жених будет с ней. Крепко сжав ее кисти рук в своей десной длани, он обернулся к рыжеволосому, грозно и твердо посмотрев ему в глаза.
Глава V. Обет любви
Грозным и бранным стало лето 6742 г. для Новгорода Великого и всей Новгородской земли. Вои не успели толком отдохнуть и залечить раны после возвращения из похода в Чудскую землю, как разнеслась весть, что литовская рать изгоном напала на Руссу. Городской посад был захвачен врагом до торга. Но рушане успели собрать воев. За оружие взялись все, кто мог: огнищане, гридьба, купцы, мастеровые и даже попы и монахи. Когда литва грабила посад, рушане успели сделать засаду. Литвины, попавшие как кур в ощип, отчаянно сопротивлялись, но были выбиты из посада в поле. В ожесточенной схватке русичи посекли человек двести нападавших, но и сами потеряли не одну сотню воев. Среди погибших оказались четверо бояр и священник Петрила О6радичь. Литва разорила монастырь Святого Спаса, ограбила монастырский храм Преображения Господня, осквернив иконы и престол. Там же были убиты четверо мнихов. По словам посылов, литовская рать отступила на Клин.
Князь Ярослав срочно собирал конные полки, чтобы переять литву. В Новгороде и на княжеском Городище царили спешка и неразбериха, вои готовились в поход. Князь Александр был грустен и озабочен. Отец не брал его с собой. Сказалась и легкая рана, полученная в оший бок в сражении на Амовже, да и Новгород не годилось оставлять без князя в такое опасное время. От невеселых мыслей молодого князя отвлек улыбавшийся Ратмир. По велению князя Александра он ездил в Новгород еще рано утром, а теперь, воротившись, застал своего господина близ Городища, когда тот по велению батюшки проверял готовность переславских кметей к походу. Сам князь Ярослав Всеволодович был близ Новгорода и с тысяцким собирал новгородский полк, а также ладьи и насады, для того, чтобы отправить часть войска на Руссу водным путем. Шепнув Александру на ухо, что имеет для него весть, меченоша скромно отъехал, и на почтительном расстоянии последовал за князем. Веселая улыбка Ратмира и его обнадеживающие слова развеяли в душе князя озабоченность и вселили радужные надежды. Александр понял причину своей грусти. С начала похода в Чудскую землю он не видел своей остуды, а лишь через седмицу после возвращения получил от нее грамотцу, доставленную Ратмиром. Елена писала, что вернулась в Новгород, что ждала его и молила Господа о нем. Слава Богу, он возвратился живой, и она ищет встречи с ним: Письмо было написано второпях, и Ратмир лишь мельком видел Елену.
После возвращения из похода батюшка ни на шаг не отпускал от себя Александра. Дни проходили в какой-то безумной лихорадке. Он не принадлежал самому себе. И оставалось время только для молитвы Богу. Хоронили воев, побитых в Чудской земле. Много пало там низовцев из переславского полка, умирали и тяжелораненые. Раненых, оставшихся в живых, лечили на Городище. Правили и чинили снаряжение, оружие, упряжь, перековывали коней. Делили полон, решали судьбу полоняников — немцев и эстов. Немцев из Юрьева и Медвежьей Головы Орден обещал выкупить. Эстов частью угоняли в Залесскую Русь, частью холопили новгородцы.
Да, полоняники… Щедро, с лихвой платили русичи за захват и избиение тесовских мужей, женщин, стариков н детей, за разорение Изборска, гибель изборских воев, за сожженные храмы и дома, поруганные иконы, вырубленные сады, потравленные поля и нивы. Вот и сейчас перед глазами молодого князя образ эста, повешенного русскими кметями на развесистой яблоне в сельце близ Юрьева. Женка и мать с воем и воплями ужаса обнимают связанные в голенях, холодеющие ноги и чресла казненного. У порога дома лежит пронзенный копьем в грудь, истекающий кровью дед. Навзрыд плачут белобрысые, еще малые, сопливые чухонские детишки. Ярко, с треском, распространяя удушливый и горький дым, обдавая нестерпимым жаром, осыпая всех головешками, горят чухонские жилища и скотные дворы. А переславские и новгородские конные вои со свирепыми лицами, бьют и гонят древками копий и ножнами мечей коров, быков, овец. Женщин, детей отгоняют от повешенного и гонят как скот на Русь — в полон. Полон огромен, как и гурты скота, сгоняемого со всей округи. Здесь не только женки и дети, здесь чухонская молодь с окровавленными, разбитыми лицами и связанными за спиной руками, у некоторых выя и длани забиты в колодку, здесь плачущие, изнасилованные чухонские девушки. Здесь же плененные, изъязвленные русскими стрелами, немецкие кнехты и даже рыцари, кто держит голову высоко и горделиво, несмотря на полученные раны. И вот всех их гонят на восток — к Чудскому озеру, а затем на север — к рубежам Новгородской земли. Тех, кто уже не может идти и падает от ран или усталости добивают копьями и секирам. Да, эту — исподнюю сторону войны лишь недавно узрел князь Александр, узрел, но еще не понял, не принял, а видимо это нужно было сделать…
