Подняв главу и посмотрев в очи царю, Творимирич сказал, что кланяется не только от себя, но, прежде всего, от нового великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича. Затем рек, что великий князь владимирский ищет царской милости и просит принять его под великую царскую руку. Князь умоляет царя не ходить на Новгород Великий, не разорять града и ради Господа Бога Исуса Христа не проливать зря человеческой крови. От себя уже Творимирич добавил, что в царстве великого хана Угедея много подданных христиан, исповедующих Христа так, как учил первоепископ Несторий. И всех их хан милует, и они служат ему, как верные слуги и рабы. Следом боярин одарил царя богатыми подарками, спрашивал о его здоровье и здоровье семьи. Удивленный Батый усадил боярина и сопровождавших его мужей по их степному обычаю, угощал своим татарским питьем и кушаньем, слушал посла и хитро улыбался. Разговор зашел о Киеве, ибо Батый хорошо знал, что князь Ярослав пришел оттуда с полками. Творимирич много рассказывал Батыю о древней столице, о Южной Руси. После этого царь совсем потеплел к русскому послу. Затем Батый стал спрашивать О венграх, половцах и последнем море. И Творимирич понял, что Батый хочет услышать о Греческом море, морях фрягов и франков. Тогда он повел разговор о том, что с половцами великие владимирские князья не дружили, общались мало. Друзьями половцев были соседние северские и черниговские князья. С черниговцами же владимирские князья воевали многажды. Тут Творимирич испросил царя, слышал ли и знает ли он о страшной сече на реке Калке. Царь обратился к одному из своих воевод — старому и опытному на вид, с суровым лицом и без улыбки слушавшим разговор царя с послом. Они обменялись несколькими словами по-монгольски. Батый что-то спросил у старого воина. Тот одобрительно качнул головой и ответил утвердительно. После этого глаза Батыя еще более оживились, и разговор продолжался. Осведомленный Борис Творимирич склонил голову, приложил руку к сердцу и испросил разрешения у царя задать ему вопрос. Царь кивнул головой, и боярин спросил, сопутствует ли удача его брату Монке в войне с половцами. Батый с удивлением приподнял десную бровь и, скрывая что-то под прищуром раскосых глаз, ответил послу. Толмач с трудом перевел, что кыпчаки хитры, но они не уйдут от карающего меча и стрелы монголов. Тогда Творимирич добавил, что половецкий хан Котян собирается увести свою орду за Карпатские горы в землю угров. Царь утвердительно кивнул головой. Об уграх же Творимирич сказал, что они — латиняне, еретики много раз грабили и воевали Галицкую Русь и доходили даже до Киева. Затем поведал, что жил «в греках» немало лет кряду. Видел Цареград, Фессалонику и многие другие греческие города. Видел и знал многих государей греческой и болгарской земли. Ходил на кораблях по Русскому, Мраморному, Греческому и Фряжскому морям. Долго воевал с латинянами — франками и фрягами. Одно время воевал и с магометанами-сельджуками. Все это вызвало неподдельный интерес Батыя, глаза его загорелись, и он долго расспрашивал боярина о латинянах, их богатствах, обычаях и их умении воевать. Затем, совсем потеплев, подарил боярину свой монгольский меч. Сказал, что окажет милость князю Ярославу и его народу, повернет войска от Новгорода и пойдет назад в Поле через земли черниговского князя, враждебного Ярославу Всеволодовичу. А о подданстве и службе его подумает, да еще позовет его и других русских князей к себе. Лишь под утро Батый отпустил русское посольство и велел отдать оружие русским кметям. Уже утром русичи увидели, как татарские рати стали уходить окольными дорогами на юго-восток. Татарская сотня сопровождала русский обоз целый день. И лишь в сорока верстах от Новгорода повернула вспять. Тогда боярин послал трех кметей с известием и кратким письмом ко князю Ярославу, а сам с обозом двинулся на Городище. На этом старый боярин окончил свой рассказ, передал от батюшки князю Александру свое благословение и отпросился отдыхать.
Радостный Александр легко вздохнул всей грудью, обнял, поцеловал старого боярина и отпустил его спать. Потом вышел на двор, велел дворскому позаботиться о приехавших кметях и возничих, задать корма коням и отвести от ворот сани. Следом пошел к матушке. Феодосья не спала, уже знала о приезде Творимирича и ожидала сына. Как мог, Александр кратко, но радостно и убедительно рассказал матери о случившемся, дав понять, что опасность отступила. Матушка встала на колени перед иконами, со слезами на глазах начала молиться о спасении и благодарить Господа. Александр же полный впечатлений вызвал Ратмира и почти до самого утра обсуждал с ним все, что услышал от боярина.
Рано поутру князь в сопровождении меченоши, десятка гридей и отроков поскакал в Новгород сообщить радостную весть владыке Спиридону и новгородским мужам. Еще было довольно рано, но Новгород Великий уже по-прежнему шумел, бурлил и шевелился, как растревоженный улей. Только теперь как будто что-то переломилось, поменялось. Князь вдруг увидел, что тает снег, бегут первые ручейки, с крыш сочится капель, как-то особенно весело щебечут птицы, ласково пригревает утреннее солнце, и понял, что весна властно вступает в свои права. И все же на душе было немного тоскливо. Елену матушка увезла в одно из пригородных сел, и они не виделись уже более месяца. Ратмир как-то сказал, что его тетка, боясь татарского нахождения, вообще задумала перебраться к родне и сыновьям в Медвежью Голову. Князь подумал, что нужно будет послать Ратмира и сообщить своей остуде радостную весть. Недобрые же мысли отогнал от себя.
Ударили церковные била, созывая народ к утренней службе и литургии. На улицах Александр все чаше встречал людей, на лицах которых читались не тревога и забота, а чувство облегчения и избавления. Причина была понятна… Видно первые известия о том, что татары повернули от Новгорода, уже дошла до новгородцев. И следом князь подумал о том, чего стоила эта радость. Одних только новоторжцев побито было тысяч пять, не менее. Защищая Торжок, погибли Яким Влунькович, Глеб Борисович, Михаил Моисеевич с десятками своих воев. А сколь простого народа посекли татары, пока шли до Игнача Креста. А сколь погибло на Сити, при защите Владимира, Москвы, в сече за Коломну, а сколь пало рязанских русичей. А кто сочтет десятки тысяч угнанных в полон, загубленных без милости, замерзших от холода. Да, дорого заплатила Северная Русь за то, чтобы обескровить и повернуть вспять Батыеву рать. От всех этих мыслей становилось тошно, кружилась голова. Даже не верилось, что все это уже позади. Тяжелый крест принял его батюшка Ярослав Всеволодович, принимая великий стол Владимирский. И еще одна мысль и одно чувство пришли и уже более не оставляли князя Александра. Он знал и чувствовал, что переломился весь ход прежней жизни, что той Руси уже нет, и ее вспять не воротить никогда.
Глава X. Козельск
Март подходил к концу. Близилась страстная седмица Снег таял все быстрей, был плотным, мокрым и покрывался льдистой коркой. Лед на реках становился рыхлым, и воды притоков и прибрежных ключей заливали его сверху, а холодными ночами к утру замерзали серо-синими буграми у берегов. В полдень тучные снега поймы и заливных лугов Жиздры играли под лучами солнца всеми цветами радуги. Горислав и Путята смотрели, прищурив глаза из-под десницы, то на юго-запад, то на запад с верхов рубленой стены Козельского града. Толстый ледяной панцирь, покрывавший валы и бревенчатые основания стен, с юга и запада также ярко отражал солнечные лучи, и этот блеск мешал всматриваться в даль. Все было пустынно вокруг. Брошенные дома и вырубленные сады посада только и напоминали о былой жизни. Редко пробегала где-то бродячая собака да каркали вороны. Тревожно было у детского, его друга, да и у всех козлян на душе в те дни. Позавчера вечером пришла страшная весть, что татарский отряд неожиданно появился у Вщижа, изгоном взял его, разорил и сжег. Затем ворог показался у Дебрянска. Но дебрянские вои уже были предупреждены, и этот орех оказался татарам не по зубам. И то, правда, Дебрянский град стоял на высоченном холме крутого берега Десны, поросшем у подошвы дремучим лесом. Татары даже не пытались приступить ко граду. Это уже давало надежду. Одно было не совсем ясно козельским мужам, как татары из-под Новгорода так быстро дошли сюда — в средину Черниговской земли.
