Полторы тысячи татарских воев прорвалось через выбитые ворота и через пролом внутрь града. Другие били из луков по заборолам с напольной стороны. Однако русичи не оставили стен и не бежали защищать свои семьи и дома. Каково же было удивление татар, прорвавшихся за стену, когда им в спину вновь ударили стрелы и железные болты, а перед ними оказались новый вал с надолбами и новая воротная вежа…
Уже более получаса Горислав не выпускал лука и, сжав от ненависти уста и зубы, редко, но уверенно бил стрелой сначала за стену, а потом внутрь града. Каждая стрела ложилась в цель. Почти после каждой татарский ратник падал на землю, то воя, то крича от боли и хватаясь дланями за бедро, выю, или выронив оружие и закрыв лицо. Кто-то из татар разворачивался и пытался подняться по скользкие и тонкому протаявшему ледку на внутреннюю сторону вала, но тщетно. Кто-то пытался вскарабкаться по бревенчатому обвалу на стену. Их сбивали стрелами, рогатинами и камнями. Детский всматривался внутрь града и видел, что на старом валу у надолбов идет страшная, кровопролитная резня. Все теперь решалось там. Отбивая ворога от надолбов, русичи кололи татар совнями, рогатинами, секли их мечами и топорами. Многие, выронив оружие, в ближнем рукопашном бою резали татар ножами. С новой воротной вежи и со стен сотни стрел осыпали и валили врага. Ратники, ворвавшиеся в город, и, казалось, готовые по привычке добивать, грабить, насиловать, сами оказались в западне. Кто-то из них пытался достать лук и отстреливаться, но тех сразу же накрывали стрелы русичей. Еще десять-пятнадцать минут сеча кипела внутри града у старого вала. Но вскоре татарские сотники поняли, что оставаться в этой западне равносильно погубить всех вверенных им людей. Разбившись на небольшие отряды, татары под давлением русичей отходили через разбитые ворота и пролом за стену. Здесь на них сверху обрушились новые камни и бревна. Пощады не было никому. Еще через четверть часа остаток татар вырвался из града в поле и откатился на два полета стрелы. Снова ударили камнеметы по стенам. Затем огненные снаряды зажгли бревна пролома и заборола в нескольких местах. Но козляне смело тушили пожары, не давая огню распространиться вдоль прясла. Было видно, что лишь небольшие отряды татарских стрелков остались у пороков. Весь остаток дня русские лучники бились через стену с ворогом. Большая часть конной татарской рати, сворачивая стан, отходила за Другусну или к Жиздре, пропадая в пригородных перелесках и лесах. Тем временем козельские кмети и гражане добивали раненых татар. Поднимали, уносили и перевязывали своих раненых, поили их водой, медовухой, пивом. К ночи сочли потери. Русичей легло в этой сече более двухсот человек. Раненых было до ста. Татар побили, покололи и посекли внутри града около семисот пятидесяти. Козляне ликовали. Но радоваться было рано.
Оставив большую сторожу у заборол, все козельские мужи и старшая дружина собрались в палате княжеского терема на совет. Решали одно. Воевода Любомир предлагал выйти за стену двумя отрядами, побить, посечь все вражеские пороки, пращи и нанести удар татарам в спину. Горислав, Путята и все, кто ходил с ними на Калку, не одобряли этого решения. По их словам, татарские воеводы были хитры и могли устроить русичам засаду вне стен. Начались жаркие споры. Многие из княжеской дружины соглашались с Гориславом и Путятой, но желание сокрушить татарские пороки, оставленные под слабой охраной, было очень велико. Наконец воевода добился своего. Молодой князь Василек склонился на его сторону. Сдались и опытные вои черниговской дружины. Решено было конной сторожей в двести воев выйти за стены и разведать все о вороге. Если же татар осталось у Козельска немного, то принять бой. Тем временем пешие козляне не более ста человек, кто пойдет по доброй воле, должны были выйти следом, чтобы разбить и рассечь татарские пороки и пращи.
Еще не забрезжил рассвет, когда русичи, предельно сохраняя тишину, вышли из града через пролом и разбитые ворота конным и пешим отрядами. Коней выводили в поводу, вели осторожно по татарскому перемету и затем садились верхи. Среди комонных были Горислав с Путятой и несколько их сотоварищей по черниговской дружине. Татарские стрелки не спали и пустили в русичей десятки стрел. С ходу русские конные вои обошли тыновые стены у пороков и обрушились на татар с копьями. После короткой схватки татарские ратники, кто верхом, а кто и пеш, стали отходить. Конные русичи преследовали их. Горислав вел отряд, что напал на татарские пороки, установленные ближе к Другусне. Где окриком, где и древком копья он удерживал своих воев от преследования врага. Путята был с ним рядом. Тем временем пешие козляне в рассветных сумерках уже громили пороки кузнечными молотами, ломами и тяжелыми секирами. Вышибали бревна из пазов, рассекали толстые веревки. Среди них был и брат Горислава Любомир.
Вдруг Путята указал Гориславу острием меча на то, что со стороны Жиздры из перелеска русской конной стороже навстречу выехал небольшой отряд татар. Там уже завязалась сшибка. Западнее из-за холма показался еще один небольшой конный отряд врага и тронулся навстречу русичам. Горислав остановил коня и проорал своим воям, чтобы не трогались е места. Тем временем со стороны Жиздры показался третий уже многочисленный отряд вражеской конницы, который пошел наперерез козлянам, дравшимся ошую. Татары явно намеревались ударить по пешцам, громившим пороки, поставленные против ворот. Детский тут же послал передать, чтобы русичи немедля бежали к пролому за стену града. Татарская конница развернулась лавой и стремительно приближалась. Вскоре дальнобойные татарские стрелы достали пеших русичей, отступавших к стенам. Горислав развернул свой отряд и повел его встреч татарской лаве, чтобы прикрыть отход. Но было поздно. Наперерез ему с гиканьем и свистом уже летела на рысях татарская сотня, пускавшая стрелы. Через три минуты конные русичи сшиблись с татарами и закружились в вихре сечи. Изловчившись, детский копьем ударил всадника в кожаных доспехах и круглом шеломе с бармицей. Тот не успел загородиться щитом, и копье пришлось ему в грудь. Татарин опрокинулся и стал выпадать из седла. Понимая, что ворог втрое-вчетверо больше числом, Горислав прокричал княжескому отроку, чтобы трубил условным сигналом в рог. Надо было немедля отводить отряд к стене града. Отрок протрубил, но далеко не все русские вои услышали сигнал и выполнили веление детского. Русичам явно не хватало выучки и слаженности. Наученные драться в обороне, многие были не готовы к бою в поле. Дело шло к тому, что козлян могли полностью окружить и перебить стрелами, как диких уток.
— Засада суть! — мелькнуло в голове у детского.
Выругавшись матерно, Горислав повернул коня, и погнал его к пролому. За ним следовали Путята и десятка три воев. Однако, развернувшись, он с ужасом увидел, что опоздал. У вражеских пороков и у перемета уже началась жестокая сеча. Татары теснили русичей. Наперерез детскому шло на рысях около сотни татарских ратных. Увидев это, Горислав вновь развернул коня и погнал его на северо-запад к кустарнику, густо растущему на берегу Другусны…
* * *
Стоял прохладный и сырой весенний день. В лесу было еще много нестаявшего снега. Уже вторые сутки они прятались в глухом урочище верстах в десяти севернее Козельска. Голодные кони тихо ржали. Десять человек сидело, двое раненых лежало у костра на срубленных жердях и постеленных поверх них конских потниках. В глазах молодых воев были тоска и уныние. Всем хотелось есть. По словам опытного козельского кметя, побывавшего в стороже, татары вновь обложили весь град и стали бить по нему пороками и огнем. Прорываться в Козельск было подобно смерти. Решали, что делать далее. Горислав отмалчивался. Несчетно корил себя за то, что согласился выйти в сторожу за стены града и попал в засаду со своими людьми. Путята лежал раненый и стонал, прося воды. Детский понемногу отпаивал его отваром еловых веток и отвечал на вопросы. Было видно, что друг, раз от раза, бредит и забывается сном.
