Так, в полной тишине, князь прождал около четверти часа. Наконец дверь тихонько скрипнула. И в горницу, словно тень, тихо вошла она. Александр сразу узнал ее, хотя голова, плечи и руки ее были скрыты большим платком. Только тонкий профиль лика увидел князь в свете свечи, когда она повернулась к образам. После крестного знамения Елена поклонилась ему, сохраняя молчание. Князь с замиранием сердца ответствовал тем же, а затем шагнул к ней. Вновь скрипнула дверь и половица под ногой вошедшего, и Александр увидел Ратмира. Александр заметил, что тот улыбнулся одними губами и поклонился ему. Дланью десной руки князь подозвал к себе меченошу. Шепотом они быстро обговорили все и решили что, Ратмир оставит князя часа на три с Еленой наедине. Более было нельзя, поскольку в монастыре могли хватиться ее и начать искать. Правда, Ратмир предупредил дворовую девушку своей сестры, чтобы в случае какого-то сполоха та оповестила его. С этим меченоша оставил князя Александра и Елену.
Наступила тишина. В избе по-прежнему тонко пел сверчок. Сердце Александра застучало с удвоенной силой. Он тихо подошел к Елене, нежно охватил рукой ее плечи и усадил на лавку. Она не сопротивлялась. Стал спрашивать, о чем она печалится, и с трепетом взял ее десную длань в свои длани. Нежно сжимая ее теплые персты и запястье, Александр чувствовал, как бьется ее пульс- Она не отнимала руки и ответствовала, что печалится из-за беды, произошедшей в Тесове и Изборске, и тревожится о своих братьях, ушедших с дядьями в Чудскую землю к немцам. Помолчав немного, добавила, что сегодня часа два молилась у гроба покойного батюшки. Молилась и мыслила, что тот рано оставил этот мир и осиротил их, что теперь нет у них заступника, что отныне в Новгороде смотрят на них с враждой и ненавистью. Может быть, придется им с матушкой и сестрами оставить родной город и бежать куда глаза глядят. В голосе возлюбленной князь почувствовал слезы и еще крепче обхватил ее плечи рукой. Дланью своей почувствовал ее тонкое и трепетное тело. В этот момент в нем вдруг проснулся муж, и он отчетливо осознал, что отныне она в его власти и что желание владеть ею никогда не оставит его. Легко смахнув с ее головы платок и приблизив свои уста к ушку Елены, он стал шепотом успокаивать ее. Она тихонько плакала. Горячие слезы катились по щекам. Между тем губы его сами незаметно стали целовать ее маленькое душистое ухо. Он шептал ей, что не оставит ее и будет ей заступником, шептал, что любит ее и не отдаст никому. Услыхав это, она повернулась к нему лицом, и глаза их встретились. Через мгновение губы их слились в поцелуе и Вселенная словно прекратила свой ход.
Сладость долгого поцелуя разожгла Александра. Он сам не помнил, как скинул с ее плеч платок и почти разорвал рубаху на ней, обнажая небольшую, но упругую девичью грудь. Елена слабо сопротивлялась, и движенья ее дланей скорее напоминали ласковые поглаживания его ланит и волос, чем попытки защитить себя от его лобзаний. Он же в исступлении сосал ее грудь и, вдыхая, пил в упоении аромат ее девичьего тела. Как показалось им обоим, с первого поцелуя прошло всего несколько мгновений, на самом же деле прошло более часа времени. Когда же Александр, разжигаемый страстью, стал охватывать и ласкать ее чресла, поднимая край ее сарафана, и целуя ее обнаженные колени, что-то словно просветлело в голове у Елены. Она быстро стала приходить в себя и с испугом стала шептать ему:
— Несть, несть, княже! Пожди!
Эти слова охладили пыл юноши. Длани Елены легли ему на руки, не давая ласкать себя. Александр тряхнул головой, словно просыпаясь от какого-то чудесного и затяжного сна. Затем сел на лавке, распрямляя затекшую спину. Она поднялась, обняла его руками за плечи и шею, стала целовать его чело. Он же, успокаиваясь, прильнул десной ланитой к ее обнаженным персям, уже не целуя их. Руки Елены стали скользить по маковке его головы, и вискам, словно она ласкала и успокаивала расшалившееся дитя. Сердце в груди князя стало биться ровнее. Он обвил руками ее стан, поднял глаза, вглядываясь ей в лицо, и одними губами шепотом вопросил:
— Колико ждати?
Помедлив, она ответствовала:
— Не надолзе. Дондеже, яко приидет новая беда.
* * *
Князь Ярослав Всеволодович торжественно и грозно восседал на княжеском столе в большой палате рубленого терема, что на Ярославовом дворище в Новгороде. Его окружала большая свита из ближних бояр, людей княжеского двора и именитых новгородских мужей. Немного поодаль на столе восседал новгородский владыка Спиридон в окружении клира Святой Софии и ближних слуг. Молодой новгородский князь Александр стоял, как и все мужи, окружавшие отца, но был рядом и одесную его. Два его младших брата Андрей и Михаил стояли рядом с ним. Принимали изборское и псковское посольства. Александр часто посматривал на отца, хмурившего брови, и чувство уважения и страха перед ним охватывали молодого князя. Ярослав Всеволодович сильно и заметно постарел за этот год. Смерть старшего сына Феодора тяжелым бременем легла на плечи и слегка сгорбила князя. Русые волосы бороды уверенно и ярко тронула седина. Ясные и большие голубые глаза потускнели, и паутинка морщин легла возле уголков глаз. Разросшиеся темные брови сошлись у переносицы. Светлые волосы стали все заметнее оставлять чело, и высокий лоб князя венчали большие залысины. Длинные усы подковой легли возле уст, уголки которых горестно опустились вниз. Кончик длинного прямого носа слегка заострился и обвис. Александр заметил про себя, что с годами батюшка, верно, все более и более начинал походить на покойного деда Всеволода и его греческую родню.
Собравшимся предстояло обсудить то, без чего жизнь Новгорода Великого и его «младшего брата» Пскова теперь зашла в тупик. Псковские и изборские посылы стояли перед князем и новгородцами тесной кучей и обнажив головы. Страсти сдерживали и те, и другие. Присутствие владыки также способствовало этому. Разговор шел строгий и ответственный. Первым делом предстояло решить, что делать с полоненным князем Ярославом. Молодой русоволосый князь Ярослав Владимирович стоял среди изборских мужей, опустив голову вниз. Поверх его синего кафтана был надет большой наперстный латинский крест. Александр заметил, что отец и Владыка Спиридон внимательно разглядывали полоненного князя. И если на лице отца было выражение пренебрежения, то лик владыки выражал чувство негодования. Между тем Ярослав Всеволодович, разглядывая князя-переветника, вспоминал о том чудском походе, что был предпринят его старшим братом Юрием и им десять лет назад. Тогда он бок о бок дрался против орденских немцев вместе с псковским князем Владимиром — отцом полоненного Ярослава. Как же так случилось, что покойный Владимир отдал свою дочь за знатного немецкого князя, а сын его переметнулся на сторону немцев и стал служить им? Опытный переславский князь неплохо знал немцев и чудь, их обычаи, образ жизни, их веру. Было и в его жизни время, когда он очень близко смог выспросить о них все, что хотел и даже испытал сильные чувства к полонянке, происходившей из немецкого Заморья. Но все же изменить ходу событий, порядку вещей, установленных Богом, он не мог. Видимо не так все просто было у Владимира Псковского в свое время, если дети его приняли латинство. Да и многие псковские мужи, стремившиеся к полной самостоятельности и отделению от Великого Новгорода, поддерживали Ярослава-переветника. Выгодная торговля с заморскими купцами, общение с латынянами были им милее и дороже родства и связи со «старшим братом» — Новгородом. Все эти мысли с трудом укладывались в голове Ярослава Всеволодовича. Он еще раз взглянул на полоненного князя, не поднимавшего головы, и в его душе шевельнулось чувство жалости. Псковские и изборские мужи, предъявив Ярославу Всеволодовичу и владыке вину переветника, ждали решения. Архиепископ Спиридон молчал. Ярослав Всеволодович молча и вопросительно взглянул владыке в глаза. Тот, понимая вопрос князя, встал со своего стола и благословил переславского князя решать, а затем сел. Недолго думая, Ярослав Всеволодович объявил всем, что забирает полоненного к себе в Переславль-Залесский, а там его судьбу будет уже решать великий князь Владимирский Юрий Всеволодович. Собравшиеся в палате одобрительно загудели. Владыка степенно и медленно перекрестился, а переветника увели из княжеской палаты в поруб
[123]
.
