– Виноват, командир, – ответил он, опустив глаза долу. – Помнишь, когда зенитку проскочили, ты самолет тряхнул… Меня так сильно дернуло, что штекер от наушников выскочил… Не знал, куда его воткнуть…
От неожиданности у меня перехватило дыхание… Не раз приходилось мне балансировать между жизнью и смертью, но одно дело – погибнуть в бою… Ни один солдат не застрахован от этого… Другое – из-за… Даже слова-то подобрать правильные не получается. Жизни трех человек мог оборвать не меткий огонь вражеских зенитчиков или ночных истребителей, а бесполезно болтавшийся на груди штурмана шнур внутренней связи… Это было за пределами моих понятий о добре и зле…
– А огоньки почему не использовал? – еле сдерживаясь, спросил я.
– Забыл о них. Как отшибло…
И тут нервное напряжение, накопленное мной в этом полете, вырвалось наружу. Наверное, никогда в жизни, ни до, ни после, я так яростно не распекал своего подчиненного, обрушив на его склоненную голову все лексическое многообразие русской разговорной речи. И слова подходящие как-то сами собой нашлись… К счастью, моего запала надолго не хватило, и немного времени спустя наш разговор вернулся в более спокойное русло.
– Извини, командир, – сказал Иван, – больше не повторится… – И мы искренне пожали друг другу руки.
…Конечно, в случившемся имелась немалая доля моей вины. Отнесись я к своим обязанностям так, как было нужно, проверь его перед вылетом на знание матчасти, может быть, ничего подобного и не произошло бы…
– Я сидел, – рассказывал Иван по дороге на КП, – и отмечал крестиками, где мы находимся. Страшно было… – И, немного помолчав, добавил: – Спасибо, командир, что привез…
Глядя на карту, разложенную на столе командного пункта, я был приятно удивлен точностью и аккуратностью, с которыми мой штурман фиксировал наши координаты. Это несколько реабилитировало Сурина в моих глазах, хотя, признаюсь честно, во всех следующих полетах всегда ожидал от него какого-то подвоха. И, надо сказать, не зря…
Несколько дней спустя с нами вновь приключился довольно неприятный казус – полная потеря ориентации. Все произошло просто и обыденно: возвращаясь домой после минной постановки, мы попали в мощную облачность, выйдя из которой так и не смогли привязаться к местности. Даже приблизительно.
– Штурман, – кричу, – где мы, черт возьми, находимся?!
– Что-то не могу определить. Дай мне немного времени, командир…
С этими словами Сурин с головой погрузился в свои расчеты, а я со всей ясностью осознал, что надеяться остается лишь на себя. Часы и компас однозначно подсказывали: мы на своей территории. Но где конкретно? Оставалось только внимательно вглядываться в проносившийся внизу ландшафт, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь знакомое. Но все усилия были тщетными…
Вдруг – аэродром! И самолеты с красными звездами! Выйдя на связь, запросили посадку. Приземлиться-то приземлились, а вот где – спрашивать стыдно… Гвардейцы все-таки… На фронте уже давно… Эдак на всю Балтику прославиться недолго…
Ясно, что кого-то надо на разведку отправить, но вот кого… Самому пойти? Нет, я выкручиваться не умею, проколюсь наверняка… Штурман из доверия вышел… Остается стрелок-радист. Федоренко – парень веселый, балагуристый. Такой и с заданием справится, и чести нашей не посрамит.
– Ваня, – вызываю его по внутренней связи, – ставлю тебе боевую задачу: восстановить ориентировку путем опроса местного населения.
– Понял, командир, сейчас иду! – рассмеялся он в ответ. «Молодец парень», – подумал я, но вслух произнес:
– Ты смотри там, поаккуратнее…
Но волновался я зря. Иван, как настоящий разведчик, придумал такую правдоподобную легенду, которая позволила ему быстро и, главное, не вызывая никаких подозрений выяснить наше местонахождение. С его слов местные командиры узнали, что наш экипаж послан для поиска места перебазирования полка, базирующегося в Клопицах. Среди прочей информации о наличии в окрестностях пригодных для размещения самолетов участков земли, а также их характерных особенностей, полученной предприимчивым стрелком-радистом, была и главная – мы приземлились неподалеку от станции Дно. От всей души поблагодарив радушных хозяев, Федоренко вернулся к нашему самолету…
Прошло немногим более недели, и история повторилась вновь. На этот раз нашим боевым заданием вновь была «свободная охота». Чтобы избежать неприятного перелета через линию фронта, я выбрал обходной маршрут, более долгий, зато позволявший выскочить в Рижский залив через его восточное побережье, занятое нашими войсками. Дальше – по обстоятельствам. Попадется что-нибудь – атакуем, нет – выходим на просторы Балтики.
Взлетаем поздним вечером, с тем расчетом, чтобы «поохотиться» в темное время суток. Поиск противника на лунной дорожке, скажу прямо, – не самое результативное занятие, но метеорологи обещают безоблачную погоду и, что самое главное, полный штиль, а значит, шансы все-таки имеются.
Ночные полеты, особенно на малой высоте, требуют повышенного внимания. Порой приходится до боли напрягать зрение, чтобы разглядеть на бескрайнем темном полотне, раскинувшемся под крыльями, необходимые ориентиры. Расчет штурмана, конечно, вещь хорошая, но визуальная привязка – еще лучше. Понятно, что любой, даже самый незначительный источник света в кабине самолета становится в этом деле серьезной помехой, поэтому я приучил себя обходиться лишь необходимой подсветкой приборов, да и то максимально уменьшив ее яркость. Горят себе нежно-голубоватым светом неоновые огоньки, да и ладно – мне вполне хватает…
Но стоило зайти за береговую линию Рижского залива и сделать в поисках цели несколько зигзагов, как все освещение мгновенно погасло. В кабине наступила настоящая ночь. Что за чертовщина! Резко двигаю реостаты освещения в крайнее положение. Безрезультатно… Все попытки докричаться до экипажа также закончились ничем. «Все, – думаю, – пора возвращаться домой!» Хорошо, имелся у меня американский фонарик, небольшой такой, но довольно яркий. Я его на шею повесил, чтобы хоть как-то приборы наблюдать, аккуратно развернул самолет и потопал назад.
Подхожу к берегу, глазам своим не верю: впереди – плотная завеса облаков. Не может быть! Ведь я же совсем недавно прошел на этом месте практически без помех… Такая вот непостоянная балтийская погода. Но выбора у меня нет, поэтому приходится нырнуть в облака, надеясь на то, что они довольно скоро кончатся.
Но на этом мои неприятности только лишь начинались – внезапно спереди-справа от меня вспыхнули разрывы зенитных снарядов. Кто стреляет?! Наши? Немцы? Разницы никакой – погибать не очень-то хочется. Но прежде, чем я успел отвернуть самолет в сторону, меня резко подкинуло вверх. В этот же самый момент кабина озарилась ярким слепящим светом, время как будто замерло. «Оказывается, умирать совсем не больно», – успела промелькнуть в моем мозгу весьма странная мысль…
Но тут белая пелена словно спала с моих глаз, и я с удивлением обнаружил себя все так же сидящим на своем кресле. Машина шла ровно, двигатели работали исправно, стрелки приборов находились на своих местах. Да и голоса друзей-товарищей вдруг прорезались… Жив! Все мое существо наполнилось неописуемой радостью. Жив! – ритмично стучало сердце, разливая энергию по всему телу… Жив…
