Мгновение спустя в наушниках раздается совсем незнакомый грубый голос, сообщающий на чистом русском языке о том, что голубая «двойка» лейтенанта Шишкова… Боевое задание, время вылета из Паневежиса и, главное, наше текущее местоположение, скорость, направление и высота полета, словом, полная информация…
По шее сразу же потекли струйки холодного пота, дыхание стало прерывистым и тяжелым. Нечасто мне доводилось испытывать столь всепоглощающее чувство собственной беспомощности. Ведь вражеские разведчики не просто так передают эту информацию, и быть может, несколько минут спустя наведенные ими истребители расстреляют мой самолет, словно мишень в тире… И вывернуться будет ой как тяжело – облака, мое единственное спасение, тают буквально на глазах…
Может, вернуться домой? Порой это решение казалось единственным спасением, и тогда мне с огромным трудом удалось заставить себя продолжить выполнение боевого задания. Слава богу, встретиться с немецкими истребителями мне в тот день не довелось, но щемящее ощущение, что именно в этот самый миг враг уже ловит мой самолет в перекрестие своего прицела, не оставляло меня ни на мгновение.
Мой доклад об этой радиопередаче наделал немало шума в штабе полка, и особист плотно занялся ею. Между прочим, вскоре немецкого диверсанта обнаружили и взяли вместе с передатчиком. Никаких подробностей Иван Трофимович нам, конечно, не сообщил…
Что касается репрессивных мер по отношению к личному составу, за время моего пребывания в полку произошел только один подобный инцидент. То ли в конце 43-го, то ли в начале 44-го, сейчас точно не помню, одна из ленинградских газет опубликовала заметку о награждении орденом Ленина командира партизанского отряда, особо отличившегося при организации подвоза продуктов в блокадный город, наладив хоть небольшую, но все-таки дорогу жизни. По зимнему снегу, весенней и осенней распутице через дремучие леса в самую лютую непогоду тянулись вереницы лошадиных упряжек, спасшие немало человеческих жизней. В годы войны партизаны наносили врагу огромный урон, образуя во вражеском тылу еще один полновесный фронт, поэтому сообщения об их боевых заслугах появлялись в газетах довольно часто, но командир этого отряда резко выделялся на фоне своих товарищей по оружию. Дело в том, что он был священником.
Я и моя голубая «двойка». Аэродром Паневежис. 19.09.1944
И надо же такому случиться, как раз в это время к нам в полк прибыл агитатор, решивший провести беседу со стрелками-радистами и матросами. Собрал их и давай о событиях на фронте рассказывать. Среди прочих новостей прочитал он и ту самую заметку о партизане-священнике. Это, конечно, вызвало взрыв эмоций у ребят, и неудивительно – церковь же тогда почти что вне закона находилась, а тут такое… Хоть и понимали все, что заслуженный человек, но все-таки…
– Молодец, батюшка! – вырвалось у молодого матросика. – Хороший бы вышел из него комиссар!
День-другой прошел, и нет парня. Вызвали куда-то, и все – назад не вернулся… Мы спрашивали у Шевченко о дальнейшей судьбе несчастного, на что неизменно получали один и тот же ответ: «Перевели его. Другой работой теперь занимается…» Вот так, просто и жестоко… Кто конкретно приложил свою руку к этому делу – агитатор, особист, парторг или, может быть, кто другой – так и осталось неизвестным…
Тем не менее сама необходимость существования особых отделов в основном не вызывает никаких сомнений даже у самых демократических историков, здесь дискуссия ведется лишь по вопросам превышения власти и границ полномочий их сотрудников. А вот Коммунистическую партию в наши дни принято подвергать жесткой критике. Позволю себе высказать свои соображения по этому поводу.
Любая идеология прежде всего должна давать ответ на базовый вопрос человеческой жизни: «Что есть справедливость?» И чем ближе этот ответ сердцу каждого отдельного человека, тем крепче будет единство самого общества, принявшего данный постулат за основу своего жизнеустройства.
Что до меня, то в те далекие годы я, как и все те, с кем сводила меня фронтовая судьба, искренне верил в идею коммунизма. Иначе и быть не могло, ведь нас воспитывали именно так. Конечно, в моей памяти были еще свежи воспоминания о коллективизации и последовавшем за ней голоде… Но видел я и другое – благодаря индустриализации страна на глазах менялась к лучшему, превращаясь в мировую промышленную державу. Именно это и дало мне возможность осуществить мою самую заветную мечту – стать летчиком и в этом качестве приносить пользу своей Родине. И любой другой безусый парнишка, обладавший соответствующим здоровьем, проявив известное упорство, точно так же мог подняться в небо. А ведь были еще дворцы пионеров, театры, библиотеки, спортивные секции… Словом, все необходимое для самореализации молодежи. Буквально на наших глазах то, что до революции было доступно лишь привилегированному меньшинству, становилось достоянием всех и каждого. Именно в этом и кроется причина безграничного доверия основной массы советской молодежи к партии и правительству…
…Сейчас справедливо говорят о чудовищных преступлениях, совершенных руководством страны. Репрессии, голод, огромные человеческие жертвы – все это никак нельзя забывать. Но точно так же нельзя и рассматривать их как неизбежное следствие коммунистической идеологии. На мой взгляд, ответственность за все это зло лежит целиком на конкретных личностях, и история так называемого «цивилизованного» мира служит тому весомым подтверждением. Разве не самым демократическим путем пришел к власти Гитлер? Разве не под красивыми лозунгами свободы и справедливости происходит сегодня наглое вооруженное вмешательство во внутренние дела суверенных государств?
Подробное рассмотрение вопросов политики и современной истории выходит за рамки данной книги, поэтому, чтобы не уводить читателя в сторону от описываемых событий, сообщу свой окончательный вывод: за прошедшие после войны десятилетия я многое переосмыслил, но и сейчас считаю коммунистическую идеологию самой справедливой из всех, созданных людьми. Те из моих фронтовых товарищей, с кем мне довелось разговаривать на эту тему после развала СССР, целиком и полностью разделяли это мнение, а Саша Пресняков до самых последних дней своей жизни, а умер он в 2010-м, оставался активным членом Коммунистической партии Украины. А ведь его отец пал безвинной жертвой политических репрессий 30-х годов…
…Но, несмотря на свои коммунистические убеждения, в вопросе вступления в партию я долго не проявлял инициативы: «Рано еще. Не заслужил. Как заслужу, начальство даст знать». Так оно и получилось, причем сразу же после того, как меня назначили командиром эскадрильи. Я как раз на стоянке у своего самолета был, с техником разговаривал и даже не сразу заметил, как к нам подошел Виктор Михайлович Калашников – наш комиссар.
– Давай, – говорит, – пиши заявление. Негоже комэску беспартийным быть.
Это правда. Тогда, а впрочем, как и во все время существования Советского Союза, членство в партии для командиров, занимавших определенные должности, было обязательным. Ну что же, достаю из планшета чистый лист бумаги и буквально на одном дыхании пишу несколько строк. Прошу принять… Обязуюсь… В общем, все как положено. Через пару недель Виктор Михайлович вручил мне новенький партбилет. С этого времени список моих обязанностей пополнился периодическим проведением политинформаций среди личного состава моей эскадрильи. Честно признаться, поначалу я сильно стеснялся выступать перед довольно многочисленной аудиторией, но затем довольно быстро втянулся и даже привык.
