Пять километров до цели. Теперь заработали двадцатимиллиметровые зенитные автоматы. Кажется, живого места не осталось на еще совсем недавно безмятежном небе. Огненные вспышки справа! Слева! Впереди! Все чаще и чаще постукивают осколки по обшивке крылатой машины, но она все-таки идет вперед, буквально продираясь сквозь дымные следы разрывов зенитных снарядов. Перед глазами мелькают трассеры…
Не знаю, смог бы я выдержать напряжение этого поединка, если бы мне не удалось полностью сконцентрировать внимание на выбранной мной на морской поверхности точке упреждения, как раз немного впереди головного транспорта. Мои глаза впились в нее мертвой хваткой, остальное воспринималось лишь периферийным зрением.
Изо всех сил давлю на кнопку сброса и в следующее мгновение начинаю маневр выхода из атаки. Бросаться в сторону со скольжением уже поздно – слишком уж близко я подошел к цели. Остается одно – резко наклонив машину влево, тем самым максимально уменьшив площадь поражения, с глубоким креном проскочить над атакованным мной транспортом. Считаные доли секунды, в которые я пронесусь над палубой, станут решающим моментом моей жизни…
Внезапный сильный удар сотрясает самолет, подбросив его вверх. Кажущийся оглушительным треск рвущейся обшивки отзывается в сердце резкой болью: «Неужели все?!» Но пока что я еще жив, а значит, буду бороться до конца. Выравниваю самолет и, чувствуя, как он начал валиться на левое крыло, делаю соответствующие движения правой ногой и штурвалом. Затем, прижавшись к воде и по мере сил уклоняясь от пытавшихся схватить мой «Бостон» сверкающих трасс, выхожу из зоны обстрела.
Теперь можно более детально осмотреть повреждения. С правой стороны все нормально, а вот с левой – дымит разбитый двигатель, плоскость иссечена осколками. Но винт все же крутится исправно, а самолет полностью поддается управлению. От сердца немного отлегло.
Конечно, о том, чтобы найти своих ведомых, речи и не могло идти. Все они уже собрались в группу и сейчас спешат возвратиться домой. Ну что же, делать нечего – пойду один, не в первый раз. Осторожно поворачиваю на восток и топаю себе помаленьку, почти до упора прибрав обороты левого двигателя. Но он все равно дрожит, заставляя меня дрожать вместе с ним. В конце концов тряска усиливается настолько, что я решаю от греха подальше выключить раненый мотор. Хорошо, на этот раз редуктор уцелел, и винт, как ему и положено, встал во флюгер. Вибрация тут же исчезла. Оставалось лишь снять нагрузку с правой ноги, подрегулировав триммер руля поворота, и терпеливо ждать появления на горизонте береговой черты…
Остаток полета обошелся безо всяких дальнейших приключений, но и того, что уже произошло, с головой хватило, чтобы вымотать меня до предела. Правда, пока самолет находился в воздухе, я еще не в полной мере ощущал это. Стоило лишь только выключить мотор после приземления, вязкая полудрема моментально придавила меня к сиденью. Заставить себя выбраться из кабины мне удалось лишь огромным усилием воли.
– Командир! Живой! – радостно приветствует меня Иван Пичугин. В ответ на ясно читавшийся в моих глазах немой вопрос он поясняет: – Твои ведь уже минут двадцать как дома. Мы решили, что ты…
– А я все-таки вернулся…
Подхожу к левому мотору. Сквозь лохмотья капота, с внешней стороны безобразно разорванного многочисленными осколками, взору открывалась довольно неприглядная картина – нагромождение изуродованного до неузнаваемости металла, один цилиндр снесен практически полностью, из огромной дыры в нем торчит покалеченный поршень… «Сильно же тебе досталось, ничего не скажешь…» – с благодарностью подумал я. Ведь именно он, левый мотор, спас мою жизнь, прикрыв меня собой. Да и товарищи помогли, отвлекая на себя внимание вражеских зенитчиков. Ни один из них не ушел без осколочных ранений на обшивке самолетов. Практическим же результатом этой атаки стало потопление Гагиевым одного и повреждение топ-мачтовым ударом другого транспорта. Я взял слишком большое упреждение, и моя торпеда прошла перед носом вражеского судна, зато Сашка, шедший справа от меня, не промахнулся…
И вот я на КП. Докладываю командиру полка о выполнении боевого задания. Стою, стараясь держаться, как подобает офицеру, а ноги-то дрожат, голова гудит, словно колокол, да и голос звучит как-то уж совсем вяло, безжизненно…
– Слушай, Кузнецов, – внимательно глядя на меня, сказал вдруг командир нашей дивизии М. А. Курочкин, присутствовавший при этом, – ты же говорил, что у тебя «Ильюша» из 3-й эскадрильи в ремонте нуждается. Давай-ка мы Шишкова и пошлем отогнать его в Ленинград. Как думаешь?
– Можно, конечно, – ответил тот, – а как же эскадрилья?
– А заместитель на что? Гурьянов – летчик опытный. Справится.
Предложение Курочкина было настолько неожиданным, что я даже не сразу сообразил, о чем идет речь, но когда его слова все-таки дошли до моего сознания… признаюсь честно, настроение мое заметно улучшилось. Конечно, до полного восстановления физических и духовных сил требовалось еще несколько дней, и они, дни эти, благосклонная судьба подарила мне именно тогда, когда я, как никогда ранее, в них нуждался. Абсолютно убежден: спас меня тогда комдив от верной смерти в следующем же боевом вылете…
Пару дней спустя я уже сидел за штурвалом, держа курс в сторону Ленинграда. Своенравный «Ильюша» всю дорогу удерживал меня в напряжении, но что значит это в сравнении с опасностями и невзгодами, временно оставшимися позади… Тогда я еще не знал, что больше никогда не поведу свой «Бостон» в смертельную атаку, и поэтому считал, что вскоре вновь вернусь к боевым заданиям…
Правда, и этот полет не обошелся без приключений. Изношенный мотор перегоняемого мной самолета вдруг начал барахлить. Хорошо, находились мы тогда как раз возле Риги и довольно быстро нашли способный принять нас аэродром. Техник этого «Ильюши», летевший с нами, воспользовавшись помощью местных коллег по цеху, устранил неисправность, и на следующий день мы прибыли в Ленинград. Быстренько передав машину в надежные руки, я, не теряя времени, на всех парах помчался к жене…
Победа
Ранним утром 9 мая нас с женой, мирно спавших в своей постели, разбудила серия мощных хлопков. В унисон с каждым из них вздрагивали стены и дребезжали оконные стекла.
– Что это? – испуганно спросила Маша, изо всех сил прижавшись ко мне.
– Зенитка бьет, – тут же сообразил я, – она как раз возле дома стоит…
В это самое время кто-то начал исступленно барабанить в двери квартиры. Наспех натянув брюки и накинув на плечи китель, выскакиваю в коридор. Оказалось, это наш сосед. Его лицо, обычно весьма скромное на проявление эмоций, буквально светилось радостью. С трудом переведя дыхание, он во весь голос закричал: «Победа!!! Войне конец!!!» И обхватив мои плечи своими руками, резко прижал к себе, а затем, так же стремительно освободив меня из объятий, бросился в направлении лестницы…
В первое мгновение его слова не сразу дошли до моего сознания, и я среагировал на них с некоторым запозданием. И это совсем неудивительно, ведь война настолько сильно въелась в мою жизнь, что я, хоть и мечтал о мире, не сразу смог поверить в то, что он уже наступил. Но буквально несколько секунд спустя… безграничное счастье моментально заполнило все мое существо ослепительным солнечным светом, без труда разогнав скрывавшие жизненный горизонт грозовые облака. Я тут же понесся в спальню и, без труда оторвав Машу от пола, закружился с ней по комнате.