В таких условиях неопытному летчику довольно тяжело вести речь о правильном прицеливании. Ведь для его осуществления необходимо довольно точно оценить скорость атакуемого судна. А как это сделать, когда даже отличить движущийся транспорт от стоящего – и то весьма затруднительно. Особенно вне пределов видимости берега. Характерных бурунов за кормой совсем не видно. Поди знай, идет он или нет… Единственно правильное решение – целиться немного впереди носовой части транспорта и бросать торпеду как можно ближе…
А крылатая машина, как назло, не хочет идти по намеченной мною прямой – таскают ее из стороны в сторону балтийские ветра. Приходится, словно непослушного жеребца, возвращать самолет на требуемый курс. В общем-то, ничего нового для меня, ведь каждый раз при заходе на посадку я неминуемо оказываюсь в подобной ситуации. Но там, вблизи дома, все получается легко и естественно, словно само по себе. А здесь, над морем, в непосредственной близости врага движения рук и ног выходят какими-то суетливыми и неуклюжими. То педаль придавил чуть сильнее, чем требовалось, тем самым уведя самолет немного в сторону, то штурвал излишне к себе подтянул…
И в это самое время небо окрасилось вспышками разрывов. Тут же замелькали светящиеся полоски трассирующих снарядов. Все-таки заметили… По шее моментально потекли струйки холодного пота, ноги начали предательски дрожать…
Разрывы постепенно подбираются все ближе и ближе к моему самолету, огненные штрихи сверкают в опасной близости от кабины. «Пристрелялись, гады!» Голова рефлекторно вжимается в плечи, тело сползает вниз по спинке сиденья… Если бы можно было уменьшиться в размерах… Так и хочется зажмурить глаза, но это самое худшее из того, что сейчас можно сделать.
Большой палец правой руки, лежащий на кнопке, нервно подрагивает. С каждой секундой все тяжелее и тяжелее удержаться от искушения сбросить торпеду и, получив возможность совершить спасительный маневр, увести самолет подальше от смертельной опасности. Но нет! Нужно подойти еще ближе, чтобы ударить наверняка…
Неизвестно, чем бы окончилась эта мучительная борьба инстинкта самосохранения и воинского долга, если бы не близкий разрыв зенитного снаряда, довольно сильно толкнувший машину в сторону. «Следующий – точно мой!» – молнией пронеслось в мозгу…
– Командир! Бросай! – отчаянный выкрик Смирнова совпал с молниеносным, почти рефлекторным нажатием кнопки.
Тут же увожу заметно полегчавший самолет вправо от разрывов.
– Пошла! – закричал стрелок-радист. – Командир! Торпеда пошла!
Энергично развернув самолет, успеваю увидеть пузырьковый след, направляющийся к немецкому транспорту. Моей радости не было предела. Я, молодой пилот, не только вышел невредимым из первой же атаки, но и смог одержать победу. Еще совсем немного, и грянет взрыв…
Но что это?! Не может быть… Торпеда пройдет за кормой… «Слишком далеко бросил… – мелькнула ужасная догадка. – Как же так… Транспорт казался таким близким…»
…Фотографии, сделанные стрелком-радистом, подтвердили мои подозрения. Едва взглянув на них, Борзов вынес свой однозначный вердикт: «Километра за три, не меньше!» Надо сказать, хорошие фотографии получились, красивые. Все прекрасно видно – и транспорт, и след торпеды, проскакивающей за кормой…
На обратном пути погода, видимо, почувствовав мое не самое лучшее настроение, опять ухудшилась. Пошел дождь, и лобовое стекло вновь скрыла непроглядная пелена. Приходится идти по приборам, полностью доверившись штурманским расчетам.
Но здесь, как, собственно, и в любом деле, существуют свои «подводные камни». Дело в том, что для правильного определения своего местоположения необходимо учитывать скорость и направление ветра, который, хочешь ты этого или нет, сносит крылатую машину с правильного курса. Точнее всего это получается над землей – привязался к определенной точке на местности, а остальное – дело техники. В полетах над морем направление ветра определяется по волнам, а скорость оценивается весьма приблизительно – по пенным барашкам на их гребнях, поэтому периодически возникает необходимость уточнить свои координаты. Сделать это можно лишь единственным способом – по характерной конфигурации береговой линии. Узнал знакомые места, считай, дело сделано. Вот для чего добивались от нас командиры идеального знания карты Балтийского моря. Но полное отсутствие видимости, особенно довольно продолжительное, может сыграть злую шутку с самолетом и его экипажем, что, собственно, и произошло с нами в тот день.
– Командир, возьми чуть южнее, – сказал Смирнов, – будем берег искать.
– Хорошо, – ответил я, немного довернув штурвал вправо.
Вскоре дождь довольно быстро пошел на убыль и немного погодя совсем прекратился. Я тут же увидел впереди довольно большой разрыв в облаках и направил самолет к нему, почти не сомневаясь, что сквозь него мне удастся увидеть землю…
От неожиданности я оторопел: под плоскостями проносились лабиринты городских кварталов. «Ленинград?! – подумал я. – Нет. Не может быть!»
– Таллин, – крикнул штурман. – Давай скорее отсюда!
«Как же это нас так занесло», – немного засомневался я.
Хорошо, самолет почти сразу же вновь нырнул в облака, не дав врагу времени на прицеливание…
Но все-таки в тот день мы попали под зенитный огонь. В очередной раз выскочив из облаков, почти сразу же уткнулись в береговую линию. Причем шла она прямо поперек нашего курса.
– Штурман! – стараюсь говорить спокойно, скрывая все нарастающее волнение. – Где мы находимся?
Исчерпывающий ответ дали вспыхнувшие вокруг разрывы снарядов, неприятно поразившие меня столь высокой точностью первого залпа. Без промедления бросаю машину влево-вниз, уводя ее подальше от побережья. И вовремя… Задержись я на прежнем курсе еще несколько мгновений, следующий «салют» накрыл бы нас наверняка. Лишь оказавшись над морем, перевожу дух…
Вырваться удалось, но где же мы сейчас… Чем дальше отходил от берега самолет, тем меньше оставалось шансов узнать это. «В крайнем случае поверну на восток, – решил я, – а там посмотрим…» Слава богу, в тот день судьба устала посылать нам дальнейшие испытания, выведя прямо к острову Сескар, очертания которого мы со штурманом опознали почти сразу. Стало ясно, что зенитки встретили нас у восточного побережья Лужской губы, куда мы зашли по ошибке.
Дальнейший путь не представлял никаких затруднений. От Сескара, повернув на восток, мы вышли к Кронштадту, а оттуда потопали домой…
…Так постепенно все эти заливы, островки и мысы, доселе знакомые мне лишь теоретически, прочно связывались в моей памяти с реальными географическими объектами. Около полутора месяцев спустя я стал ориентироваться в Финском заливе как у себя дома… Убежден, что даже сейчас, по прошествии стольких лет, смог бы привести самолет в любое его место…
…Странное дело. Заходя на посадку после столь тяжелого полета, я практически не чувствую усталости. Секрет этого феномена предельно прост – в условиях повышенной опасности организм полностью мобилизует все свои силы, заставляя отнестись к этому финальному аккорду боевого задания с предельной серьезностью. Слишком многие заплатили за беспечное отношение к посадке своими жизнями.
