Унтершарфюрер Иллум, заместитель командира противотанкового взвода из полка «Данмарк», со своей стороны описал лишь бой и разгром 11-й роты 24-го полка «Данмарк», а также взвода стрелков-мотоциклистов и противотанкового взвода на рокадном шоссе на Нарву восточнее высоты детского дома. Та же участь постигла и сражавшуюся южнее 10-ю роту 24-го полка. Послушаем, какова была обстановка на момент прорыва советских танков на участке южнее рокадного шоссе вечером 28 июля 1944 года.
«Около полуночи мы выступили и дошли до позиций восточнее высоты детского дома. Позиции непосредственно у рокадного шоссе занимали военные моряки, и они вздохнули с облегчением, когда мы прибыли, – мы же считались спецами по борьбе с танками.
Мы заняли позиции между 11-й ротой 24-го полка и полковым взводом стрелков-мотоциклистов. Обершарфюрер Гектор и унтерштурмфюрер Бетрамсен показали нам прорвавшиеся советские танки, различимые в нескольких сотнях метров в тылу наших позиций. Высота детского
дома частично уже была в руках русских пехотинцев, сопровождавших танки.
Обсудили план действий. Предполагалось разделаться со всеми вражескими танками, по возможности одним ударом. Так как некоторые танки стояли в неудобном для стрельбы по ним положении, унтершарфюрер Меллентин и еще один доброволец рассчитывали через ложбинку обойти танки и оттуда дать сигнал к открытию огня…
Меллентин вместе с бойцами отправился к танкам. Через ложбинку, проходившую к высоте детского дома, они сумели обойти танки противника, а остальные бойцы тем временем напряженно ждали.
Наконец Меллентин подал долгожданный сигнал. С шипением реактивные мины вырвались из гранатометов «Офенрор». В этот же момент открыл огонь и Меллентин. С интервалом в доли секунды прогремели сразу три взрыва, а мы уже перезарядили «Офенроры» и дали еще один залп. Снова глухие разрывы и взметнувшееся вверх пламя. 4 танка были выведены из строя. Пятый танк, запустив двигатель, попытался уйти, но опоздал. Несколько секунд спустя был подожжен и он.
Сияющий Меллентин и доброволец вернулись. Но тишина не затянулась надолго, потому что русские после этого в течение целого часа обстреливали из минометов наши позиции. Пришлось вжиматься в землю на дне траншей. Были раненые и погибшие.
Когда все успокоилось, мы подумали, что нас сменят, но, поскольку все ждали новых танковых атак, мы должны были оставаться на местах, заняв позиции между 11-й ротой 24-го полка и взводом стрелков-мотоциклистов.
На следующее утро противник подверг наши позиции двухчасовому артобстрелу. Все наши укрытия и окопы русские перемешали с землей. День выдался ясный, безоблачный. У нас было много убитых и раненых. Так как русские были повсюду – и с фронта, и с тыла, настроение наше было на нуле.
Когда обстрел внезапно прекратился, мы поняли, что противник вот-вот пойдет в атаку. И он атаковал – да так, что у нас языки отнялись.
Взревели двигатели. 30 советских танков ИС и Т-34 выползли по обеим сторонам рокадного шоссе, направляясь к нашим позициям. В голове билась лишь одна мысль: как устоять перед таким натиском?
Севернее рокадного шоссе одно из 75-мм противотанковых орудий из бригады «Нидерланды» открыло огонь, но ненадолго. А танки тем временем приближались.
Метрах в шестидесяти – восьмидесяти танки остановились, опустили орудия и открыли огонь в упор по нашим позициям. Мы выскочили из траншей, в отчаянии ища, где укрыться.
Когда первый ужас прошел, мы понемногу стали высовываться. А оглядевшись и оценив обстановку, стали разряжать наши «Панцерфаусты» по танкам. Сначала запылал один, потом другой, и внезапно нас охватил прежний, такой привычный и знакомый азарт боя. Повсюду в небо поднимались клубы жирного черного дыма. Танки врага горели. Когда было подожжено 14 танков, остальные, не выдержав, повернули обратно.
Наши потери были очень высоки. Командир 11-й роты 24-го полка гауптштурмфюрер Траутвайн, унтерштурмфюреры Бетрамсен и обершарфюрер Гектор получили тяжелые ранения. И что самое худшее, была нарушена связь с 10-й ротой 24-го полка, часть траншеи оказалась занятой русскими, и через занятый ими участок устремились их пехотинцы.
Когда стемнело, нам доставили боеприпасы и провиант. Раненых отправили в тыл, но убитые так и остались лежать – не хватило носилок.
Ночью русские попытались оттащить свои подбитые танки. Наша артиллерия открыла беспокоящий огонь. Все же две или три своих машины русские отбуксировали. Один обершарфюрер из 11-й роты принял командование, нам пришлось еще больше увеличить интервалы друг от друга с тем, чтобы хоть как-то занять траншею. Одновременно 11-я рота 24-го полка прикрыла подходы с юга.
На следующее утро снова артобстрел. И примерно час спустя русские снова пошли в атаку при поддержке танков – действуя теми же методами, что и днем ранее. Те-
перь наши позиции свелись до уровня мелких окопов. Танки неприятеля действовали осмотрительнее. В тот день они не подходили так близко, как вчера, и нам удалось вывести из строя лишь три их машины.
На этот раз за танками следовала пехота, но, когда танки прекратили огонь, чтобы не попасть по своим пехотинцам, мы взялись за оружие и открыли огонь. Из всего, что могло стрелять. Атака советских пехотинцев захлебнулась. Танки стали отползать назад. Ну а мы были как выжатые лимоны.
Но теперь русские все же овладели рокадным шоссе, в результате чего нарушилась связь с бригадой «Нидерланды». Стоило нам шевельнуться в траншее, как русские снайперы тут же обстреливали нас. Уже несколько человек наших погибли в результате попадания снайперских пуль в голову. Мы ждали темноты как избавления.
В ту ночь в нашем противотанковом взводе нас осталось двое из командиров – унтершарфюрер Меллентин и я. А из 28 стрелков-мотоциклистов и 11-й роты осталось всего три десятка человек, а из морской пехоты вообще никого в живых не осталось.
Мы уложили тела погибших на склоне у себя в тылу. Раненых пришлось оставить дожидаться, пока их не заберут. Ночью появились русские – 9 танков, и мы с ужасом ждали наступления нового дня. В нашем взводе оставался всего один пулемет и совсем мало боеприпасов. И еще два фаустпатрона («Панцерфауста»). Наши противотанковые гранатометы «Офенрор» были уничтожены все до одного прямыми попаданиями русских снарядов. Со штабом полка связи не было. Отправили одного добровольца на командный пункт полка. Пробьется ли он?
Мы сидели без связи. Начинался еще один знойный день. Раненые негромко постанывали и постоянно просили пить. Но единственное, чем мы могли их напоить, так это несколькими глотками остывшего чая или коньяка из фляжек. Когда же все начнется?
Но в то утро до нас вдруг с запада донесся знакомый гул, он нарастал, и вскоре мы разглядели около 40 наших пикирующих бомбардировщиков Ю-87 «Штука». Они ле-
тели прямо на наши позиции. Русские зенитчики открыли огонь – в небе замелькали облачка разрывов. Мне вдруг показалось, что ни одному из самолетов уже не прорваться!
Но пикирующие бомбардировщики один за другим сваливались на крыло и стремительно снижались. Бомбы посыпались на позиции русских. Разрывы, куски искореженного металла, взлетавшие в воздух, – казалось, что началось землетрясение. Мы радостно махали вслед пролетавшим над нами пилотам.
