Мэгги обладала неуемной энергией, бившей через край, и в конце концов нашла ей приложение в лоне своего кабинета: она стала рассматривать своих коллег по правительству в качестве лишь сверхвысокопоставленных чиновников, — произошло это во время ее третьего срока правления. Она весьма простодушно полагала, что «должна доверять только своему мнению и полагаться только на свое суждение в вопросах, касающихся основополагающих проблем, а не пытаться предварительно убедить своих коллег в верности этого мнения или суждения». Результатом такой убежденности стали возникновение и быстрое укрепление тенденции движения к авторитаризму и постепенная утрата способности слушать своих собеседников!
Маргарет стремилась «монополизировать» слово и власть не только в политике. Она явно старалась распространить свое влияние и на другие сферы, в частности на общество, где ей приходилось выполнять свои светские обязанности. Так, последняя из сестер Митфорд, герцогиня Девонширская, пересказывает в «Воспоминаниях владелицы английского поместья» разговор с Гарольдом Макмилланом, своим дальним родственником. Он рассказал за обедом в Чатсуорте, что недавно обедал с Маргарет. Дебора Митфорд воодушевилась, надеясь услышать рассказ об интереснейшей беседе. Бывший премьер-министр грустно покачал головой и проронил: «Это была не беседа, это был монолог»…
Эта явная склонность Мэгги к личной власти имела следствие, вполне достойное уважения и почтения, а именно чувство политической ответственности. Маргарет была против «аппаратных игр», против сомнительных союзов, позволявших любой ценой держаться за власть. Она считала, что если битва проиграна, надо уходить. Она всегда упрекала Тэда Хита за то, что он попытался сохранить свое кресло в 1974 году, ибо «никого британцы так не презирают, как тех, кто не умеет проигрывать». Она знала, что англичане слишком любят «честную игру». И в 1990 году, когда Майкл Хезлтайн лишит ее абсолютного большинства в партии, она сделает из этого свой вывод. Она не вступит еще в одну битву. Она подаст в отставку.
Хорошая битва в хороший момент
Управлять, чтобы действовать, вовсе не означает вести себя как бешеный бык, который на арене бросается на всякую красную тряпку. Самым полезным для Маргарет опытом, без сомнения, был тот, что она приобрела в «деле о молоке» в 1970 году, когда, будучи министром образования, отменила бесплатную раздачу молока в школах. По смехотворному поводу, сулившему ничтожно малый выигрыш: экономию девяти миллионов фунтов стерлингов для бюджета в 150 миллиардов фунтов, — она вызвала беспрецедентную бурю и получила прозвище «похитительницы молока». Маргарет пишет в мемуарах: «Урок не пропал даром. Я навлекла на себя максимум политического бесчестья и унижений ради минимального политического выигрыша <…>. Я тогда решила никогда больше не совершать такой ошибки <…>: если уж идти на смерть, то ради быка, а не ради яйца, и уж конечно не ради жалкого стакана молока».
Это означало, что при необходимости следовало вступать в борьбу только по серьезнейшим поводам или вопросам, имевшим для страны большое значение, а не ради незначительных реформочек или жалких, неэффективных мер. Тот крайне неприятный эпизод сделал Маргарет чрезвычайно осторожной в выборе причин для борьбы. Теперь она выжидала, когда можно будет устанавливать свои правила, выбирать поле битвы, короче говоря, полагала, что скрещивать шпаги следует с достаточным на то основанием.
Известно, что Маргарет считала власть профсоюзов слишком большой и находила, что эта власть парализует Великобританию. Он знала, что однажды придется сразиться с профсоюзами и одолеть их, но не хотела воевать на несколько фронтов. Она сознавала, что «если бы с самого начала сорвала покров тайны со всеобъемлющей реформы, которой должны были подвергнуться профсоюзы против их воли и невзирая на их сопротивление, то подорвала бы доверие к правительству и могла бы породить враждебность, с которой мы не были готовы столкнуться».
«Быть готовым» — эти слова стали своего рода навязчивой идеей Маргарет. Во время крупной забастовки шахтеров в 1972 году она писала: «…кажется невероятным, что правительство столь легко поддалось на уверения относительно того, что запасы угля очень велики, не задавшись вопросом, где находятся эти запасы, в нужном ли месте, то есть на электростанциях». В 1981 году она страшно разгневалась на своего министра энергетики Дэвида Хауэлла, не создавшего достаточных запасов топлива; более всего ее разозлило то, что он оставил уголь на складах около шахт, а не доставил его на электро- и теплостанции. «Я была потрясена и подавлена, когда должна была констатировать, что мы оказались по недосмотру втянуты в конфликт, в котором мы не можем стать победителями. Министр энергетики не подумал о том, каковы могут быть последствия забастовки». Констатация факта обжалованию не подлежала. Страна при таких запасах могла продержаться от двенадцати до тринадцати недель. В таких условиях идти на открытое столкновение с профсоюзами было невозможно! Итак, шахтеры в тот раз одержали верх, за что Дэвид Хауэлл дорого заплатил, лишившись своего поста… Вот тогда и был создан тайный комитет, который возглавил Роберт Уэйд. Главной для «Железной леди» была «способность держаться», то есть заставить страну функционировать; на случай забастовки шахтеров должны были быть сделаны достаточные запасы угля. «Способность держаться» нужна была и в других случаях: поддерживать мир в обществе при наличии трех миллионов безработных, дойти до победного конца в войне из-за Фолклендов или довести до удачного завершения «большой взрыв» активности в Сити. «Способность держаться» подразумевала также и умение выбирать соперников и противников. Маргарет полагала, что можно одержать победу в битве против профсоюзов, так как всегда можно прибегнуть к такому наказанию, как расчетная ведомость. Маргарет, кстати, приложила немало усилий, чтобы предпринимаемые меры оказались еще более эффективными: в закон была внесена поправка, гласившая, что на имущество профсоюзов, в особенности на банковские вклады, может быть наложен арест, если проводимая под их руководством забастовка будет признана незаконной.
Маргарет боролась с профсоюзами, зато никогда не вступала в прямую конфронтацию со студентами, будучи с ними осторожной. Забастовка ведь не приносит им вреда и ничего им не стоит. В худшем случае они теряют один учебный год, в лучшем — она дарит им на несколько недель или месяцев приятный озноб революционной деятельности.
Если решение принято и «способность держаться» подвергнута проверке, тогда, по мысли Маргарет, нет места для колебаний и сомнений. Маргарет не лишала себя удовольствия обрушиваться с яростной критикой на некоторых «британских руководителей, этих хвастунов и фанфаронов, что любили перед битвой строить из себя храбрецов, а затем, когда надо было сражаться, выказывали себя бездушными трусами».
По мнению Маргарет, борьбу следовало вести до полного поражения противника. Она не принимала перемирий, ибо, как пишет, «быстрые смены избранных направлений движения, когда результаты не спешат проявляться, то есть задерживаются, иногда имеют катастрофические последствия и подрывают доверие к правительству». Здесь уместно вспомнить ее слова о себе: «Эта леди не поворачивает назад», сказанные в самый разгар рецессии в 1981 году — в противовес тому повороту на 180 градусов, что сделал в 1972 году Тэд Хит. Можно смело утверждать, что время было главным фактором политической практики Маргарет Тэтчер. Она шесть лет ждала снижения уровня безработицы, целый год — окончания забастовки шахтеров; для нее было неважно, сколько придется ждать, если она знала, что такой ценой можно поднять страну.
