«В нынешних условиях я считаю свое положение ложным и организацией изучения пр-ка не занимаюсь и при всем желании не могу заниматься», – отметил он33.
«По второму вопросу, т. е. по вопросу проведения оперативных мероприятий помимо Оперупра и Штаба РККА, приходится сказать то же самое. Если Разведупр дает Штабу РККА хотя бы сухие выводы /которые не всегда удовлетворяют Штаб/, то благодаря вышеуказанной работе, проводимой тайно от Штаба РККА, руководящий состав последнего, в силу объективного хода вещей, постоянно вводится в заблуждение. Ибо, если Разведупр говорит о том, что делается у пр-ков, секретариаты, ведущие зарубежную работу, скрывают это. Я указывал выше, что война может жестоко покарать нас за такую постановку дела»34.
«Организационный вывод я делаю о необходимости включения секретариата Лонгвы /Портновского/ в Оперупр Штаба РККА. Конечно, это не исключает возможности непосредственных сношений РВС с соответствующими лицами в Оперупре и необходимости ведения особого контроля РВС по всем этим вопросам. В противном случае, опять-таки вижу лишь два выхода: 1/ Подбор более авторитетного состава Штаба РККА или 2/ Изъятие из ведения Штаба РККА подготовки войны на восточных фронтах и полное сосредоточение всех этих вопросов в Вашем секретариате. После тщательного изучения затронутых выше вопросов, я должен с полным убеждением доложить о решительной невозможности продолжать работу в вышеочерченных условиях. Мы не подготовляем аппарата руководства войной, а систематически атрофируем его, созданием кустарности взаимоотношений и превращением Штаба РККА в аполитичный орган. Начальник Штаба РККА Тухачевский /Подпись/»35.
20 февраля 1927 года последовало еще одно письмо М. Н. Тухачевского К. Е. Ворошилову с жалобой на организацию работы Штаба РККА и всего центрального аппарата. Она оформлена как «совершенно частное письмо» под грифом «Совершенно секретно. Только лично». Более того, М. Н. Тухачевский обратился к К. Е. Ворошилову не как к наркому, не как к Председателю РВС СССР, а как к члену Политбюро ЦК. Это обстоятельство в сочетании с «коммунистическим приветом» означало, что это было обращение не подчиненного к руководителю, но коммуниста к коммунисту.
«Уважаемый Климентий Ефремович! Задача по подготовке армии и страны к войне, требующая от нас, в настоящее время, календарного и высокоделового порядка работ, заставляет меня в связи с той обстановкой, которая сложилась в нашем центральном аппарате, обратиться к Вам с совершенно частным письмом. Я очень долго колебался прежде, чем взяться за это письмо, но совокупность вышеизложенной обстановки принудила меня это сделать и, в партийном порядке, изложить Вас все свои наблюдения и выводы»36.
На этот раз жалоба касалась работы инспекторатов, а также взаимодействия с Главным управлением РККА, которым руководил С. С. Каменев.
Суть претензий – после имевшей место в 1924 году реформы центрального аппарата из-за регулярно возникающей задвоенности функционала, постоянного дублирования, вместо дополнения, одной структурой работы другой, невозможно стало разобраться, кто в штабе и Главном управлении в конечном счете что делает и, как следствие, кто потом за что отвечает. Две структуры, вместо того чтобы работать, занимаются «перетягиванием каната» каждый в свою сторону.
Так, в частности, «одной из основных функций Штаба РККА является подготовка страны к обороне, изучение форм войны, связь войны с экономикой и т. д. Эта работа давно /с 1925 г./ Штабом поставлена, причем к этой работе привлекаются крупнейшие экономисты, как-то т.т. Громов, Крицман, Мендельсон, Кузовков и др. Эти товарищи стараются изучить военно-экономическую проблему и в области своей работы. Мы считаем, что такая персональная связь недостаточна и что требуется еще большая увязка Штаба с экономическими органами страны. Между тем, я получаю от т. Уншлихта предписание прекратить эту, якобы начинающуюся, работу, что сделано с доклада т. Каменева»37.
Такие накладки возникали регулярно.
«Организация Воздушно-Химической Обороны возложена на Штаб РККА. Т. Каменев, стараясь дискредитировать эту работу и вырватьее из рук Штаба, задерживает штаты ВХО, содействует задержанию инструкции и, наконец, предлагает т. Уншлихту на подпись циркуляр /который им и подписывается/ содержащий в себе задания по ВХО, целиком входящие в компетенцию и прорабатываемые Штабом РККА и которые, тем не менее, возлагаются на «междуведомственную» комиссию, где Штабу обеспечено подавляющее меньшинство… Я опротестовал этот циркуляр, т. Уншлихт взял у меня подлинник, но не отменил его. В результате создалось напряженное состояние работы и озлобление в аппарате, которое трудно сдерживать и которое не дает возможности наладить дело»38.
«Проводится т. Каменевым борьба со Штабом и через непосредственные доклады Вам. Например, казалось бы невинный вопрос о назначении наштакором т. Столярова – имеет совсем особую подкладку. Этот вопрос осложняется постановкой более широкого вопроса о персональном составе Научно-Уставного Отдела. Когда же я начал договариваться с тов. Каменевым по существу личного состава отдела, то он открыто сознался /разговор был в присутствии т. Н. Куйбышева/, что личный состав для него только предлог, чтобы опять начать борьбу за изъятие уставов из Штаба РККА. Опять создается нервное напряжение работников, в то время, как нужно работать интенсивно, чтобы в ближайшее время выпустить уставы»39.
Определенная эмоциональность этого письма, а также его ярко выраженная персонифицированность могут навести на мысль о каких-то аппаратных интригах и подковерных разбирательствах на тему о том, кто тут главный. Однако, как представляется, проблема все же в другом. Когда десять человек делают одно и то же дело одновременно и каждый по-своему – работать действительно невозможно.
В результате «создается такая атмосфера, при которой совершенно невозможно работать. Я постоянно должен опасаться, что по ряду вопросов готовится закулисная работа и что мероприятия по обороне не проводятся в жизнь и дискредитируются, а потому никогда не могу спокойно сосредоточиться на деле. На аппарате Штаба это отражается еще более остро и болезненно»40.
«Перед нами стоит задача – в течение этого же года подтянуться в деле подготовки к войне. Еще более сложные задачи предстоят нам на протяжении ряда лет, если мирное положение затянется. Можно ли, спрашивается, одолеть те задачи, которые перед нами стоят, при теперешнем состоянии центрального аппарата? Я считаю, что невозможно. В случае же осложнений, временных неудач, что вполне естественно сопровождает каждую войну, такое состояние центрального военного аппарата может и гибельно отразиться на состоянии армии. Обстановка, мне кажется, требует более определенного решения вопроса в ту или иную сторону. Еще раз повторяю, что я хорошо сознаю неудобство написания такого письма в условиях военной организации, но все же счел своим долгом изложить Вам, как руководителю, отвечающему перед Партией и Страной за подготовку к войне, действительное положение дел. Я твердо уверен в том, что все мое настойчивое и горячее желание оправдать Ваше доверие и создать Вам аппарат, на который Вы могли бы положиться в мирное время и который явился бы для Вас надежным органом руководства в военное время – не осуществимо при нынешнем положении. А при таких условиях я не счел возможным более замалчивать тех непреодолимых трений, которые создались в работе Штаба РККА и которые грозят самыми серьезными последствиями… С коммунистическим приветом Тухачевский /Подпись/. 20 февраля 1927 года. Г. Москва»41.
