В начале 1940 г. был теоретически рассчитан порядок величины массы ядерного заряда, необходимой для успешного осуществления ядерного взрыва, – от 10 до 100 кг (американцы пришли к тем же примерно цифрам лишь в ноябре 1941 г.). На сооруженной к тому времени полупромышленной установке по разделению изотопов урана (установка Клузиуса-Диккеля) начались эксперименты по наработке урана-235. Физик Вернер Гейзенберг проводил необходимые опыты по сооружению первого атомного реактора, командование Вермахта охотно выделяло на проведение научных работ денежных средств и расходных материалов столько, сколько запрашивалось.
Однако в дальнейшем последовали неудачи. Полностью провалился эксперимент с установкой Клузиуса-Диккеля, – несмотря на все усилия немецких физиков по ее модернизации и доработке, до конца года ни одного грамма урана-235 получить на ней так и не удалось. В начале 1941 г. ученые вынуждены были признать, что разделение изотопов урана этим методом невозможно.
Еще одним болезненным ударом стала для немецких ученых неудача с созданием опытной реакторной установки – проекта, который курировал Гейзенберг. Многочисленные попытки «включить» реактор так и не привели к эффективному размножению нейтронов и возникновению цепной реакции.
Наконец, как стало понятно немецким физикам уже ближе к концу войны, грубейшую промашку они допустили и при выборе базовой технологии замедления нейтронов (процесса, необходимого для активации цепной реакции в ядрах урана-235): вместо того чтобы использовать в качестве основного замедлителя недорогой и доступный графит (американцы пошли именно этим путем), ученые Третьего рейха положились на крайне дефицитную тяжелую воду. В принципе все эти проблемы были вполне естественными и могли быть преодолены.
Однако все это происходило в тоталитарном государстве, да еще во время войны, следовательно, успешное завершение исследований зависело от воли военного руководства и диктатора.
Нельзя сказать, что фюрера не интересовала ядерная энергия. Интересовала. Он часто произносил общие фразы о возможности использования энергии атома в военных целях, но в то же время отмалчивался по поводу ближайших перспектив. Он совершенно не разбирался в данной проблеме, чем и объяснялась его неспособность оценить эпохальное значение ядерной физики. Конечно, он пытался понять ее виды на будущее, но не желал глубоко вникать. Тем более что немецкие физики тогда даже не могли гарантировать полный контроль над цепной реакцией.
Гитлер по этому поводу даже в шутку сказал, что ученые слишком оторваны от жизни и ради раскрытия внеземных тайн готовы поджечь земной шар, но он, к счастью, до этого не доживет. Не последнюю роль сыграл нобелевский лауреат немецкий физик Филипп Ленард, который был одним из немногих сторонников нацистов в научной среде. Гитлер глубоко уважал его, а тот, в свою очередь, «объяснил» фюреру, что теория относительности и ядерная физика используются учеными евреями для выколачивания денег из правительства и разложения германского народа. После такого разъяснения, полученного от научного светила, Гитлер называл ядерную физику не иначе как «еврейской физикой»
[67]
.
В силу этого вплоть до 1942 г. атомным проектом никто всерьез не занимался. И только под влиянием неудач на фронте нацистское руководство вспомнило о перспективных видах оружия, которое могло бы повлиять на ход войны. Однако в силу отсутствия технического образования и знаний Гитлер и его окружение не понимали сложности и огромного объема работ, необходимых для успеха в этой области. Т. е. ядерное оружие хотели получить без фундаментальной научной и инженерной подготовки, ограниченными силами и в кратчайшие сроки.
В начале 1942 г. институтам, занимавшимся «Урановым проектом», был разослан циркуляр, в котором говорилось, что «требования, связанные с работами по проекту, в условиях мобилизации и нехватки сырья могут быть оправданными только в том случае, если их удовлетворение принесет желаемый результат в ближайшее время». В апреле уже рейхсмаршал Геринг издал постановление, согласно которому категорически запрещалось проведение всех научно-исследовательских работ, если их результаты не могут быть получены в течение шести месяцев. Денег тоже не хватало. Немецкие физики-ядерщики, в отличие от ракетчиков, были людьми скромными и интеллигентными и просто-напросто стеснялись просить большие средства, льготы и привилегии на проект, в успешном завершении которого они сами не были уверены. Они также не умели должным образом распиарить свою деятельность, в итоге нацистское руководство туманно представляло себе перспективы «Уранового проекта».
Меж тем с апреля 1942 г. право принимать решения по той или иной научно-исследовательской работе было предоставлено только министру вооружений Шпееру, коему фюрер беспрекословно доверял. В июне – накануне операции «Блау» – он прибыл на доклад к Гитлеру, в числе прочих упомянув и «Урановый проект». Причем в списке он стоял под номером «16».
Вскоре в Берлине состоялось совещание с участием Шпеера и его ближайших помощников, на котором снова обсуждался этот вопрос. В итоге принципиального решения о широкой государственной поддержке ядерных исследований принято не было, хотя их и не прикрыли совсем. Вескую лепту внес ученый Вернер Гейзенберг, который заверил присутствовавших, что не следует ожидать появления атомной бомбы через несколько месяцев. Фактически это совещание и предопределило отставание немцев в этой области от союзников, так как те, наоборот, в это же время оказали своему атомному проекту широкую поддержку.
Сам рейхсминистр вооружений и в послевоенные годы скептически относился к созданию атомной бомбы. Он считал, что даже если бы Гитлер более лояльно относился к «еврейской физике», а ученые смогли бы к июню 1942 г. добиться достойных внимания результатов, «Урановый проект» все равно не был бы успешно завершен. По мнению Шпеера, напряженная ситуация, сложившаяся в немецкой военной промышленности, не позволила бы обеспечить ядерщиков необходимыми ресурсами.
Осенью он еще раз встретился с немецкими физиками-ядерщиками и обсудил возможные сроки создания ядерного оружия. Ученые, будучи людьми чересчур честными, сказали, что потребуется три-четыре года. Услышав это, Шпеер приказал прекратить все работы в этом направлении. Ему было понятно, что к тому времени война либо закончится, либо ее исход будет уже предрешен. В дальнейшем министр разрешил только разработку уранового реактора с целью получения энергии
[68]
.
Темпы работ снизились, в «Урановом проекте» наметился явный хаос. Многие ведомства интересовались побочными прикладными вопросами, связанными с расщеплением материалов, и никого не интересовало создание ядерного оружия. Исследования велись без какого-либо четкого общего плана и финансировались по остаточному принципу самыми различными правительственными, военными и получастными структурами, такими как имперское министерство науки, воспитания и народного образования, Общество кайзера Вильгельма, Главное управление четырехлетнего плана, Управление армейского вооружения, наконец, даже рейхсминистерство почты, во главе которого стоял большой поклонник фундаментальной науки Вильгельм Онезорге.
