Глава 4 Над Волгой и Кавказом
«В случае чего уходим в Турцию»
6 декабря 1941 г. войска Красной армии под Москвой перешли в контрнаступление. В ходе четырехмесячных боев им удалось потеснить части вермахта, понеся при этом огромные потери. Но затем к началу апреля 1942 г. линия фронта в основном стабилизировалась. Руководству нацистской Германии пришлось смириться с фактом, что война с Россией приняла затяжной характер.
В начале января пополненная личным составом и техникой 2-я эскадрилья прибыла на аэродром Николаев. Летчики и наземный персонал получили новую меховую одежду, а самолеты были оборудованы для тяжелых зимних условий. В качестве материальной части теперь использовались только новые самолеты Ju-88D. «Вооружение наших Ju-88 было значительно улучшено, – вспоминал Макс Лагода
[51]
. – Пулеметы MG15 с боезапасом 150 выстрелов были заменены на MG42… В нижней части фюзеляжа спаренный MG был сделан для бортстрелка, который мог выпустить огромное количество пуль за счет его высокой скорости стрельбы. До этого бортовое оружие с трассирующими боеприпасами уже не вызывало «уважения» у русских. Несмотря на иногда очень жестокие атаки истребителей, наши экипажи воевали с ними смело и успешно… Они всегда боялись нас!»
[52]
Подразделение также разжилось новыми автомобилями и тракторами. Подразделение получило задачу вести разведку над Волгой и Черным морем. Фактически 2-я эскадрилья сменила 3-ю, которая отправилась на отдых в Германию.
И уже на третий день после возвращения на Восточный фронт 2.(F)/Ob.d.L. гауптмана Притцеля понесла первую потерю. 8 января из вылета в район Саратова не вернулся Ju-88D-1 «T5+FM» лейтенанта Фердинанда Хайда (командир экипажа штурман лейтенант Вильгельм Крампе)
[53]
. Что стало причиной потери разведчика – до сих пор неизвестно, во всяком случае, войска противовоздушной обороны в этом районе не сбивали никаких самолетов. Кстати, «Юнкере» Хайда не был первой машиной, потерянной над Волгой. За неделю до этого, вылетев на перехват одиночного самолета-разведчика, сержант Юрий Лямин из 788-го иап ПВО сбил тараном над станицей Иловлинской Ju-88D-1 «E6+NM» из 4-й эскадрильи Aufkl.Gr.122. Самолет рухнул на поля местных колхозников, которые затем и изловили двух выпрыгнувших на парашютах германских пилотов. Третий летчик погиб. Это был первый самолет, потерянный люфтваффе над Поволжьем, и первый успех противовоздушной обороны Сталинграда. Сам же Лямин посадил свой Як-1 в бескрайней донской степи на брюхо.
22 февраля 2-я эскадрилья понесла еще одну потерю. Из дальнего вылета в район Сталинграда не вернулся Ju-88D-1 «Т5+АМ» лейтенанта Ханса Райхмана (командир экипажа штурман фельдфебель Мартин Хартман). В этот день около полудня по местному времени на аэродром Бекетовка поступил сигнал об обнаружении над западными границами области вражеского самолета. В небо взвилась красная ракета, и по заснеженной взлетной полосе тотчас с ревом поднялись несколько Як-1 из 788-го иап ПВО. Последнее сообщение говорило о том, что противник находится примерно в 200 км к западу от города. Погода в этот день была неважной, видимость составляла не более двух километров. Вероятность перехвата, таким образом, сводилась к минимуму. Тем не менее удача улыбнулась советским летчикам.
Командир эскадрильи старший лейтенант Николай Смирнов в районе города Калач сначала разглядел впереди смутный силуэт двухмоторного самолета, из которого вскоре отчетливо вырисовался «Юнкере» Ju-88. Не теряя времени, летчик начал атаку. Немцы, увидев преследовавший их Як, стали отстреливаться и маневрировать, однако из-за ограниченной видимости применить характерный прием с переходом в пикирование и выводом над землей им было затруднительно. В ходе короткого боя истребитель Смирнова получил множество попаданий в результате меткого огня бортстрелка Хайнриха Хайлемана, но пилот все же смог сохранить самообладание и, подойдя к самолету противника на минимальное расстояние, дал длинную очередь, после чего отвернул в сторону, опасаясь столкновения. Попадания оказались удачными, и разведчик начал падать, оставляя за собой длинный шлейф дыма. Один из немецких летчиков, это был пилот Ханс Райхман, успел выпрыгнуть на парашюте, остальные же погибли вместе с самолетом.
Когда окрыленный Смирнов приземлился на аэродроме и доложил о победе, командир полка немедленно сообщил радостную новость в штаб дивизионного района ПВО полковнику Ивану Красноюрченко, а тот – в обком партии. Руководство города решило немедленно воспользоваться воздушной победой в пропагандистских целях. За Николаем тут же прислали машину и отвезли в Сталинградский драматический театр, где шло заседание, посвященное 24-й годовщине Красной армии. Летчика вывели на сцену и объявили, что им только что сбит немецкий самолет. Все присутствующие не понаслышке знали о «Юнкерсах», почти каждый день безнаказанно летавших над городом, поэтому новость вызвала в зале настоящую овацию.
Иногда экипажи стратегических разведчиков получали задания совсем не стратегического характера. Так, 1 марта обер-лейтенант Фрошауэр получил приказ проверить, занят ли аэродром Феодосия русскими. На небольшой высоте Ju-88D пролетел над пляжами и портом, а затем и над указанным аэродромом. Никаких признаков противника обнаружено не было. «Большой похвалы заслуживали пилот Вальтер Фрошауэр и наблюдатель Альфред Поль. Оба были очень осторожны и внимательны, постоянно находясь в готовности… На обратном пути, подходя к Николаеву, мы сделали круг над городом и портом приблизительно на высоте 400–500 м. Там мы увидели большой корабль в доке. Можно было отчетливо разглядеть его корпус. Кроме того, ряд военных и других кораблей были затоплены в бассейне гавани», – вспоминал бортрадист Макс Лагода об этом вылете
[54]
.
Несколько раз самолеты-разведчики летали в район Севастополя, который по-прежнему удерживался советскими войсками и снабжался по морю. По описанию летчиков, там их встречал «очень сильный огонь из тяжелых и средних зенитных орудий».
Однако основной задачей 2.(F)/Ob.d.L. все же был контроль за передвижениями и местами базирования советского Черноморского флота. Объектами аэрофотосъемки были порты Новороссийск, Туапсе, Сухуми, Поти и Батуми. «Последний порт Батум был всего в 20 км от турецкого побережья, – вспоминал Лагода. – Он имел для нас особое стратегическое значение до конца года, потому что он находился рядом с Турцией. В случае чего мы могли уйти туда и интернироваться. Никто не хотел оказаться в русском плену, скорее мы были готовы приземлиться в Турции. Эта тема часто обсуждалась товарищами из летного персонала после боевых вылетов».
Маршруты полетов проходили от Новороссийска вниз вдоль побережья до Батуми. Порты имели довольно сильную противовоздушную оборону, поэтому из каждого из них по разведчикам велся сильный зенитный огонь. Высота полетов составляла не менее 8 км. Главную опасность для самолетов представляли истребители, однако не стоило забывать и о зенитках. «Зачастую мы проходили над городом или портом на высоте 8000 метров, не сосредоточившись на зенитках, а лишь осматривали небо в поиске истребителей. В то же время внезапно раздавалась серия разрывов тяжелых зенитных снарядов в непосредственной близости от машины, – рассказывал Лагода. – Каждый большой город с военно-морской базой имел соответствующие аэродромы, по крайней мере простые полевые аэродромы. Это были временные площадки, где истребители могли взлетать прямо с земли и в любое время. Пролетать над Сухуми, Поти и Батуми зачастую было очень неприятно. Стоящие там корабли стреляли по нас шквальным огнем. Если он был достаточно опасным, мы летели в западном направлении в сторону моря. Затем через 10 минут ложились на прежний курс»
[55]
.
