«Судя по его мине, я попал в точку», – подумал Бекстрём.
– Почему ты тогда так уверен, что это не он?
– Просто у него есть алиби на время преступления, и в виде исключения вовсе не его товарищи из общества немолодых любителей мотоциклов сейчас позаботились о нашем адвокате.
– Вы следили за ним, – сказал репортер, и это прозвучало скорее как констатация факта, чем как вопрос.
– По данному пункту никаких комментариев, как ты наверняка понимаешь. У него есть алиби. Точка.
– Не везет так не везет, – вздохнул репортер.
Час спустя после еще одного коньяка и заключительного вечернего грога, в честь наступающего лета, Бекстрём и его знакомый расстались в мире и согласии. Хотя оба не достигли желаемого результата.
– Спасибо тебе, Бекстрём, большое спасибо за намек и еще большее за предупреждение, – сказал репортер. Он не выудил ничего из комиссара, а только получил хороший совет, который Бекстрём дал ему, чтобы он не лез в дела, не касавшиеся таких как он. – Что я могу сделать для тебя?
– Все как обычно. – Бекстрём пожал плечами.
«Курица по зернышку клюет», – подумал он.
58
После встречи со своим знакомым из третьей власти Бекстрём поехал домой и лег спать. Обошелся даже без последней рюмочки на сон грядущий. Просто завалился в свою широкую кровать фирмы «Хестенс», сложил руки на животе в ожидании Морфея и подумал об Эдвине, который помог ему избавиться от его мучителя Исаака.
Эдвин был маленький и тощий. Прямо как зубная нить и даже короче той, которую Бекстрём обычно использовал, когда каждое утро и каждый вечер приводил в порядок свое истинное богатство, коим он сегодня, в силу своего растущего благосостояния, заменил исходный комплект. Малыш Эдвин носил очки в круглой оправе с линзами, толстыми как бутылочное дно, и говорил очень заумно. Маленькая, чересчур начитанная очковая змея, переехавшая в их дом несколько лет назад вместе с мамой и папой, и единственным преимуществом было то, что мальчишку хорошо воспитали на стародавний манер, и, к счастью, он был единственным ребенком в своей семье и в доме, где он и Бекстрём жили.
Кроме того, Эдвин приносил немало пользы, когда речь шла о мелких поручениях вроде того, чтобы купить газеты, содовую для грога и различные продукты в магазинчике деликатесов в торговом центре на Санкт-Эриксгатан. А еще через несколько лет Бек-стрём смог бы посылать его за спиртным. Всему свое время, но уже сейчас Бекстрём привязался к нему. И честно говоря, порой думал о малыше Эдвине со всей той теплотой, с которой по-прежнему вспоминал своего слишком рано почившего друга Эгона.
Эверт, Эгон и сейчас маленький Эдвин, именно так Бекстрём обычно размышлял о себе самом и своих близких и дорогих, и для любого доброго христианина вроде него самого было ведь естественно думать именно таким образом.
В том, что парнишку звали Эдвином, виделось также нечто таинственное, поскольку его мать носила имя Душанка, а отец Слободан, и они были иммигрантами из Югославии. Но, несмотря на их происхождение и пусть они не имели счастья родиться в Швеции, все семейство явно дружило с головой. Родители Эдвина держали магазин компьютерных игр на площади Уденплан, а его отец Слободан уже спустя короткое время после их знакомства сумел помочь Бекстрёму расширить дополнительные доходы с помощью различных сетевых игр на таинственных зарубежных покерных сайтах. Короче говоря, он стал молчаливым и креативным помощником в приобретавшей все большие размеры финансовой деятельности Бекстрёма в Интернете.
Хотя, конечно, имелись также свои проблемы, и особенно на начальной стадии его знакомства с Эдвином. Сперва пацан, например, отдавал честь Бекстрёму каждый раз, когда они сталкивались, пока Бекстрём не велел ему завязывать с такими глупостями. Подобным занимались только недалекие коллеги из полиции правопорядка и другие одноклеточные из той же серии. Среди специалистов по расследованию убийств действовали иные правила этикета, и в случае малыша Эдвина было вполне достаточно обращаться к Бекстрёму по званию, то есть называть его комиссаром. К тому все и пришло, и настоящим прорывом в их знакомстве стало, когда Эдвин подбросил ему хорошую идею, как он смог бы по-тихому отправить на тот свет Исаака.
Как-то днем в начале весны, когда Исаак уже начал демонстрировать свое истинное лицо, Бекстрём и Эдвин вместе поднимались в лифте на этаж, где оба жили, и Эдвин рассказал, что в свое время состоял членом общества под названием «Биологи-натуралисты». С первого дня его выбрали в правление секции, чья деятельность главным образом сводилась к изучению различных встречающихся в стране птиц.
– Биологи-натуралисты? – переспросил Бекстрём. «Наверное, веселее лазать по порносайтам? Парню ведь уже десять лет».
– Поэтому я порой невольно размышляю о попугае комиссара, – продолжал Эдвин.
– И о чем конкретно?
– Комиссар должен следить, чтобы попугай не выпорхнул на улицу через окно, – сказала очковая змея. – В случае, если ему разрешают летать по квартире, конечно.
– И почему же? – спросил Бекстрём.
«А неплохая идея, – подумал он. – Надо просто открыть окно, выгнать наружу этого идиота и надеяться, что ночью реально похолодает».
– Другие птицы, которые живут на воле, наверняка нападут на него, – сказала очковая змея. – Тогда все может закончиться по-настоящему плохо.
– По-настоящему плохо? Что ты имеешь в виду?
– На улице много сорок, ворон и чаек. Кроме того, хватает и хищных птиц. Пусть мы и живем в центре города. Я сам видел ястреба-перепелятника, напавшего на сороку, на днях, хотя это слишком большая добыча для такого мелкого хищника.
– Вот как. – Бекстрём довольствовался лишь кивком.
«Вот как», – подумал он.
* * *
Уже на следующее утро, впервые в этом году, по-настоящему теплое весеннее солнце осветило квартиру Бекстрёма, и более явный знак Господь вряд ли мог ему дать. Прежде чем отправиться на работу, Бекстрём открыл клетку Исаака, настежь растворил балконную дверь, на всякий случай положил целую гору земляных орехов на стоявший на балконе стол, и когда он возвращался домой после своего обычного продолжительного обеда, его душа была полна самыми радужными надеждами.
Но за порогом собственной квартиры его ждало горькое разочарование. Исаак вернулся в свою клетку, но, воспользовавшись случаем, старательно нагадил повсюду на пути туда и, естественно, поздоровался с хозяином хриплым и резким голосом в такой манере, что у того сразу подкосились ноги.
И словно этого было мало, он также оставил во дворе явные признаки своего буйства во время отсутствия Бекстрёма. Двух мертвых сорок со следами крови в области груди от острого крючкообразного клюва, а также в два раза превосходившую их по размерам ворону, которая явно сумела спастись, но сейчас ковыляла без половины одной ноги и с волочившимся по асфальту крылом. Кроме того, ему пришло анонимное послание от кого-то из соседей, где его в резкой форме призывали лучше смотреть за своей птицей. Если верить автору, Исаак в качестве первой меры учинил форменную резню среди обычных посетителей птичьей кормушки, которую квартирное товарищество установило во дворе.
