– Да, – ответил фон Комер. – Я признаю, что это было глупо с моей стороны, но я размышлял именно так, как ты сказал. А именно, что речь идет об обычном недоразумении между нами, которое не имеет никакого отношения к полиции. Вдобавок мы с Эрикссоном уже уладили его на тот момент, когда ваш человек связался со мной. Для меня и Эрикссона тогда это дело уже закончилось.
– Для порядка лучше, чтобы ты сам рассказал, как все случилось, – предложил Бекстрём.
Эрикссон позвонил ему на мобильный, когда он совершал свою обычную вечернюю прогулку, и поскольку он уже тогда орал и ругался и явно находился на пути к дому фон Комера, тот предложил встретиться на парковочной площадке перед театром. Эрикссон просто кипел от возмущения, кричал и размахивал аукционным каталогом, который в какой-то момент попал фон Комеру в лицо, и у него пошла носом кровь.
– Именно тогда я решил, что лучше просто уйти, – сказал фон Комер. – С ним невозможно было разговаривать, он оскорблял меня, ничего не слушая. Поэтому я удалился.
– Почему он так разозлился? – поинтересовался Бекстрём.
– Ну, речь шла о чистом недоразумении в связи с продажей некоей картины. Отчасти я сам был виноват: сделал расчет не в той валюте, и Эрикссон получил слишком мало денег. Поняв свою оплошность, я, естественно, сразу все исправил. Есть документ и об этом тоже. В связи с нашим разговором на сей счет я также уяснил для себя, что, при мысли о случившемся, мне лучше отказаться от обязательств, которые я взял на себя.
– Это я могу понять, – кивнул Бекстрём. – И как он воспринял твой отказ?
– Не стал возражать, искренне попросил извинения и сожалел о произошедшем и сказал, что уважает мое решение.
– Последний вопрос, прежде чем мы прервемся на обед, – сказал Бекстрём. – Эрикссон рассказывал тебе, кто дал ему задание продать картины? Кому они принадлежали?
– Нет, – ответил фон Комер. – Я, конечно, задал этот вопрос, но он объяснил, что ему запрещено говорить, кто его клиент. Здесь нет ничего необычного, да будет тебе известно. Он уверял также, что с провенансом все абсолютно ясно. Никаких странностей.
– А ты сам как думаешь?
– О чем ты? – спросил фон Комер.
– Насколько я понял, ты же очень квалифицированный эксперт в области произведений искусства. Мне кажется, ты сам, пожалуй, узнал предметы и понял, кому они принадлежат.
– Нет, – покачал головой фон Комер. – Я, естественно, провел обычные изыскания через различные базы данных и старые аукционные каталоги, но это ничего не дало. Нельзя сказать, что он просил продать меня какую-то кучу барахла, но и ничего сверхъестественного, честно говоря. Когда мы говорим о провенансе двадцатого столетия для произведений русского искусства, здесь все, к сожалению, ужасно запутано. Не будем забывать, что русские пережили революцию и две мировых войны в его первую половину, и миллионы людей были убиты, а все, чем они владели, просто исчезло.
– Тогда так, – сказал Бекстрём. – Тогда я доволен, – продолжил он и вопросительно посмотрел на Лизу Ламм и Юхана Эка, которые в унисон покачали головой. – Тебя самого что-то интересует? – спросил он и кивнул фон Комеру. – Может, у тебя есть желание спросить о чем-то или, по-твоему, ты забыл что-нибудь важное для тебя?
– Нет, – ответил фон Комер. – Единственно меня волнует, как долго я просижу здесь. У меня хватает дел дома.
– Будь уверен, тебе не придется находиться здесь ни одной лишней минуты, и поскольку ни у кого больше нет никаких вопросов, я объявляю о завершении допроса. Сейчас у нас 11.50, – констатировал Бекстрём и выключил магнитофон.
105
После первого допроса Лиза Ламм проследовала с Бекстрёмом в его комнату, поскольку хотела обсудить с ним кое-что с глазу на глаз.
– О’кей, – сказал Бекстрём, расположившись за своим письменным столом. – Чем я могу помочь старшему прокурору? – «Прежде чем сдохну от голода».
– Для начала прими мои комплименты, – сказала Лиза Ламм. – Я и понятия не имела, что ты можешь быть настолько чутким.
– Я просто старался сэкономить время, – пожал плечами Бек-стрём. – Если такие, как фон Комер, начинают упираться, обычно проходят годы, прежде чем они оказываются за решеткой.
– Ты заставил барона признаться, что Эрикссон избил его, – заметила Лиза Ламм.
– Конечно, но едва ли за подобное его можно отправить в кутузку. Пока ведь он просто жертва преступления.
– Одновременно это же реальный мотив. По-моему, ты слишком скромничаешь, Бекстрём. Вдобавок он признает, что встречался с Окаре и Гарсия Гомезом всего за пару суток до убийства. В собственном доме, кроме того. А мы об этом понятия не имели.
– Лучше так, чем если бы кто-то из его соседей рассказал нам об этом, и мы смогли бы уличить его во лжи, – заметил Бек-стрём. – Вероятность того, что они обратили бы внимание на Окаре и Гарсия Гомеза, достаточно высока. Если хочешь знать, только одно, сказанное им, имеет какую-то ценность. Именно это меня беспокоит.
– И что это? – спросила Лиза Ламм.
– По его словам, он никогда не бывал дома у Эрикссона. Ни ногой. Предположим, что он сидел и обделался на диване адвоката, когда тот попытался прострелить ему башку, а кто-то из его помощников потом прибил того же Эрикссона.
– Тогда для него стало бы верхом идиотизма отрицать, что он был там. Я понимаю, куда ты клонишь, – поддержала Лиза Ламм.
– На его месте я бы заявил… что «побывал там на пару дней ранее… когда мы праздновали, что снова стали друзьями… а поскольку хватало поесть и выпить и, пожалуй, через край… в результате при попытке стравить газы все получилось значительно хуже, чем я рассчитывал».
«Что случается и с лучшим из лучших», – подумал Бекстрём.
– Я согласна с тобой. Если на диване его ДНК, а ответ на этот вопрос мы, в лучшем случае, узнаем уже завтра, я обещаю задержать барона, как подозреваемого в убийстве Эрикссона.
– А если нет?
– За попытку крупного мошенничества, в качестве альтернативы за крупное мошенничество, – сказала Лиза Ламм. – От этого ему не отвертеться.
– В это я тоже не верю, – проворчал Бекстрём и пожал плечами. – Проблема в том, что моя работа расследовать убийства, а подобный результат слабое утешение для меня. Поэтому к тебе есть две просьбы.
– Да?
– Первая: чтобы он в любом случае просидел у нас до тех пор, пока не придет ответ от криминалистов о том, не он ли перенес приступ медвежьей болезни на диване Эрикссона.
– Естественно, – кивнула Лиза Ламм. – Здесь между нами полное согласие. А вторая?
– Ты и коллега Эк закончите допрашивать его после обеда. Можешь взять и Надю тоже, если у нее найдется что-то новое. Побеседуйте с ним относительно мошенничества, а если тебя интересует, почему я не хочу сам заносить топор над его головой, просто мне сейчас надо разобраться с другими, более важными делами.
