Из кареты я вынес Лизу на руках. В принципе, наверное, и сама бы дошла, но когда пожаловалась еще и на головную боль, я рисковать не стал. Веса в ней немного, не перетружусь. А нарушение этикета спишем на крестьянскую дубоватость. Еще не хватало, чтобы действительно упала. Люди все видят, а язык каждому не пришьешь.
После коротких препирательств с раззолоченным павлином — то ли высокий чин, то ли открыватель дверей — мы всей толпой проследовали за очередным проводником. Как обычно, с успехом подтверждая несостоятельность даже имеющихся знаний (картинки я видел), никакого Зимнего дворца в природе не оказалось. На его месте стоял совсем другой, почему-то именуемый Адмиральским домом.
Что любопытно, говорливый слуга поведал на ходу, что перестройка его началась еще в декабре 1730 года. Похоже, перебираться из Москвы Анна Иоанновна задумала с самого начала. А вот этого я уже не понимаю. Чужой для нее абсолютно город Петербург. В Москве в детстве жила и должна была сохранить приятные воспоминания. Нет, носится туда-сюда.
Переделки, переезды без конца и края. Это же не на поезде или самолете. Добрый месяц тащились, хотя расстояние совсем небольшое. Меня лично поездка всерьез достала. Хуже только паломничество с Елизаветой Петровной. С утра не знаешь, чем займешься вечером и где. Ни порядка особого, ни плана предварительного.
— Нельзя сюда! — встав на пороге, вскричал очередной лакей в раззолоченных одеждах. — Еще не готово.
Молча отпихиваю плечом и прохожу внутрь. Натурально мебель не поставили, на окнах занавески отсутствуют, и вообще достаточно неуютно. Помещение большое, но пусто здесь и плохо протоплено. Холодно.
По слухам, мебель еще и потому перевозили, что Анна Иоанновна боялась порчи, всяческого колдовства, особенно когда в Курляндии обнаружила под кроватью куриные косточки. Кто-то явно желал извести ее, тогда еще, правда, не императрицу. Мысль, что собачка могла затащить и устроить тайник, сразу отметалась. Раз рядом обнаружен волос, непременно некто задумал погубить.
— Шубу положите сюда, — говорю приказным тоном.
Укладываю Лизу, наваливаю сверху еще одну.
— Одну минуту, — говорю ей тихонько, обратив внимание, как прикрывает покрасневшие глаза. Не так уж много света. — Сейчас окна закроем. Ты здесь старший? — спрашиваю продолжающего возмущаться павлина.
— Я же говорю…
— На! — Бью в зубы так, что рука заныла, а он аж к стене отлетел. Катя радостно взвизгнула. Судя по горящим глазам, чисто для проформы. Ее все происходящее скорее забавляет. — Встать!
Он поспешно вскочил, не дожидаясь, пока примутся бить ногами. Нравы здесь достаточно простые, и вряд ли я первый сильно недовольный. Сатисфакции он от меня не дождется, даже если и имеет титул, в чем сильно сомневаюсь. Я все равно не умею фехтовать и не соглашусь.
— Чтоб через четверть часа здесь стояла кровать, окна занавешены и в комнатах было тепло. Иначе я тебя, паскуду, на части порву. Возьму за ножки твои кривые и разорву. Понял?
— Да, господин, — поспешно отвечает, размазывая юшку по лицу. То ли зуб ему выбил, то ли парочку, но слюна красная.
— Остальным займешься после исполнения данного приказа. Как-то: обеспечить малый двор всем положенным, включая стулья, еду и горячие напитки. — Чего стоишь? Действуй!
— Как вы его, — пробормотала госпожа Адеркас. — Михаил Васильевич?
— Wer lange droht, macht dich nicht tot, — без особой радости отвечаю. — Кто долго грозит, тот тебя не убьет. У меня нет времени объяснять и упрашивать. Сначала исполнение, затем — объяснения.
— Мне тоже нужно кулаком по мордам? — Последнее слово она произнесла на русском с отчетливой насмешкой.
— Настоящая… умная женщина никогда не кричит на мужчину… Приказы отдаются спокойно, четко и ясно!
— Вбивать можно только тот гвоздь, который вбивается.
Это очень похоже на хорошо знакомое: «Приказы отдаются, только если уверен в их исполнении». В сущности, так и есть. На некоторых правильней воздействовать не прямыми указаниями, а исподволь. Но то в теории. С ходу иногда сложно разобраться и гораздо удобнее двинуть в грызло. Впрочем, я не особа слабого пола. У них свои методы, ничуть не хуже.
— Женщинам, — со всей возможной серьезностью говорю, — карьера дается труднее, ведь у них, помимо отсутствия больших кулаков, нет жены, которая толкала бы их вперед.
Мы улыбнулись друг другу. Кажется, она не столь уж похожа на воблу. Разве внешне. И юмор понимает. Да и ко мне до сих пор нормально относилась — без особого панибратства, но и не свысока. Я сам виноват, что вычеркнул пруссачку из мысленных расчетов, записав в чьи-то конфидентки. Надо бы исправиться. Встречаться нам еще долго, и биться лбами излишне. У нее своя сфера деятельности, у меня другая.
— Корь, — сказал Санхец после осмотра. Мне почти физически полегчало. Аж камень свалился с души. Очень увесистый. И дело даже не в том, что бы со мной сделали. Хотя себя, безусловно, жалко, и даже очень. Это означает полный провал в самом важном из моих достижений и откат в неизвестность с плевками в спину. Вакцинацию прикроют лет на сто по минимуму. — Обыкновенная корь.
Тут даже я в курсе. От этого не помирают. Все дети рано или поздно болеют корью, краснухой и свинкой. Правда, помимо названий, я еще помню, что свинка опасна во взрослом возрасте: приводит к бесплодию. А с симптомами швах. Собственных детей не успел завести и не в курсе, чем болел в детстве. Причем в обеих ипостасях. Не отложилось в голове.
— Я зря запаниковал?
— Почему? Часто промедлить с помощью — как у вас говорят, авось само пройдет, — вроде как вообще не помогать… Вы все сделали очень правильно. Если не обеспечить правильного режима, могут случиться и осложнения. А это очень неприятно. Вплоть до глухоты.
— А правильный — это как?
Гофмейстерина покосилась на меня с любопытством. Даже если бы знал, не мешает уточнить. Вот ей, наверное, известно: не первый ребенок, у коего в качестве гувернантки. Случайно к принцессам не попадают. Надо бы уточнить, кто порекомендовал.
— Изолировать от окружающих, в особенности от детей.
Я посмотрел на госпожу Адеркас.
— Я проверю, кто болел, — согласилась без второго слова. — Остальных вон. — И удалилась к остальным, вызывая зависть своей изумительно прямой спиной. Я вечно сутулюсь. И в том теле, и в данном заново. А у нее будто в платье засунули доску. Позвоночник не сгибается и, пожалуй, даже не может согнуться.
— Постельный режим, — продолжил доктор, — и жидкая пища. Затемнять комнату необязательно, но и не мешает.
— И как долго?
— Дня три-четыре общее недомогание, вялость, разбитость, понижение аппетита, нарушение сна, головная боль. Возможно усиление насморка, появляются грубый кашель и сыпь. Сначала лицо, затем туловище и руки, потом все остальное. Кстати, уже наблюдается. Очень скоро сыпь побледнеет и исчезнет.
