Слова Калиопы падали на Максима, словно удары кулаков.
Но он обязан заставить ее понять…
Взяв ключи из ее ладони, он открыл дверь, приглашая жену войти.
– Я должен с тобой поговорить. И после ты меня никогда больше не увидишь.
Отчаяние в ее глазах заставило его снова пожалеть, что он не умер на операционном столе.
– Ты ведь сам не хочешь меня видеть. Ты вернулся к своей истинной натуре, но я все та же женщина, которая всегда любила тебя и которая не может прекратить тебя любить. Ты заявил, что лучше нам с тобой больше не видеться, и был прав. Я не могу больше тебя видеть.
Максим понимал, что заслужил все эти упреки, но он должен был высказаться.
– Однажды я ушел от тебя без объяснений. На этот раз я обязан объяснить. – Он схватил жену за руку, но Кали отвернулась.
– Мне не нужны твои объяснения. Мне плевать, почему ты убиваешь меня.
– Калиопа…
Она отшатнулась.
– Ладно, я преувеличила. Я слишком сильная, чтобы умереть из-за тебя. Я верну себе душевное равновесие и буду жить дальше. Ради себя и своих детей.
Волков сжал руки в кулаки, борясь с порывом обнять жену.
– Этого я и хочу от тебя: иди по жизни дальше, забудь меня…
– Ты больше не имеешь права диктовать мне, что делать! – пронзительно крикнула Кали. – И не надо притворяться, что тебя заботит моя дальнейшая судьба. Я не хочу двигаться дальше и не хочу ничего забывать. Если это тяготит твою совесть – ничем не могу помочь. Человек, которого я люблю, живет здесь и здесь. – С блестящими от слез глазами она прижала руки сначала к груди, а потом к голове. – Даже если ты – больше не он, тебе не отобрать его у меня…
Максим застонал и вдруг произнес:
– Когда у меня лопнул сосуд, я все время был в сознании, Калиопа.
Она оборвала гневную тираду на полуслове, а он продолжил:
– Всю дорогу до больницы вплоть до того момента, когда тебя, по моим указаниям, не пустили в операционную, я все понимал, все чувствовал. Я был раздавлен твоей реакцией на случившийся со мной удар. Никогда не видел, чтобы кто-то так убивался, так ужасно страдал. И я осознал, что натворил. Каким же я был эгоистом, когда вовлек тебя в этот брак! В нем я буду счастлив и благословлен твоей любовью, пока жив, а умерев, оставлю тебя страдать от потери и проклинать память обо мне.
Кали смотрела на Максима, и слезы ручьями текли по ее щекам.
– Доктор Антонович сказал, что на девяносто процентов уверен в моем полном выздоровлении, но все-таки остается вероятность, что это не так. Для меня было бы невыносимо, если бы ты продолжала жить в страхе, что случится новый удар, и на этот раз, возможно, я его не переживу.
Калиопа, застыв, внезапно прекратила плакать и произнесла надтреснутым, еле слышным голосом:
– Хочешь сказать, что ты действительно любил меня? И никогда не прекращал любить?
Ничто сейчас не смогло бы удержать Максима от признания.
– Я люблю тебя с того самого мгновения, когда впервые увидел. И не смогу разлюбить, даже если мне вырежут весь мозг целиком.
Теперь голос Кали зазвучал громче. Сверля мужа взглядом, она спросила:
– И ты решил, что для меня будет лучше потерять тебя, пока ты жив? Вот почему ты вел себя отстраненно после операции – чтобы вызывать во мне обиду? Чтобы потом, случись тебе умереть, твоя смерть не сильно бы меня ранила? – Волков осторожно кивнул, по его спине поползли неприятные мурашки: неужели он все только испортил? – Тогда зачем ты последовал за мной сюда? Я тебя бросила. Разве не этого ты добивался?
– Я хотел, чтобы ты спаслась. Ушла рассерженная и возмущенная, решив оставить меня в своем прошлом. А вместо этого я тебя уничтожил. Ты не смогла разлюбить. Боже мой! Те слова, что ты бросила мне перед уходом… о том, что чувствуешь себя словно вдова… и сейчас ты сказала, что любишь меня, несмотря ни на что… Я не мог опять бросить тебя без всяких объяснений. Нельзя позволить тебе продолжать думать, что я не люблю тебя. Я так сильно тебя люблю! Но я не могу снова провести тебя через такие страдания!
Калиопа, помолчав, прошептала:
– Последний вопрос: если бы я была серьезно ранена или искалечена, ты бы бросил меня?
– Нет!
– Если бы ты знал, что я могу умереть в любую минуту, захотел бы ты прожить те дни, что еще остались мне, вдали от меня, чтобы сберечь себя от страданий в случае моей смерти?
Чувствуя, как от слез защипало глаза, Максим хрипло запротестовал:
– Я бы отдал жизнь за то, чтобы провести с тобой все оставшееся время, будь это месяц, день или всего час. И ничто не смогло бы удержать меня вдали от тебя, если бы я знал, что ты меня любишь. – Тут он понял, что за ним и за ней захлопнулась ловушка. – Боже мой, Калиопа, что бы я ни делал, в результате причиняю тебе лишь боль. Я думал… Уже и не знаю, что я думал. Когда я попытался тебя оттолкнуть, то почувствовал, что причинил тебе сильную боль. И понял, что она не угаснет, даже если я сумел заставить тебя уйти.
Волков замолчал и беспомощно взглянул на жену. Любовь к ней переполняла его, ставила в тупик.
Кали нежно потянулась к нему и обняла, словно укрывая Максима от всех его страхов и нерешительности.
– Тогда просто смирись с судьбой. Будь моим до конца наших дней, сколько бы их ни осталось. Просто оставайся, как я, счастлив и благодарен за каждую секунду, проведенную вместе. Перестань спасать меня от будущей боли, потому что при этом ты лишь постоянно меня ранишь. Люби меня, чтобы я снова могла дышать.
Волков сжал Калиопу в объятиях.
– Я не перестану любить тебя, даже если перестану дышать. Ты – мое дыхание. Мое сердце бьется лишь для тебя. Я твой. Прошу, не отпускай меня.
Кали снова заплакала, но теперь от радости.
– Вообще-то это ты уходишь от меня каждый раз, когда в тебе вскипают неуместное благородство и ненужное самопожертвование.
– Если во мне еще раз взыграет глупость и я уйду, стукни меня по голове и утащи обратно в свои объятия.
Она улыбнулась с такой любовью, что Максим заплакал, положив голову жене на грудь.
Кали пробежала дрожащими пальцами по ежику его волос.
– Насчет удара по голове – это пожалуйста, но за волосы тебя теперь не потаскаешь, потому что их нет.
Из груди Максима вырвался смех.
– Волосы снова отрастут. Если хочешь, будут до пояса.
– О-о! Хочу! И я еще кое-чего хочу. Очень сильно. За эти три месяца без тебя я совсем изголодалась.
Пообещав следующие тридцать лет искупать свою вину за эту пытку, Волков отнес жену на кровать.
После долгой страстной ночи Кали спросила:
– Максим, если у нас родится мальчик, я бы хотела назвать его Михаилом, а если родится девочка – Татьяной Анастасией. Ты не против?
