Танжер уже довольно давно сняла вязаную шапочку. Теперь она небрежно опиралась на руку Коя.
– Пока мы не найдем корпус бригантины и с помощью чертежей не определим, где что находилось, ни в чем нельзя быть уверенными… Главное, чтобы можно было добраться до кормы. Там находилась каюта капитана и шкатулка с изумрудами.
Она вела себя совсем не так, как на берегу. Более естественно, без вызова. Кой чувствовал легкое давление ее ладони на своем плече, чувствовал близость ее тела. От нее пахло морем, солнцем, которое медленно поднималось над горизонтом. Сейчас я тебе нужен, подумал он. Сейчас я тебе нужен больше, чем прежде, и это очень заметно.
– Возможно, они выбросили изумруды в море, – сказал он.
Она покачала головой, зашевелилась и тень, падавшая на карту 463А. Танжер немного помолчала и сказала, что да, это возможно. Но, во всяком случае, у них имеется точное описание шкатулки – она была сделана из дерева, с железными и бронзовыми деталями, двадцати дюймов в длину. Железо плохо сохраняется в воде, и оно, наверное, превратилось в неузнаваемую черную массу, бронза сохраняется лучше, но от древесины, конечно, не осталось и следа, а изумруды срослись в единое целое. Все это должно теперь выглядеть как темный камень с красноватым оттенком и зелеными прожилками бронзы.
Им придется искать его среди останков затонувшего корабля, и это непростая задача.
Ясно, что непростая. Кою она представлялась сверхсложной. Искать иголку в стоге сена, как сказал между двумя приступами смеха и двумя сигаретами Лусио Гамбоа. А если остов бригантины занесло, то ил и песок придется оттягивать специальными рукавами. Оч-чень весело.
– Но как бы то ни было, – подытожила Танжер, – сначала надо найти его.
– А как у нас тут насчет гидролокатора? – спросил Кой.
Пилото довязал двойной гачный узел.
– С этим все в порядке, – ответил он. – Сегодня в Картахене нам его установят, а еще репитер гирокомпаса для каюты. – Он посмотрел на Танжер исподлобья и с некоторым подозрением. – Но надо будет оплатить все это.
– Разумеется, – откликнулась она.
– Лучший рыбопромысловый локатор, «Патфайндер Оптик» три креста, как ты меня и просил… – Пилото повернулся к Кою. – Чтобы закрепить преобразователь на транце, много труда не потребуется.
Танжер вопросительно смотрела на них. Кой объяснил ей, что с этим гидролокатором у них будет девяностоградусный обзор под килем. Вообще он используется для обнаружения рыбных косяков, но помимо этого он дает ясное представление о характере дна. Для них же особенно важно, что благодаря цветному дисплею на «Патфайндере» можно определять плотность донных отложений, их структуру и обнаруживать любое «отклонение от нормы». Он видит любой камень, любой находящийся на дне предмет и отражает даже разницу температур различных слоев. Если из песка, к примеру, выступают части затонувшего орудия, чугунные бронзовые детали, то локатор их пометит на экране более темным цветом. Конечно, это рыбопромысловый гидролокатор, он не столь точен, как те приборы, которыми пользуется, наверное, Нино Палермо, но при глубине менее пятидесяти метров и на него можно положиться. Они будут тщательно прочесывать район, где предположительно затонула «Деи Глория», и помечать координаты любого предмета, который привлечет их внимание, и таким образом у них получится карта морского дна с отметками мест возможного нахождения останков корабля. Потом они приступят ко второй фазе: каждую заинтересовавшую их точку они обследуют с помощью акваплана – плавучего мостика, который удерживает водолаза над местом поиска.
– Странно все это, – сказал Пилото.
Он снял подвешенный к нактоузу мех с вином, закинул голову и отпил несколько глотков, глядя в небо. Кой понимал, что хотел сказать Пилото. Если корабль находился бы на такой небольшой глубине, рыбаки уже много раз задели бы его сетями. И об этом стало бы известно. А в таком случае кто-нибудь бы уж полюбопытствовал, спустился бы на дно. Да каждый любитель подводного плавания не упустил бы такой возможности.
– Вот именно. Я тоже не пойму, почему я никогда не слышал от рыбаков никаких разговоров про затонувшее в этих местах судно. Они здесь знают дно морское лучше, чем собственный дом.
Танжер показала им на карту, где повсюду, рядом со значениями глубин, были рассыпаны мелкие буковки, п, и, с.
– Смотрите, здесь ведь есть и скалы. Это могло уберечь останки бригантины.
– От рыбаков – возможно, – возразил Кой. – Но деревянный корабль, зацепившийся за подводные скалы, долго не продержится. На такой малой глубине с ним быстро покончат течения и штормы.
Так, как на картинках в твоих любимых комиксах, в «Сокровище капитана Рэкхама», например, в жизни никогда не бывает.
– Возможно, – ответила она.
С упрямым видом она смотрела в море, а глаза Коя и Пилото встретились. Все это – в который уже раз! – показалось им верхом нелепости. Да ничего мы не найдем, казалось, говорил Пилото, передавая мех с вином Кою. Я всем этим занимаюсь только потому, что я твой друг, ну и потому, что ты мне платишь, точнее, платит она, но мне-то это все равно.
А вот тебя эта женщина сбила с курса. И самое забавное, она даже еще и не твоя.
И вот перед ними открылась Картахена. Они прошли вдоль берега, под отвесной стеной мыса Тиньосо, а теперь «Карпанта» входила в порт, которым когда-то пользовались древние греки и финикийцы.
Финикийский Картадошт, Новый Карфаген Ганнибала, Пунические войны… Сидя на корме, Кой не отрываясь смотрел на остров Эскомбрерас. Когда-то в юности он под отвесным южным берегом нырял за римскими амфорами; амфорами для вина и масла, с изящными горлышками и удлиненными ручками, с латинскими клеймами гончаров, иногда такими же четкими, как в тот день, когда они ушли на дно морское. Двадцать лет назад здесь было немереное количество всяких интересных вещей, попавших на дно после кораблекрушений, а еще рассказывали, что в давние времена моряки, проходя в виду храма Меркурия, приносили здесь жертвы этому богу. Сколько раз нырял здесь Кой, а потом, не обращая никакого внимания на скорость, с которой поднимаются пузырьки от его выдоха, возвращался к «Карпанте»; она ждала его, застыв на изумрудном зеркале, и ему была видна кривая, соединявшая ватерлинию и киль. Однажды, когда он – впервые – спускался на пятьдесят метров, точнее, как показал глубиномер на его запястье, на пятьдесят два, он все-таки делал это медленно, с паузами, чтобы компенсировать возрастание давления на барабанные перепонки; он погружался постепенно в эту зеленоватую сферу, где все цвета понемногу исчезали, превращаясь в разные оттенки зеленого, пронизанного таинственным, рассеянным светом. Он уже не видел поверхности, когда, так же медленно, опустился коленями на чистейший песок морского дна; Кой чувствовал холод морских глубин, ощущал его даже животом под неопреновой курткой. Пять и две десятых атмосферы, подумал он, озадаченный собственной дерзостью, но ему же было всего восемнадцать лет. Вокруг него, насколько хватало глаза в зеленоватом сумраке придонья, десятки амфор, разбитые и целые, лежали на гладком песке, другие, полузанесенные, только частью своей выступали из него, некоторые находились в гордом одиночестве, иные держались вместе, образовывая маленькие горки, повсюду виднелись острые осколки донышек и горловин, и за двадцать столетий никто не коснулся этой древней керамики, никто ни разу не поднял эти сосуды к солнечному свету. Между этими широкими и узкими, удлиненными и круглыми горлышками то и дело появлялись противные морды угрей и каких-то неизвестных Кою темных рыбин. Опьянев от ощущения своего единства с морем, очарованный зеленоватым сумраком и зрелищем всей этой античной красоты, Кой снял маску, правда, не выпуская загубник, чтобы лицом соприкоснуться с мрачным величием, его окружавшим. Но вдруг он встревожился, снова надел маску, освободил ее от воды, с силой выдыхая носом воздух И в ту же секунду увидел, что Пилото, с удлиненными резиновыми ластами ногами – еще один темно-зеленый силуэт в этом зеленом мире – спускается к Кою из верхней точки сферы на длинном поводке убегающих вверх пузырьков воздуха; он двигается медленно, как все в этом подводном мире, и сердито показывает на свой наручный глубиномер, одновременно крутя пальцем у виска: ты, парень, совсем спятил, что ли? Поднимались они вместе, очень медленно, вслед за блестящими воздушными медузами, и в руках у каждого из них было по амфоре. И когда они почти уже добрались до самой поверхности, когда солнечные лучи уже проникали через бирюзово-изумрудное водное зеркало, Кой приподнял свою амфору, перевернул, и из нее излился тончайший морской песок, сиявший в солнечных отсветах, как золотая пыль, окружив античный сосуд нежным, словно золотая мечта, облаком.
