На десерт, когда Пилото снимал шкурку с мандарина, они обсуждали план поисков. Они уйдут в море перед рассветом, чтобы начать работу при хорошем освещении. Они уже остановились на том, что первоначальная зона поисков будет заключаться между 1°20' и 1°22' западной долготы и 37°31, 5' и 37°32, 5' северной широты. Этот прямоугольник, миля на две, они станут прочесывать, идя от меньшей глубины к большей, начиная с пятидесяти метров.
Соответственно, заметил Кой, передвижения «Карпанты» станут позже заметны с берега, к которому они мало-помалу начнут приближаться. При двух-трех узлах они, с помощью «Патфайндера», смогут изучать параллельные полосы шириной от пятидесяти до шестидесяти метров. Район поисков разделяется на семьдесят четыре таких полосы; учитывая время, необходимое для маневрирования, изучение каждой такой полосы потребует около часа, то есть в целом около восьмидесяти часов работы. Значит, в реальности надо рассчитывать на сто – сто двадцать часов, иначе говоря, на прочесывание этого района им потребуется дней десять – двенадцать. Разумеется, при условии хорошей погоды.
– Метеорологический прогноз хороший, – сказал Пилото. – Но я уверен, что несколько дней у нас пропадут.
– Две недели, – подсчитал Кой. – И это минимальный срок.
– Может, и три.
– Может.
Танжер внимательно слушала, поставив локти на стол и переплетя пальцы под подбородком.
– Ты сказал, что мы можем привлечь внимание, если нас увидят с берега. Это значит, что мы вызовем подозрения?
– Поначалу вряд ли. Но когда мы начнем приближаться к берегу… В это время некоторые уже ходят на пляж.
– А потом еще существуют рыбаки, – заметил Пилото с долькой мандарина во рту. – Да и Масаррон недалеко.
Танжер посмотрела на Коя. С тарелки Пилото она взяла мандариновую шкурку и разрывала ее на мелкие кусочки. Над столом стоял густой мандариновый дух.
– Мы сможем как-то объяснить свои действия?
– Наверное, сможем. Мы, к примеру, рыбачим или ищем что-то потерянное.
– Скажем, мотор, – предложил свой вариант Пилото.
– Вот именно Навесной мотор, упавший в море.
У нас есть то преимущество, что Пилото с его «Карпантой» здесь хорошо знают, а значит, не будут слишком интересоваться. Что же касается стоянок, тут проблем не будет. Одну ночь проведем в Масарроне, другую в Агиле, потом несколько раз переночуем в Картахене, а остальное время будем становиться на якорь где-нибудь подальше от места поисков. Парочка, которая нанимает яхту на пару недель, ни у кого не вызовет подозрений.
Последнюю фразу Кой сказал, разумеется, в шутку, но Танжер это не позабавило. Виной тому, возможно, было слово «парочка». Она оценивала ситуацию, нагнув голову и вертя мандариновые корки в пальцах. Днем, до того, как они вошли в порт, она вымыла голову, и теперь кончики асимметрично постриженных, пушистых волос снова касались ее подбородка.
– Здесь патрулируют? – спросила она с тревогой.
– Да, – ответил Пилоте. – Две службы – таможенники и жандармы.
Кой объяснил, что таможенники патрулируют в основном по ночам и ищут контрабанду. Так что о таможенниках нечего беспокоиться. Жандармы же наблюдают за береговой линией и соблюдением законов о рыбной ловле. «Карпанта» вроде бы в их ведение не входит, но если они изо дня в день будут видеть ее в одном и том же месте, то вполне могут полюбопытствовать, чем они тут занимаются.
– Для нас хорошо, что Пилото знает всех и вся, даже жандармов. Теперь все стало по-другому, но в молодости он имел дела кое с кем из них. Ну, ты понимаешь: светлый табак, спиртное, процент от прибыли… Он всегда умел заработать на жизнь.
Фатализм и мудрость, древние, как море, по которому он ходил, сквозили во взгляде Пилото; то было наследие бесчисленных поколений, смотревших в лицо противным ветрам.
– Живи сам и давай жить другим, – сказал он очень просто.
Когда-то и Кой пару раз помогал ему в таких тайных ночных экспедициях у мыса Тиньосо или у мыса Палое, он до сих пор вспоминал это с мальчишеским волнением. В темноте, неподалеку от прямого луча маяка, они ждали, когда приблизятся огни торгового судна, которое замедлит свой ход, чтобы спустить на палубу «Карпанты» пару тюков. Американский табак, виски, японская электроника. Потом – выгрузка в какой-нибудь никому не известной бухточке, когда к борту по грудь в воде подходили неясные тени и забирали груз. Для юного Коя все это не отличалось от прочитанного в книжках, он страстно мечтал о таких таинственных походах в полной тьме, а страницы «Контрабандистов из Монфлита», «Дэвида Балфура» и «Золотой стрелы» служили не только полным оправданием этой противозаконной деятельности, но и примером. Однако когда они возвращались в порт, уже совершенно чистые, и бросали причальный конец на пирс, там их уже поджидал либо жандарм, либо унтер-офицер таможенной службы и отбирал львиную долю; так что у Пилото, который рисковал «Карпантой» и свободой, оставалось лишь на то, чтобы дожить месяц, другие же обогащались за его счет. Живи сам и давай жить другим. Так-то оно так, но всегда почему-то один живет лучше другого. Или за счет другого. Однажды, когда они в баре «Тайбилья» ели бутерброды с ветчиной и помидором, некто подошел к Пилото и предложил ему более сложную операцию: надо было в безлунную ночь выйти навстречу марокканскому траулеру. Чистый гашиш, сказал тот тип. Пятьдесят килограммов. И заработаешь в тысячу раз больше, чем за свои обычные вылазки. Кой, застыв с бутербродом в руке, смотрел, как Пилото внимательно выслушал предложение, не торопясь допил свое пиво, поставил пустой стакан на стойку и оплеухами выставил того типа за дверь.
Танжер заплатила за ужин, они вышли. Погода была приятная, они медленно брели к Мурсийским воротам и старому городу. Морской пехотинец застыл перед белой дверью управления порта; в этом самом здании, сказала Танжер, и допрашивали юнгу с «Деи Глории». У входа в кинотеатр «Мариола» – зеленые светляки и скучающие таксисты, за столиками уличных кафе – мужчины и женщины. Иногда Кой встречал знакомое лицо, обменивался молчаливым приветствием, кивком головы, а то и парой реплик – привет, как дела, пока – без всякого желания увидеться когда-нибудь еще и услышать ответ. У них уже не оставалось ничего общего. Он заметил одну из подружек своей юности, превратившуюся в настоящую матрону, двоих детишек она вела за руки, третий спал в коляске, рядом шел муж с проплешиной и седыми волосами, в нем смутно угадывались черты одноклассника Коя. Она шла в свете кошмарных постмодернистских фонарей, которые мешали проходу по тротуарам, и, видимо, не узнала Коя.
А все-таки ты меня знаешь, усмехнулся про себя Кой.
Ведь это я ждал тебя у ворот Сан-Мигель, ведь это с тобой мы касались друг друга руками в кафе «Мастия». А помнишь вечеринку на Новый год, когда твои родители куда-то уехали: «Je t'aime, moi non plus», Серж Гейнсбур и Джейн Биркин обнимаются на пластинке, а прочие парочки делают это почти в полной тьме? И совсем темная комната, кровать твоего брата, над которой кнопками пришпилен флажок мадридского «Атлетико»… а уж что было с твоим отцом, когда он, неожиданно вернувшись домой, обнаружил нас в постели и поломал весь кайф... Знаешь ты меня, конечно, как не знать.
