Он понимал, что происходит между ним и Ханной, и его беспокоило то, что все его попытки сдерживать себя не приносили плодов.
Сегодня он поцеловал ее. Он сказал, что хочет отвлечь ее от конкурса, но это было неправдой. Он был очарован этой миниатюрной эльфийкой с веточкой омелы на колпаке. Он отмахнулся от здравого смысла и самоконтроля.
Ханна понимала, что практически ничего о нем не знает, да и не знала никогда. Он должен ее отпугнуть, ради ее собственного блага. И своего тоже.
– Ханна, – осторожно произнес Сэм, словно прокладывая путь через минное поле, – я не должен был тебя целовать. Я не должен быть сейчас здесь рядом с тобой.
– Что? Почему? – Ханна выглядела ошеломленной.
– Подразумевается, что это все должно к чему-то привести, но это не так.
Теперь на лице Ханны застыла боль. Сэм сказал себе, что это даже к лучшему. Он должен поставить точку. Просто встать и уйти. Но почему-то он не смог с ней так жестоко обойтись. Только не с ней, такой нежной и хрупкой в своем зеленом костюмчике эльфа, такой прекрасной и очаровательной.
– Послушай, – сказал он. – У меня никогда не было того, что было у тебя. Посмотри вокруг: это твоя реальность. И возможно, снова ею станет. Прекрасная семья, ферма, работа, одно и то же место в течение долгих лет. Ты выросла в традиционных ценностях.
– Это не совсем так, – запротестовала Ханна. – Мне пришлось заплатить очень высокую цену за то, что сделала с этими ценностями.
Она не понимала того, что он говорил. Ему пришлось быть грубым.
– Я пытаюсь сказать тебе, что мы принадлежим разным мирам. Мой отец был поденщиком, постоянно переезжал с места на место, чтобы опередить свою репутацию, шагавшую за ним по пятам. Смит – единственное место, в котором мы продержались больше года, и то только потому, что я уже был достаточно взрослым, чтобы работать у Хансенов вместо него.
Сэм глубоко вздохнул, его потрясывало. Ханна придвинулась к нему и прижалась к его плечу. Он отодвинулся, хотя это было самой трудной вещью, которую ему доводилось делать.
– Рождество для меня – самое ужасное время, Ханна. Отец напивался, спуская на дешевый виски последние деньги. У нас никогда не было елки. Иногда он мне что-то дарил, но никогда не упаковывал подарки. Как правило, он не дожидался рождественского утра. Он просто напивался и, довольный собой, тыкал пальцем в подарок. Когда я был маленьким, это была грошовая игрушка: пластмассовый трактор, машинка. Я бережно хранил свои сокровища, но мы так часто и так спешно переезжали, что зачастую вещи терялись. Однажды он принес домой щенка…
Голос Сэма сорвался. В какой-то момент он подумал, что не сможет продолжить. Он обязан был ей все рассказать, чтобы Ханна не связывалась с ним, чтобы поняла, что они зайдут в тупик.
Но тогда Ханна вложила ладонь, такую маленькую и теплую, но очень сильную, в его руку. Он хотел совсем не этого, но почему же он тогда так и держал ее за руку?
– Я думал, что это – самое лучшее из всего, что со мной случалось. Щенок меня обожал, следовал за мной повсюду, спал со мной. А потом он заболел. Мне пришлось отвезти его в приют для животных, потому что на ветеринара у нас не было денег. Я понятия не имел, что у него должны быть прививки. Когда дама в приюте сказала про прививки, то так неодобрительно посмотрела на меня, что мне стало жутко стыдно. Обо мне писали статьи в деловых журналах, у меня высочайшие прибыли, я завоевал всевозможные награды. А знаешь, что под этим скрывается? Все тот же всепоглощающий стыд.
Ханна сжала его ладонь. Сэм украдкой посмотрел на нее: по щеке Ханны скользила одинокая слезинка.
Он хотел остановиться. Он причинял ей боль. Но в конечном итоге так даже лучше. Они должны остановиться прежде, чем станет слишком поздно. Он вынужден был продолжить.
– Однажды он подарил мне велосипед. Он исчез через пару дней.
– Что значит – исчез?
– Отец сказал, что его украли, но я знал, что он его продал и купил себе выпивку. – Ханна ахнула. – Я рассказываю тебе это не для того, чтобы ты меня пожалела. Я копил деньги, чтобы сделать ему подарок на Рождество. Я всегда искал что-то особенное, что, как мне казалось, может сделать его счастливым. Переносной телевизор, дорогой лосьон для бритья, хорошая рубашка. Через год после велосипеда я сдался. А потом в какой-то момент я решил, что нужно начать покупать подарки самому себе. Я решил никому не доверять свое счастье. Иногда я копил целый год, чтобы купить то, что мне хотелось. Я просто покупал вещь и чувствовал удовлетворение оттого, что могу себе ее позволить. Целый год, – тихо сказал он, – я копил на кожаную куртку. Ту, которую я носил в старшей школе, помнишь? Отец заметил, что она новая. Он был пьян. «Откуда у тебя эта куртка?» Я сказал, что это не его дело, что почти все деньги в семье зарабатываю я и могу тратить их на то, что хочу, а не на его вонючую выпивку. Я впервые повысил на него голос. Отец избил меня до полусмерти. Целую неделю после Рождества я не ходил в школу из-за синяков и ссадин. Когда он перестал меня бить, я поднялся, схватил его за шиворот и оторвал от пола. Я пообещал убить его, если он меня еще хоть раз пальцем тронет. Мы оба знали, что я говорил серьезно.
Сэм чувствовал, как Ханна сотрясалась всем телом. Горячие слезы текли по ее лицу.
– Вот кто я на самом деле, Ханна. Человек с отвратительным багажом за спиной: я готов был убить собственного отца. Я хотел стать другим. Хотел подняться из этой грязи, но мой неудачный брак доказал, что я в очередной раз провалился. Наше единственное совместное с бывшей женой Рождество потерпело точно такое же фиаско, как и раньше. Дело во мне. Дело всегда было во мне. Горечь и гнев только и ждут, чтобы вылезти наружу из-за малейшего разочарования.
– Я не вижу в тебе ни горечи, ни гнева, Сэм.
– Давай просто оставим все, как есть, – твердо сказал он. – Я лучше заполню все свободное время работой в этом чудесном месте. Только здесь я могу хоть ненадолго забыть о своем прошлом.
– Почему распался твой брак? – спросила Ханна, вытирая слезы рукавом эльфийского костюма.
Он не хотел рассказывать ей о своем браке, но если это поможет увеличить дистанцию между ними, то почему бы и нет?
– Я постоянно разочаровывал ее. Рождество? Она хотела полететь на Багамы – я мечтал провести его дома. Она хотела дорогое ожерелье – я дарил ей антикварный комод. Мне хотелось попробовать вместе приготовить индейку – она хотела пойти в ресторан. Я хотел живую елку – она не хотела собирать опавшую хвою. В итоге она напилась, опрокинула искусственную елку и швырнула в меня индейку. И так во всем. Бесконечные склоки на пустом месте. Она стала все больше пить. Я видел, что в конечном итоге превращаю ее в подобие своего отца. Развод стал избавлением для нас обоих.
– Ты несправедлив к себе, – твердо сказала Ханна. – Ты не превращал ее в отца. Думаю, ты женился на женщине, в какой-то степени похожей на него, и думал, что сможешь справиться и помочь ей.
