– ч. 00 м….18 ч. 00 м – дорога домой,
– ч. 00 м…18 ч. 30 м – ужин,
– 18 ч. 30 м…21 ч. 30 м – обморок (сном не назовешь),
– 1. ч. 35 м…22 ч. 00 м – сбор в дорогу,
– 2. ч. 00 м…23 ч. 00 м – дорога к Дому Советов,
– 3. ч. 00 м…7 ч. 00 м – пребывание на Горбатом мосту,
– 7 ч. 00 м…8 ч. 00 м – дорога на работу.
Не поехал единственный раз в ночь с 26 на 27 сентября. Хотел отоспаться. В 3 ч 30 м – телефонный звонок: «Там началось». Оделся и попытался добраться на попутных. Не получилось. Пришлось ждать открытия метро. Бежал к месту в большой тревоге. Вижу – стоят! Отлегло.
На позиции находились по 18–20 часов. 4–6 часов (преимущественно днем) отдыхали в бункере, под спортивным залом. Ели 1–2 раза в день на 6-м этаже здания ВС (вход через подъезд № 20): 2–3 бутерброда с колбасой или сыром, блюдечко салата из капусты, стакан клюквенного морса. И все. Находясь в осаде, в постоянном нервном напряжении, под потоками лжи из «Желтого Геббельса» (так мы прозвали БТР с радиовещательной установкой, стоящий перед нашими позициями), лишенные информации извне, никто из нашего отряда не дезертировал, не впал в уныние и панику.
Держались стойко, помогали друг другу. Инженеры, врачи, учителя, элитные рабочие – специалисты, пенсионеры, студенты, домохозяйки… Друзья и соратники. Единомышленники. Знали – уходить нельзя. Понимали – самое большое, что мы сможем – быть затоптанными в рукопашной. Только через наши тела бандиты Ельцина доберутся до депутатов. Ни сам Дом Советов, ни прилегающую территорию с нашими средствами и подготовкой защитить нельзя. Нас держала только решимость стоять до конца. Товарищ заболел воспалением легких. Температура – под 40. И не ушел, несмотря на все наши уговоры».
(Книга «Площадь Свободной России»)
* * *
Из рассказа геолога К. Скрипко (56 лет) и инженера Т. Богородской (56 лет):
– Мы, конечно, защищали Конституцию и законность. Но если говорить о своем отношении к тем, кто находился в Белом доме, то я еще в первые дни думал о том, как они защитят нас, если сами себя защитить не могут. Им отключили воду, электричество, телефонную связь, а они ничего не могут сделать. Они не подготовились к этому: дизельная у них не работает, горючего к дизелю нет. Когда взяли гостиницу «Мир», из нее вынесли совершенно новенький огнемет, ранцевый огнемет, – полноценный, снаряженный. Им никто не работал, но его взяли как трофей.
Вот как они хотели народ встретить – огнеметами…
* * *
В газетах и по телевидению наших Ополченцев с баррикад называют «нечестью», «нелюдями». Я выхожу каждый вечер поговорить с защитниками… Знакомимся быстро. Узнаю, что многие ребята даже не из Москвы – кто из Минска, кто с Урала, кто из Тюмени, кто из Ейска, кто из Владимира. Среди ополченцев – учителя, врачи, рабочие, инженеры, студенты. Очень много молодых ребят. Разговариваем обо всем, но больше о политике.
Смотрю на лица ополченцев… Говорят, лицо определяет, какая душа у человека. Лица изумительные – добрые и суровые. Посмотрели бы тележурналисты на них, показали бы миру, кто пришел выполнить долг гражданина России. Нет, боятся, не показывают!
* * *
Случалось слышать на баррикадах и разговоры о смерти. Лучше не присутствовать при таких разговорах… Страшно, когда молодые ребята рассуждают о смерти.
Хорошо, что находятся весельчаки, вроде Василия Теркина, играют на гармошках, поют, рассказывают небылицы.
Много на баррикадах веселых людей. А какие душевные русские песни пели!
Невзначай вдруг кто-нибудь возвращался к предыдущему разговору:
– Слушайте, мужики, а если они шарахнут из крупнокалиберного, я тут такие видел, то от нашей булыжной баррикады мокрое место останется. Не спасет нас это заграждение.
Ему отвечают:
– Они сначала предупредительные выстрелы сделают, стрельнут над головами. Так что успеешь залечь или убежать…
…Не успели ребята залечь. Когда началась стрельба из БТРов, то она началась без предупреждения.
* * *
Вместе с ребятами я уходил строить баррикады на улицах столицы. Помогали митингующим. Омоновцы избивали и затаптывали демонстрантов. Вот мы и встречали их баррикадами – на Арбате, на Смоленской, на Пушкинской.
Рядом с парком Пушкина произошла трагедия. Мы перекрывали дорогу, вытаскивали скамейки… Омоновцы бежали издалека, тяжело дыша в железных доспехах. Мы специально оттягивали воинские подразделения от Дома Советов, да и поднимали горожан на сопротивление антиконституционным радикалам-политикам. В это время на мужчин, строящих баррикады, выскочил автомобиль (кажется, бизнесмен) и врезался в толпу. Машина понесла парня на капоте, сбив с ног других… Вскоре этот парень упал. Кажется, остался жив. Мы достроили баррикады, помитинговали с омоновцами.
Через два дня я узнал, что машина сшибла моего друга, помощника, журналиста из журнала «Человек и природа» Бориса Украинцева. Мы уговорили его срочно лечь на операцию, потому что он стонал и жаловался на боли в животе. Врачи сказали – разорваны внутренности. Я подошел к коллеге Н. Харитонову и попросил денег на лечение из нашей казны… Ребята разрешили, выделили деньги, да еще и сами сбросились.
Каждый митинг заканчивался напрасными жертвами.
* * *
Холода и снег наступили не вовремя. Греются мужики так – суют ноги в костер… Ботинки начинают дымиться – тогда их вытаскивают.
Уже много больных. Люди держатся на пределе.
* * *
Из газеты «Солидарность», № 23, 1993:
«Тревога. По периметру баррикад встали БТРы. Якобы был очередной ультиматум Лужкова. Полк занимает позицию, но все опять безоружные. Марков ругается, бегают посыльные, идет нажим на Макашова – раздать, наконец, это оружие, о котором только говорят… Но решение об оружии опять не принято.
Цепи ОМОНа смыкаются, непрерывно подвозят подкрепление. Марков, нацепив под куртку АКСУ (укороченная модификация автомата Калашникова), обходит баррикады. Требует стоять насмерть, взявшись за руки. Все остальное – камни, бутылки, колья – на крайний случай. Непонятно только, как в этом крайнем случае мы успеем за все это схватиться? Незаметно проходит время. Штурма все нет, и напряжение спадает…»
* * *
Баркашовцы…
Об их прибытии к Дому Советов, дежурстве на баррикадах я узнал лишь в последние дни противостояния. Или они вели себя незаметно, или желтая пресса, как всегда, раздувала шум из ничего. Но подразделение РНЕ (Российское национальное единство) в составе 300 человек ничем не выделялось среди других подразделений защитников Конституции. Казаки, те более заметны были.
В последние дни баркашовцы охраняли важные объекты, занимались разведкой, а также взяты были в охрану Хасбулатова и Руцкого. На дисциплинированных, физически хорошо подготовленных ребят из РНЕ можно было положиться. Они выполняли все приказы штаба, добывали через подземные коммуникации любую информацию. Именно баркашовцы засняли на кинопленку провокационные действия ОМОНа, стрельбу по безоружным москвичам уже 2 октября на Смоленской площади… Более того, на кадрах запечатлены иностранные инспектора, зачастую действующие под службой Красного Креста. Иностранцы изъяснялись по-английски, руководили многими операциями, подготавливали, по всей видимости, профессиональные провокации-ловушки.
