– Через некоторое время часть группы «переместилась в «стакан». Из-под огня вытащили сотника Морозова, жизнь едва теплилась в нем: три тяжелых ранения. Его положили на дверь, носилок не было. Виктор прощался с шашкой и никому не хотел ее отдавать, пока не пришел ординарец.
– Ребятам в 20 подъезде досталось хлестче, потому что обстрел со стороны мэрии был злее. Они там переползали через трупы. Сами же военные не стреляли. С начала обстрела и штурма, до тех пор, пока не разгромили радиоузел, по этажам шла одна команда: «Защитники Дома Советов! Не стрелять! Огня не открывать!» Дом Советов не сделал ни единого выстрела…
– В 16 часов поступила команда спускаться в цоколь: Макашов ведет переговоры. Собрались в центральном холле, сдали оружие «Альфе», но не по описи: просто клали на пол, и все. После обыска их посадили в автобусы и увезли в 11-е отделение милиции. Там уже были представители контрразведки, прокуратуры, милиции, ОМОНа. Бал правили пьяные омоновцы. Узнали, что это воинская часть, Бородин – командир… Дюжий омоновец сорвал с него погоны, и тут все скопом набросились на полковника и его ребят, как стервятники, били ногами, прикладами, ставили к стенке… Уже потом, на суде, капитан Михаил Писарев расскажет, как вооруженные до зубов, пьяные верзилы специально, чтобы унизить и сломить офицеров, загнали их, безоружных, в зловонную жижу возле туалетов, срывали погоны, глумились… При обыске выворачивали карманы, в общую кучу летели документы, ключи от квартир. С капитана Александра Давыдова омоновец сорвал бушлат: «Он тебе больше не понадобится».
– Часов в девять в милиции сказали: «Вы свободны». Только прошли по Калининскому проспекту – навстречу пьяный вдрызг ОМОН. Всех – к стенке, руки за голову, ноги – на ширину плеч… Щелкают затворы… Бородин говорит: «Я старший». «Стоять!» Снова клацанье затворов. К счастью, в машине оказался один потрезвее, созвонился с отделением милиции, ему объяснили: группа «чистилище» прошла… Отстали.
– Утром пятого октября пришел приказ главкома отстранить полковника Бородина от должности…
– Все офицеры были уволены…
– В военном городке расквартировали десантный полк. Согласно директиве Генштаба часть расформировывалась и на все отводился месяц. Логика «свыше» была ясна. Но ведь школа – единственная в Союзе, а потом в России – готовила специалистов по новой системе для зенитно-ракетных комплексов, которые значительно совершеннее американских. Пока другая школа выйдет на режим, пройдет не менее года…
– На суде подтвердилось, что увольнение было произведено с грубейшим нарушением норм и правил.
– Капитан Валерий Слаек сообщил на суде, что было негласное указание: тех, кто участвовал в октябрьских событиях и находился в «Белом доме», на работу не брать. Сам он все еще безработный. Капитан Михаил Писарев, инженер-радиоэлектронщик, пытался устроиться в три места – всюду отказ. Подрабатывает тем, что чинит телевизоры. Подполковник Геннадий Татаренков, закончивший высшее военное училище, работает посыльным в коммерческом отделе фирмы, капитан Игорь Гуров – охранником на частном предприятии, хотя по специальности – инженер. Полковник Валерий Матюшин, окончивший Военную академию, – на рынке ценных бумаг. Капитан Александр Давыдов, инженер по эксплуатации точнейших радиоэлектронных устройств, с трудом устроился грузчиком. Прапорщик Станислав Захаров, техник-электрик, – резчиком бумаги. Владимир Загвоздин, чтоб поддержать семью, разгружал вагоны… Все это – классные специалисты с большим опытом работы, и, наверное, каждый из них еще может принести немалую пользу армии и стране.
– Выяснилось на суде и то, что несправедливо выброшенные из армии офицеры и прапорщики, безработные, еще два месяца (!) бесплатно (!!) приходили в часть, помогали демонтировать и упаковывать технику. Работали на одном энтузиазме…»
* * *
– Из Дома Советов русские офицеры не стреляли… Дело даже не в том, что был приказ – не стрелять, просто никто не мог стрелять в своих же офицеров и солдат, в русских братьев.
– Зачем же тогда у вас было оружие, вооруженные люди?! Меня часто спрашивали об этом избиратели. Ответ их вполне удовлетворял: офицеры с оружием подтвердили свою верность присяге, а нужны они были для охраны здания и для того, чтобы президентская команда знала о поддержке армией Конституции. Депутаты полагали, мне кажется, и Руцкой с Хасбулатовым на то рассчитывали, – Ельцин не осмелится разгонять силой охраняемый парламент. Все просчитались… Ельцин пустил танки и против парламента, и против офицеров.
– Приход многих офицеров в Дом Советов буквально за несколько часов до штурма свидетельствует о том, что у Руцкого были надежные части, готовые прийти… Они-то и пришли. Пусть не все, пусть часть расстреляна была и схвачена. Речь о другом: Дом Советов избрал тактику мирного решения проблемы, потому и не разворачивал части вокруг, не стрелял при штурме.
* * *
– Свидетельствует москвичка А. Н. Таршкова, ее дом выходит окнами на Белый дом: «Не было оттуда никакой стрельбы. Стреляли сбоку, сзади, с крыш близлежащих – домов».
* * *
Знают ли ельцинисты, как безоружные защитники Дома Советов поднимались навстречу стреляющим бронетранспортерам?!.. Знают, иначе бы не распускали лживую информацию о героях баррикад, называя их бандитами и фашистами. Из страха президентские прихвостни сочиняли всякие небылицы, лишь бы зачернить правду. 4 октября в 6 часов 30 минут бронетранспортеры с боевиками в кожаных куртках выскочили на баррикады, где дежурил бывший военный летчик Владимир Ермаков со своими боевыми друзьями. Началась ужасная стрельба… Кругом падали убитые, смерть косила и женщин, и детей, и стариков. Ермаков поднялся навстречу стреляющему бронетранспортеру – пулеметной очередью ему снесло полголовы.
Боевики стреляли без предупреждения. И убивали безоружных, таких, как Ермаков. Отец Ермакова воевал с фашизмом, пришел израненный с фронта и долго не успел пожить… Владимир воспитывался в детдомах на Алтае и Сахалине. Окончил военное авиационное училище и 20 лет прослужил в Якутии. Он летал на нескольких типах самолетов и вертолетов. А когда его списали – уехал в Москву. И здесь его назвали властьимущие за службу Родине фашистом, здесь он нашел смерть.
Погиб он, как герой. Генерал-лейтенант Калинин, защищающий вместе с нами в Доме Советов Конституцию, хорошо знал Ермакова, отзывался о нем, как о доблестном офицере. Чтобы ельцинская пропаганда не затоптала его подвиг в грязь, Калинин решил обратиться в Совет ветеранов 5-й Краснознаменной армии с просьбой узаконить награждение капитана запаса Ермакова собственным орденом. Фронтовики поддержали идею. Тем более, президентская команда, не церемонясь, награждала отличившихся в стрельбе по парламенту и безоружным. Даже белогвардейцы отменили награждение Георгиевским крестом, так как считали: нельзя награждать этим орденом русских за то, что они убивают русских. А тут все нацепили звезды и медали… Генерал Калинин имел право сказать в этой ситуации свое слово. За войну он получил три ордена Красной Звезды, воевал умело и героически. Был ранен. После танкового училища попал снова на фронт в 159-ю дивизию. Вместе с ней он дошел до Кенигсберга. Здесь – в тяжелой схватке – была отражена атака известной 2-й танковой дивизии «Герман Геринг». Калинин проявил пример мужества и стойкости. За что и был награжден первым орденом Красной Звезды. Именно этот значимый для него орден он и вручил – с согласия Совета ветеранов – вдове погибшего Л. В. Ермаковой.