Надпись на надгробии генерала гласит: «Здесь покоится прах генерала от инфантерии всех российских орденов и всех европейских держав кавалера графа Михаила Андреевича Милорадовича. Родился 1771-го года октября 1-го дня. Скончался от ран, нанесённых ему пулей и штыком на Исаакиевской площади декабря 14-го дня 1825-го года в Санкт-Петербурге».
Глава 3. Отечественная война после Бородино
Ночь прекратила ужасное сражение, десятки тысяч трупов покрыли Бородинское поле, французы назвали это сражение «битвой генералов» по множеству выбывших из строя генералов. Русские войска лишились здесь Багратиона и других известных командиров.
На другой день Кутузов хотел возобновить битву, но по собранном ночью сведениям, оказалось, что русская армия потеряла половину своего состава. Хотя французы претерпели не меньший урон, было ясно, что продолжать битву нельзя. Кутузов отступил к Москве, что дало основание Наполеону провозгласить победу, хотя сами французы к ночи отступили на прежние позиции.
Ц. Ложье («Дневник офицера Великой армии в 1812 г.» М., 1912) так описывал свои впечатления после битвы: «Утром мы были изумлены: русская армия исчезла. Какое грустное зрелище представляло поле битвы! Никакие бедствия, никакое проигранное сражение не сравняется по ужасам с Бородинским полем, на котором мы остались победителями… Все потрясены и подавлены.
…Пасмурное небо гармонирует с полем битвы. Идёт мелкий дождь, дует резкий однообразный ветер, и тяжёлые чёрные тучи тянутся к горизонту. Всюду огромное уныние».
По существующим в то время представлениям, армия, покинувшая поле сражения, считалась проигравшей.
Ермолов писал о Бородинском сражении: «Российское войско в сей день увенчало себя бессмертною славою! Превосходство сил неприятельских по необходимости покоряло его действиям оборонительным, которые не сродны свойству русского солдата и мертвят дух его; потеря многих отличных начальников, всё казалось согласующимся против его пользы: но, невзирая на это, конечно, не было случая, в котором бы оказано было более равнодушие к опасностям, более терпения и твёрдости, решительнейшего презрения к смерти» (В сб. «Бородино. Документы, письма, воспоминания». М., 1962).
Н. Муравьёв: «Таким образом кончилось славное Бородинское побоище, в котором русские приобрели бессмертную славу… Государь приказал выдать каждому рядовому и унтер-офицеру по пяти рублей в награждение, и добродушные солдаты наши приняли с благоговением сию монаршую милость» («Записки», Русский архив, М., 1885).
Совет в Филях и сдача Москвы
Узнав о потерях, Кутузов не стал возобновлять на следующий день сражения. Даже в случае успеха и наступления его армии положение русских оставалось шатким. Они не располагали на участке от Москвы до Смоленска никакими запасами (все склады делались в Белоруссии, где вначале предполагалось вести войну).
Наполеон же имел за Смоленском крупные людские резервы. Поэтому Кутузов считал, что время для перехода в наступление ещё не пришло, и велел отступать. Правда, он надеялся на получение подкреплений и не исключал возможности дать уже у стен Москвы новый бой. Но надежды на подкрепления не оправдались, а выбранная для боя у города позиция оказалась невыгодной.
Русская армия, отошла к Горкам (где оставалось ещё одно укрепление), но в Филях 13-го сентября по новому стилю главнокомандующий русской армии, князь Михаил Иванович Кутузов, созвал военный совет.
В крестьянской избе созван был военный совет, который должен был решить участь Москвы. На совете присутствовали: фельдмаршал князь М. И. Кутузов; генералы: М. Б. Барклай-де-Толли, Л. Л. Беннигсен, М. И. Платов и Д. С. Дохторов; генерал-лейтенанты: граф А. И. Остерман-Толстой, Ф. П. Уваров, К. Ф. Багговут и П. П. Коновницын; генерал-майор и начальник главного штаба А. П. Ермолов и генерал-квартирмейстер полковник К. Ф. Толь. Позже приехал Н. Н. Раевский. Главнокомандующий предложил на обсуждение вопрос: ожидать ли неприятеля на невыгодной позиции, или уступить ему Москву. Мнения разделились. Члены совета начали спорить.
«Вечеру приехал я в армию на Фили, узнал, что князь Кутузов приглашал некоторых генералов на совещание, что делать, ибо на Поклонной горе драться нельзя, а неприятель послал в обход на Москву. Барклай предложил первый, чтобы отступить всей армией по Рязанской дороге через Москву. Остерман неожиданно был того же мнения противу Беннигсена и многих», – так записал родственник Льва Толстого по материнской линии Д. М. Волконский в своем дневнике первого сентября 1812-го года. (Этим дневником спустя полстолетия пользовался великий писатель при создании романа «Война и мир»).
Мнения разделились:
– за оставление Москвы высказались Кутузов, Барклай-де-Толли, Остарман-Толстой, Толь, Раевский;
– за сражение: Беннигсен, Дохтуров, Уваров, Коновницын, Ермолов.
«Кутузов прекратил споры, сказав: «С потерею Москвы ещё не потеряна Россия, доколь сохранена будет армия. Приказываю отступать… Знаю, что вся ответственность падает на меня, но жертвую собою для блага отечества». По свидетельству очевидца, Кутузову дорого стоило решиться на подобную жертву. Он не спал всю ночь…» («Отечественная история», Санкт-Петербург, 1895)
Сознавая правильность и необходимость отданного приказа об отступлении, Кутузов тяжело переживал сам факт оставления Москвы, каждый подлинный патриот переживал утрату столицы, но большинство понимало или вскоре поняло дальновидность этого шага мудрого фельдмаршала.
В донесении от 16-го сентября Кутузов пишет императору Александру I, что он оставил Москву: «я никак не мог отважиться на баталию, которой невыгоды имели бы последствием не только разрушение армии, но и кровопролитнейшую гибель и превращение в пепел самой Москвы». И, наконец, главное: «должен я был решиться попустить неприятеля войти в Москву, из коей все сокровища, арсенал и все почти имущества, как казённые так и частные, вывезены, и ни один почти житель в ней не остался». В следующей строке Кутузов пишет императору: «вступление неприятеля в Москву не есть ещё покорение России».
«Военный совет в Филях» (А. Д. Кившенко, 1880 г.)
Кутузов надеялся, что, сохранив и усилив свои войска, он заморит ослабевшую неприятельскую армию в опустевшей Москве.
По мере приближения неприятеля к Москве, многие жители спешили выбраться из неё. Важнейшие архивы, казённое имущество также были вывезены. Оставшиеся в городе граждане до последней минуты были уверены, что Москва не будет уступлена без боя, но на следующий день после совета в Филях Москва опустела.
Перед вступлением французов в Москву московский генерал-губернатор граф Ф. В. Ростопчин дал приказ – сначала запереть кабаки, а потом разбивать в кабаках бочки с вином: «К этой мере я должен был прибегнуть вследствие (появления) огромного числа мародёров, дезертиров, и мнимо раненных, которые со всех сторон прибывали в город; а одна уж приманка выпивки привлекла бы часть армии, которая и без того уже была слишком дезорганизована, и тысячи солдат, которых нельзя было сдержать силою, начали бы грабить город и, может быть, даже зажгли бы его прежде проходившей армии».
