При подготовке к сдаче Москвы студенты и преподаватели Московского университета всю ночь грузили разное имущество, вывезли университетские деньги, коллекции, книги. Ростопчин также прислал на архиерейское подворье 300 подвод, которые затем были распределены московским архиепископом по храмам и монастырям для погрузки церковных святынь и ценностей, обоз отправился в Вологду утром 13-го сентября по новому стилю.
Ф. В. Ростопчин, «сначала возбуждавший москвичей к вооружённой защите Москвы, затем необыкновенно энергично хлопотал об оставлении ею и даже, говорят, приготовил людей к тому, чтобы зажечь город…» (профессор С. Ф. Платонов «Учебник русской истории для средней школы», Санкт-Петербург, 1895).
Перед отходом из Москвы Ростопчин, исполнив повеление фельдмаршала, приказал всем воинским командам и ведомствам, вывезти больных и раненых; полиции и жандармской команде отправиться во Владимир; разбить бочки с вином и сжечь на Москве-реке все барки с частным и казённым имуществом.
Рано утром русская армия снялась с лагеря и потянулась по извилистым улицам Москвы. Солдаты сначала думали, что их ведут в обход неприятеля, но скоро всё стало ясно: армия шла на рязанскую дорогу, вслед за армией из города двинулись и жители.
И здесь имел место следующий случай: московский гарнизон по приказу генерала (немца), командовавшего им, пошёл через город с музыкой. На неуместность этого обратил внимание Милорадович. Генерал ответил: «Если гарнизон при сдаче крепости получает дозволение выступать свободно, то выходит с музыкой, так сказано в регламенте Петра Великого». Милорадович вскричал: «Да разве есть в регламенте Петра Великого что-либо о сдаче Москвы? Прикажите замолчать вашей музыке».
14-го сентября русский арьергард Милорадовича тихо и в полном порядке прошёл всю Москву от Дорогомиловской заставы до Покровской заставы, а за ним по пятам в город вошёл первый отряд французов под командой генерала Себастиани… Инициатором перемирия был генерал Милорадович («Французы в Москве». В книге: «Отечественная война и русское общество», М. 1912).
Русский капитан Ф. Акифеев рассказал об истории заключения перемирия: Милорадович, опасаясь, что его части могут быть отрезаны от Москвы корпусами французский армии, подходящими к городу с других направлений, обратился к королю Неаполитанскому с предложением: если французы хотят занять Москву неразрушенной, то они должны дать возможность войскам Милорадовича выйти из неё спокойно с артиллерией и обозом. В противном случае Милорадович обещал перед Москвой и в Москве драться до последнего человека и вместо Москвы оставить одни развалены.
В результате достигнутой договорённости, «быстро и молчаливо шли обе армии одна за другой, часто прямо соприкасаясь. Оставшиеся в Москве жители не всегда даже могли отдать себе отчёт в том, что за каким-нибудь казачьим отрядом плотною стеною шли по московским улицам враги; некоторым только трубные сигналы, отличавшиеся от наших, да команда на иностранном языке открывала глаза на происходящее» (Ю. Готье).
Тарутинский манёвр
Наполеон не напал на Кутузова при отступлении русской армии от Бородина к Москве не потому, что считал войну уже выигранной и не хотел попусту терять людей, а потому, что он опасался второго Бородина.
Схема первого этапа Отечественной войны 1812-го года
Главный стратегический успех Кутузова при Бородине заключался в том, что страшные потери французов обеспечили время для пополнения, снабжения, реорганизации русской армии, которую главнокомандующий затем и двинул в грозное, сокрушившее Наполеона контрнаступление.
Оставив Москву, Кутузов начал отход в юго-восточном направлении, по Рязанской дороге. После двух переходов русские войска подошли к Москве-реке. Переправившись у Боровского перевоза на правый берег, они свернули на запад, и двинулась форсированным маршем к Старой Калужской дороге. В то же время казачий отряд из арьергарда генерала Раевского продолжил отход на Рязань. Этим казаки ввели в заблуждение французский авангард маршала Мюрата, который следовал по пятам за отступавшей армией.
Памятник в Тарутино
Во время отхода Кутузов ввёл жесткие меры против дезертирства, начавшегося в его войсках после сдачи Москвы. Дойдя до Старой Калужской дороги, русская армия повернула на Калугу и встала лагерем в селе Тарутино. Туда Кутузов привел 85 тысяч человек наличного состава (вместе с ополчением). В результате Тарутинского манёвра русская армия вышла из-под удара и заняла выгодную позицию.
Ф. Н. Глинка писал:
Друзья, бодрей! Уж близко мщенье…
Уж вождь, любимец наш седой,
Устроил мудро войск движенье
И в тыл врагам грозит бедой…
Находясь в Тарутино, Кутузов тем самым прикрывал богатые людскими ресурсами и продовольствием южные районы России, тульский военно-промышленный комплекс и одновременно мог угрожать коммуникациям французов на Смоленской дороге. Французы же не могли беспрепятственно наступать из Москвы на Петербург, имея в тылу русскую армию. Тем самым Кутузов фактически навязал Наполеону дальнейший ход кампании.
В Тарутинском лагере русская армия получила подкрепления и увеличила свой состав до 120 тысяч человек. В 1834-м году в Тарутино был установлен памятник с надписью: «На сём месте российское воинство, предводимое фельдмаршалом Кутузовым, спасло Россию и Европу».
Менее чем за два месяца армия получила 300 тысяч новых ополченцев, для неё было собрано более 100 миллионов рублей.
Наполеон в Москве
Наполеон въехал на Поклонную гору и, увидев расстилающуюся у ног его древнюю столицу русского государства, воскликнул: «Наконец вот он – этот знаменитый город!.. Теперь война кончена».
15-го сентября Наполеон торжественно въехал в Москву. У Дорогомиловской заставы Наполеон сошёл с коня и в ожидании встречи стал ходить взад и вперёд. Уже не в первый раз ему доводилось въезжать победителем в чужие города, так он въезжал в Вену, столицу Австрии, в Берлин, столицу Пруссии и др. Там его встречали с торжеством, с мольбами о пощаде. Здесь же никто не выходил ему навстречу, он терял терпение, хмурился, глядел по сторонам, снимал и надевал перчатки, мял в руках носовой платок.
Наконец, когда ему донесли, что Москва пуста, он не хотел верить и требовал депутации. Ему привели несколько иностранцев, которые подтвердили, что Москва оставлена жителями.
Л. Н. Толстой в романе «Война и мир» писал: «И благо тому народу, который, не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передают её великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуты испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и лёгкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью».
