Позиционирование больших масс народа в духе двухполюсной схемы было одной из технологий, разрушавших патриотическое движение. Схватка между коммунистами, пытающимися выступать от имени народных масс, и антикоммунистами, отстаивающими интересы элит и эффективную организацию современной экономики, постоянно выдвигалась вперед с целью затушевать действительно важные мировоззренческие проблемы, которые позволили бы преодолеть новую Большую Смуту.
Упрощенное понимание истории вновь требует символизма гражданской войны. И вновь в этом противостоянии патриотические силы, традиционалисты, русские националисты оказываются вне игры. Собственно, «гражданская война» в форме информационных кампаний преследует именно эту цель: подменить стоящие перед страной национальные вопросы чисто социальными. И вновь разодрать Россию на куски. В самом худшем случае пустить Россию по пути Европы – в тупик деградации суверенитета и размывания национальных интересов. Только в условиях крайнего материального неблагополучия.
Поиски священных фигур в истории связаны более всего с тем, что действующие лидеры не удовлетворяют потребностям людей, ищущим во власти силу авторитета, вокруг которого можно было бы сплотиться. Владимир Путин не смог сыграть роль такой фигуры. Его авторитет разрушился в результате крайне неэффективного управления и противоречивой риторики, демонстрирующей симпатии более всего к ельцинскому периоду – самому разрушительному для страны. Угасание авторитета Путина породило всплеск интереса к фигуре Сталина, за которым тянулся шлейф символизированных смыслов, в основном привязанных к Победе 1945 года. Именно такой Сталин и нужен как символ – Сталин в момент национального триумфа. Вместе с тем, за данным символом тянется и вся прежняя смысловая ткань истории, пошитая в мастерских коммунистических политтехнологов. От символа до идеологии, его породившей, очень короткая дистанция.
Нация требует побед, а главная победа XX века связана со Сталиным. Нация требует жестокой кары для чиновников, и эта слава вновь за Сталиным – перелицованная историческая информация о репрессиях в таком виде становится удобным идеологическим продуктом. Эти черты сталинизма совпадают с требованиями национальной диктатуры: 1) защита русской истории, истории ее побед от фальсификации и осквернения, 2) милитаризация (возвращение в общество воинского духа и военной подготовки, а также восстановление боеспособности вооруженных сил), 3) уничтожение олигархии, обуздание бюрократии и истребление коррупционеров и организованной преступности. Но вместо всего остального, что требуется для национальной власти, символы сталинизма обещают 1) воинствующий атеизм, 2) извращение русской истории, 3) утверждение новой партийной номенклатуры, 4) агрессивность во внешней политике, 5) забвение всего русского и новый виток интернационализма. И так далее. Разумеется, Сталин из могилы не встанет, но возродятся похороненные, казалось бы, интерпретации истории и политические суждения, которые довели СССР до развала.
Сталин становится фигурой, противопоставленной Ельцину, Гайдару, Черномырдину, Чубайсу и прочим. Преимущество сталинизма – в том, что недовольство его деятельностью давно в прошлом, а идеализированный образ давно сложился в целостный символ. Как антипод олигархии он кажется очень удобным. Поэтому коммунисты становятся сталинистами, к сталинизму все больше подтягивается патриотическая публика, сталинизм пытаются совместить не только с национализмом, но и с вековой русской традицией. Это тупик, это рецидив смутного сознания.
Подобная поляризация означает, что национальные силы вновь проиграют. Лидерами сталинизма, бесспорно, останутся коммунисты. Помимо коммунистов сталинизм политических перспектив не имеет. Но мало того, коммунисты непременно проиграют противостояние с олигархией, поскольку их руководители давно встроились в олигархический режим и готовы лишь к тому, чтобы приобщиться к власти – примерно как это произошло в 1991–1992 году с лидерами демократического движения. Всплеск социального протеста имеет вождей, уже готовых к предательству. Такова цена символизма гражданской войны, в которой концентрация антиолигархических смыслов происходит вокруг фигур прежних Смут.
Они будут порождать гражданскую войну в России до тех пор, пока не иссякнет социальный и национальный конфликт. А он обещает быть длительным, ибо олигархия не уступит своего и бросит огромные ресурсы на подкуп лидеров антиолигархического движения, применит самые жестокие репрессии (может быть, даже демонстрируя приверженность методам большевиков). Противопоставить этому кроме мифологии коммунизма будет нечего, если патриоты добровольно растворятся в коммунистических колоннах и будут грезить о некоем смысле истории, которые примиряет жертв и палачей.
Проблема патриотического движения состоит в том, что у него нет единого понимания смысла русской истории. А это значит, что нет и символической фигуры. Консолидация вокруг образа Николая II пока не приобрела значимого размаха. Иной символической фигуры, вероятно, у русского народа никогда не будет. Но против нее действует наследие прежнего коммунистического символизма, фальсификации истории, которые приняты также и антикоммунистическими силами.
Выход из Смуты (иначе говоря, «холодной» гражданской войны) может быть только один: в символизме и смыслах русской истории, заложенных в вековых традициях, сложившихся в имперский период и пронесенных русским народом до нынешних дней вопреки доминированию русофобских и нерусских начал во власти. Мы можем делать ставку только на русскую традицию, в которой есть свой собственный символизм прошлого, перед которым фигура Сталина должна поблекнуть и отступить в тень. Вместе с ней отступит и гражданская война. Сталин станет всего лишь исторической фигурой – подобно Наполеону. Его заслуги будут признаны, его преступления оценены, его роль в истории не преувеличена и не вознесена над ролью русского народа.
Покончить с гражданской войной примирением невозможно. Гражданская война оттого и возникла, что стремления примириться или договориться не просматривалось. Выход может быть только в иной плоскости: не правы и те, и эти.
Продолжение непримиримого противостояния приверженцев различных идеологических концепций в течение последнего столетия и более необходимо связывать не только с особенностями переживаемого периода (политика опирается на массовую пропаганду), но и с особенностями национального характера. Русские ищут историческую правду. Но русские в своей страсти к пониманию истории оказываются слишком доверчивыми, падкими на шумные разоблачения и неумеренные прославления прошлого. Все это мешает отделить здоровый опыт истории от Смуты.
Русские, будучи историческим народом в течение веков сложили в своем самосознании потребность в осмыслении и переосмыслении истории. Ценность древности и ценность летописания нам известна со времен Руси изначальной. Теперь пришло время переосмысления Смут. Понять, что с нами творится, и что делать в сложившихся условиях Большой Смуты, мы сможем, только если вновь станем историческим народом – поймем смысл своей истории, свое предназначение и вернемся к историческому творчеству, остановленному в XX веке.
