– Ты – исключение.
– Даже если ты считаешь меня другой…
– Не другой. Единственной.
Ее щеки снова зарделись.
– Пусть так, но… Ты бы не охотился за кем-то, кто слабее тебя.
– Я почувствовал твою тревогу и страдание. И все еще чувствую их.
– Ты не перестаешь меня удивлять, – с легкой усмешкой заметила Дженан. – Мы нарушили все правила приличия и даже предотвратили мою будущую свадьбу… Извини, но я все о своем.
– Не извиняйся. Мне плевать на правила приличия. Между нами не существует никаких правил. И ты это знаешь.
– Правда? А я вот даже не уверена, что все это происходит на самом деле и что ты действительно существуешь. На меня еще никто не производил такого сильного впечатления.
– Мы квиты. Ты сделала то же самое со мной еще до того, как я увидел тебя.
– Не говори того, чего не чувствуешь, – передразнила Дженан. – Ты пытаешься потешить мое самолюбие.
– Значит, ты удивилась, когда я пригласил тебя в свой номер?
Дженан снова насмешливо посмотрела на него:
– Сказать, что я была удивлена, – ничего не сказать. Но если серьезно, мне просто нужно было прийти в себя. И вдохнуть. Да, мистер, от вас захватывает дух сильнее, чем от безумных американских горок.
И опять с Нумаром произошло что-то невероятное. Его губы растянулись в улыбке от наплыва приятных эмоций.
– Нужно издать закон, запрещающий тебе так улыбаться. Твоя улыбка по-настоящему сводит с ума.
– Никакой опасности, – еще шире улыбнулся Нумар. – Я никому так не улыбаюсь. Это только для тебя.
– Я пришла сюда сегодня вечером, думая, что удача отвернулась от меня. Но, когда встретила тебя, мне пришлось изменить свое мнение. Разве это не удача – быть единственной, кому предназначается твоя улыбка?
Нумар поддался порыву и притянул ее к себе:
– Я хочу поговорить с тобой. Но не здесь. Ты пойдешь со мной?
– Не знаю, – тяжело вздохнула Дженан. – Сказать откровенно, рядом с тобой я просто теряю голову. Со мной такого никогда не было.
Простое признание Дженан возымело эффект разорвавшейся бомбы. Не в силах больше сдерживаться, Нумар схватил ее и потащил из зала.
Они подошли к эскалатору, и он снова почувствовал, как напряжена Дженан.
– Боишься?
– Ты никогда не будешь для меня угрозой, шейх Нумар, – с улыбкой ответила она. – Я только переживаю, что мне понадобится слишком много сил, чтобы устоять перед тобой.
– Ты для меня – еще большее искушение.
Их взгляды встретились, и Нумару показалось, что все, чего он когда-либо хотел в своей жизни, находилось недалеко, в пределах досягаемости.
Он взял Дженан за руку, и они шагнули на ступеньку эскалатора.
Нумар открыл дверь, и Дженан на ватных ногах вошла в номер.
Она ощущала за спиной его присутствие, его запах, и по ее телу растекался жар.
Дженан посмотрела вокруг. Она и раньше бывала в отеле «Плаза», но никогда не останавливалась в таком номере. Королевский люкс по богатству убранства не уступал дворцу в Зафране. Его окна выходили на Манхэттен. Искусные детали интерьера, великолепные ткани и изящная мебель были вдохновлены атмосферой эпохи Людовика XV. Все просто утопало в роскоши.
Подумать только, она пришла в номер мужчины, чего не позволяла себе даже с бывшим мужем. Дженан всегда диктовала место и правила и встречалась с представителями противоположного пола на своей территории.
Но ей бы и в голову не пришло командовать Нумаром. Даже когда он заявил, что выполнит любое ее пожелание. И не потому, что она попросила о помощи, а он согласился помочь. Просто он был очень властным. И впервые в жизни Дженан понравилось, что не она, а кто-то другой контролирует ситуацию.
Рука Нумара снова обхватила ее талию, когда он повел ее в огромную гостиную с большим столом на десять персон и великолепной зоной отдыха.
Дженан шагнула в сторону от его жгучего прикосновения и направилась к пианино в дальнем углу помещения. Теперь, находясь от Нумара на безопасном расстоянии, Дженан могла прийти в себя.
Она верила, что ее новый знакомый не сделает с ней ничего против ее воли. Но вдруг ей показалось, что он видит сложившуюся ситуацию совершенно иначе.
– Ты приехал в Нью-Йорк специально, чтобы посетить наш прием? – как можно спокойнее спросила Дженан.
– Нет, меня не приглашали.
– Что же тогда? Услышал, что королевские особы родом из твоих краев празднуют помолвку в отеле, в котором ты остановился?
– Что-то в этом роде. Знаешь, мне показалось, что температура существенно понизилась, стоило нам войти в номер. Ты, случайно, не передумала? – уточнил Нумар, обходя пианино.
Он потянулся к ее руке, и его прикосновение было таким нежным, что Дженан устыдилась своих сомнений.
– Мне кажется, я стала немного подозрительной.
– Ты подумала, что раз уж я затащил тебя сюда, то смогу что-нибудь сделать против твоей воли?
– Нет, – резко покачала головой Дженан. – Я боялась, что ты станешь по-другому относиться ко мне.
– Подобно другим мужчинам, которые, заполучив желаемое, больше не скрывают своей истинной натуры?
– Это касается мужчин моего королевства, – вздохнула Дженан.
– Почему ты боишься, что я окажусь таким же, как они? Я родился в ваших краях, но не рос там.
– Воздействие на сознание происходит в очень раннем возрасте. Только самые прогрессивные семьи и особенно матери пытаются защитить своих детей от некоторых жестоких вещей, свойственных нашей культуре. Но в целом мужчин воспитывают в неуважении к женщине, ее принято считать «распущенной».
– И ты подумала, что мое отношение к тебе изменится из-за того, что ты пришла сюда, в мой номер?
– Возможно…
– Мне кажется, культура и нравы твоей страны здесь ни при чем. Ты ведь говорила исходя из собственного опыта, не так ли?
– Что тебе известно? Судя по всему, ты успел навести справки обо мне.
Нумар подвел ее к дивану и усадил рядом с собой.
– Я получил лишь общие сведения, которые можно трактовать по-разному. Только ты обладаешь достоверной информацией.
Дженан поежилась и прислонилась к спинке темно-коричневого бархатного дивана.
– У нас дома я являюсь олицетворением «распущенности». В восемнадцать лет я уехала в другую страну, начала самостоятельно зарабатывать на жизнь, добилась успеха и независимости, развелась, но не вернулась домой, в раскаянии посыпая голову пеплом, чтобы найти поддержку семьи и прощение со стороны общества. Что бы плохого со мной ни случилось, это расценивается как наказание за мои грехи.
