– Я подумал, не отправиться ли нам сегодня куда-нибудь. Пора тебе познакомиться с Италией.
– Куда? Что здесь есть поблизости?
– Ну, Болонья или Флоренция… Пиза. – Заметив в ее глазах интерес, он засмеялся: – О нет. Неужели ты хочешь стать туристкой? Увидеть падающую башню?
– Я бы лучше увидела другую падающую башню…
То куда она посмотрела и шаловливый изгиб ее губ прямо говорили, что она имеет в виду.
– Но если это не предлагается, то сойдет и Пиза. Это недалеко от Кампо-Санто?
[10]
– Можно дойти пешком. Но почему ты спрашиваешь?
Шаловливая улыбка исчезла с лица Элис.
– Мне говорили, что там есть фрески, которые стоит увидеть. Ой, не надо так на меня смотреть! – воскликнула она на его недоверчивый взгляд. – Я изучала историю искусств в университете.
Он-то всегда считал, что она взялась за необременительную работу секретарши с приличной зарплатой в художественной галерее, потому что это не нарушало привычного образа жизни. Но он, оказывается, ошибался.
– Да? Тогда почему…
– Почему я работала простым секретарем? – закончила за него Элис. – Я хотя бы находилась в мире искусства. Мама часто болела, и было необходимо, чтобы кто-нибудь находился рядом и ухаживал за ней. Вот почему я до сих пор жила дома. Но не беспокойся, – поспешила успокоить она его, заметив, как он нахмурился, – этого больше не будет. Во-первых, я не вернусь в галерею. Я предупредила об увольнении, как только… когда мы заключили сделку. И во-вторых…
– Сколько времени болеет твоя мать?
– У нее были резкие смены настроения ровно столько, сколько я себя помню. – Элис сморщилась. – Меня с детства приучили ее не расстраивать.
Мать ничего не могла поделать со своими «приступами», но, оглядываясь назад, Элис поняла, что отец потакал жене, ходил вокруг нее на цыпочках, окружал заботой и вниманием, говоря, что она «слишком чувствительна», делал все, чтобы она никогда не сталкивалась с последствиями своего поведения. А все закончилось катастрофой, из которой их вызволил Дарио.
– Ты достаточно для нее всего сделала, – заявил Дарио.
– Теперь пусть всем занимается мой отец, – согласилась Элис, мысленно радуясь восхитительному ощущению свободы, с которым она просыпалась каждое утро с тех пор, как Дарио сделал ей предложение выйти за него замуж.
Она только сейчас, после того как приехала с Дарио в Италию, перестала чувствовать себя пешкой в руках родителей. Странно, но она никогда не ощущала столько жизненной энергии, несмотря на то что связана брачным договором.
– Я не могу больше жить жизнью матери. У меня своя жизнь.
– Итак, фрески.
– И все остальное: падающая башня и туристические достопримечательности. – Настроение у Элис поднялось, и она, откинув одеяло, встала с постели. – Дай мне полчаса, и я буду готова. Дарио, в чем дело? – Увидев, как он, не отрываясь, смотрит на ее обнаженную фигуру, она погрозила ему пальцем: – Нет! Ты обещал мне выходной.
– Выходной… – У Дарио пересохло в горле. – А потом мы вернемся в постель.
«Вернемся в постель»… Позже в тот день она металась на широченной кровати, стараясь найти удобное место на подушке, чтобы пристроить пульсирующую болью голову. Сомнительно, что Дарио имел в виду это, когда собирался снова уложить ее в постель.
Головная боль начала ее мучить уже по пути с Виллы-де-Оро, а к тому моменту, когда они закончили осмотр фресок, переросла в сильнейшую мигрень. Элис знала, что ее ждет, и умолила Дарио немедленно вернуться обратно. Они успели приехать до того, как у нее началась рвота, и следующие двадцать четыре часа она находилась в плачевном состоянии.
Она не стала бы упрекать Дарио, если бы он ушел, оставив ее на попечении слуг. Но как только они приехали на виллу, он на руках поднял ее наверх в спальню, где осторожно раздел, уложил на прохладные простыни, дал необходимые лекарства и, к ее немалому смущению, принес таз, который вскоре стал абсолютно необходим.
Время для нее остановилось, все заволокло туманом. Элис сознавала только то, что Дарио около нее… его тихий голос, прохладную руку на лбу. Он вытирал пот с ее лица влажной салфеткой, давал глотнуть воды в перерывах между приступами.
Наконец через обычные в таких случаях сорок восемь часов она почувствовала, что мигрень отступила. Вторую ночь Элис проспала и наутро смогла подняться с постели. Она сняла смятую ночную рубашку, надела белый хлопчатобумажный халат и спустилась вниз. Дарио сидел на террасе с кружкой кофе в руке. Он смотрел на зеленую долину, на занимавшийся рассвет, позолотивший кирпичные стены виллы.
– Buon giorno, mio marito…
[11]
– сказала она.
Он резко обернулся – ее появление вывело его из задумчивости.
– Buon giorno, mia moglie
[12]
.
Он, казалось, с трудом произнес эти слова по-итальянски. Или, возможно, дело в том, что она назвала его мужем?
– Тебе можно вставать?
Он поднялся, придвинул ей кресло и взбил подушки.
– Я уже хорошо себя чувствую. Обычно приступ проходит через пару дней. Выглядит все, конечно, ужасно. – Элис быстро села. Чувствует она себя лучше, но не готова смотреть на полуголого Дарио – босого, без рубашки, в одних лишь шортах до пупка. – Но с удовольствием чего-нибудь выпью. Это лимонад?
– Naturalmente
[13]
.
Лимонад был прохладный, с кусочками льда и приятно освежил пересохшее горло. Сегодня утром Дарио какой-то… другой, не похожий на себя, но в чем эта непохожесть, она не понимала.
– Такое с тобой часто случается?
– К счастью, нет. – Элис перевела взгляд на горизонт, где вставало солнце. – Извини…
– Извинить? За что? – Темные брови недоуменно сдвинулись.
– Ну… ты же не подписывался на роль сиделки.
Он ведь хотел иметь в своей постели любовницу, привлекательную, желанную, а ее два дня нельзя было назвать желанной. Она не знала, где он спал, но точно не в одной с ней постели. Элис смутно припоминала, что, проснувшись пару раз, видела его вытянувшегося в неудобной позе в кресле около кровати.
– «В горе и в радости, в богатстве и в бедности», – насмешливо процитировал Дарио.
Эти обеты относятся к настоящему браку. Она не хотела думать о другом обете – «Пока смерть не разлучит нас», поскольку этого в их браке никогда не будет. Но как же это больно…
– Как долго наш брак продлится? – Элис не ожидала, что произнесет эти слова, и пришла в ужас.
