Но даже в сорок втором году бой двух армий, двух государств, все еще шел не на равных. Когда Красная Армия посчитала, что достаточно сильна для наступления и решила срезать ударом на север Белорусский выступ, она получила быстрый и жестокий ответ: под Ровно произошла грандиозная битва, сравнимая со сражением на Курской дуге, в результате которой наши войска были разгромлены. И немцы рванули к Днепру, обходя Киев с двух сторон. «Мать городов русских» оказалась в том же положении, что и Сталинград «нашей» версии истории – до самого конца года в городе шли тяжелейшие бои.
Чуть севернее фашисты отрезали гомельскую группировку РККА и вышли к Брянску, южнее – достигли Крымского перешейка (и застряли на нем). Положение на фронте продолжало ухудшаться – Вермахт наскреб по сусекам резервы и смог организовать второе наступление: на Смоленск. Жесточайшие сражения шли по всей линии соприкосновения, затихнув только с началом весенней распутицы. Фактически немцы полностью выдохлись, чему способствовало два обстоятельства, ставших прямым следствием нашего вмешательства.
Поступившие в действующую армию новые истребители сами по себе ничего не решали, особенно если в них сажали новичков, обученных по принципу «взлет-посадка». Но к осени 1942 года ВВС Красной Армии сумели набрать значительный опыт, и расчистка неба от немецких стервятников пошла гораздо быстрее. В качестве противодействия резко возросшему количеству потерь бравых асов Люфтваффе рейхсмаршал Геринг предложил усилить бронирование своих самолетов, особенно новейших «Фокке-Вульф-190». Это перевело «Фоки» в категорию штурмовиков, тем более что от производства пикировщиков «Юнкерс-87», являющихся главной добычей «сталинских соколов», немцы вообще отказались. В итоге рисунок воздушных боёв заметно изменился – Люфтваффе практически перестало поддерживать ударами с воздуха наземные войска, сосредоточившись на противодействии советской авиации. Чуть позже это даже привело к тому, что новые реактивные самолеты в Германии разрабатывали только в качестве истребителей. Но и тогда это не сумело переломить ситуацию – начиная с весны сорок третьего года советские летчики стабильно «удерживали небо».
По танкам и легкой бронетехнике проблемы были схожими – новейшие русские танки спокойно расправлялись с морально устаревшими машинами Панцерваффе. Тем более что как раз в танковых войсках РККА с опытными обстрелянными экипажами все было в порядке. В немецком штабе возобладала точка зрения, что надо делать ставку на новые танки «Панцеркампфваген-5 «Пантера» и «Панцеркампфваген-6 «Тигр». Чтобы побыстрее наклепать этих «вундервафель», решили прекратить производство «троек» и «четверок». Из-за отсутствия противодействия со стороны погибшего Гудериана это и было сделано к началу сорок третьего года. Данное обстоятельство привело к резкому сокращению численности Панцерваффе, хотя и за счёт некоторого качественного усиления. Наступательные операции Вермахта уменьшились по глубине и размаху и стали достаточно редкими. Стратегическую инициативу немцы утратили задолго до даты «нашей» Курской дуги (лета 1943 года) и более ничего похожего на Ровненское сражение и прорыв к Смоленску и Брянску повторить не смогли.
А наши, напротив, начали массированно давить именно летом сорок третьего года. Механизированные части РККА стали гораздо подвижней за счет большего количества грузовиков и более надежных танков. Первая ласточка грядущей катастрофы прилетела к фашистам еще в мае – одновременным ударом от Пскова и Риги Красная Армия прорвала немецкую оборону, и всего через две недели танковые армии обеих группировок встретились в Даугавпилсе, окружив в Эстонии девять немецких дивизий.
В июне гром грянул по-настоящему: Белорусский «балкон» срезали с севера и юга, от Полоцка и Киева. Тяжелейшее сражение, сравнимое по размаху с операциями «Уран» и «Багратион», продолжалось два месяца, пока клинья советских войск не сошлись западнее Минска. В огромном котле остались разрозненные, потерявшие до половины личного состава, деморализованные части всей группы армий «Центр» – более полумиллиона человек. На деблокаду у фашистов уже не было сил. Держать воздушный мост для снабжения окруженных фрицам не удалось – ВВС РККА господствовали в небе. Затем наше командование поступило мудро, спокойно «маринуя» окруженные части в «котле», постепенно его сжимая. Оставшись без патронов, горючего и продовольствия, немцы начали массово сдаваться в плен. Это продолжалось вплоть до начала зимы, Паулюса вытащили из подвала разбитого центрального универмага Минска в сентябре, а последними, уже в конце ноября, сдались уцелевшие каратели из дивизии СС «Мертвая голова».
Осенью Красная Армия нанесла удар на юге, полностью освободив правобережную Украину. Но на этом не остановились, продолжая продвигаться на запад. К концу года Румыния, Болгария и Венгрия были выведены из войны.
Зимнее наступление РККА на всех фронтах поставило окончательную точку в противостоянии Германии и Советского Союза. Берлин был взят штурмом в марте, а капитуляция подписана в апреле. Поскольку союзники, США и Британия, все это время возились в Средиземноморье, захватив Италию и юг Франции, на высадку в Нормандии у них не хватило сил. Поэтому СССР захватил всю Германию целиком, а также половину Франции и страны Бенилюкса.
Общие потери Советского Союза составили десять миллионов человек. Из них военнослужащих – три с половиной миллиона, остальные гражданские. Особенно досталось белорусам, дольше всех пробывшим под оккупацией.
Я увлеченно копался в Интер… то есть Библиотеке, добравшись до сорок пятого года, когда начался послевоенный раздел Европы между СССР и западными странами, как вдруг сбоку раздался ошеломленный возглас Батоныча.
– Мать твою за ногу да об угол… – и Володя выдал длинную заковыристую матерную тираду, но в его голосе послышалась такая тоска, что у меня по спине побежали мурашки.
Я резко развернулся, уставившись на друга, являвшего собой самую точную и буквальную иллюстрацию выражения: «Будто пыльным мешком ударенный». Ну вот точь-в-точь. Даже цвет лица соответствовал… Полковник продолжал ошеломленно пялиться на экран, не обращая на меня никакого внимания. И вид у него был, м-м-м… может, в гроб и краше крадут, но о-очень редко!
– Что стряслось, Володя?
– Съездили, блин, на войну, – выдохнул Батоныч и… резко обхватив голову обеими руками, грохнулся локтями об стол.
И вот тут я испугался по-настоящему.
– Да что случилось-то?!
Батоныч бросил на меня злой взгляд, а потом нехотя произнес:
– Открой 1955 год.
Я несколько мгновений тупо смотрел на него, не понимая – при чем тут 1955-й? Мы же вроде как разбираемся, что там не так пошло во время войны. Но голос Володи был таким… мертвым, что я развернулся к экрану и сделал, что сказали… Прочитал и не поверил. Прочитал, скрипнул зубами…
– Пошли покурим, что ли… – мрачно произнес Батоныч. Я молча поднялся и двинулся в сторону дверей. Хотя сигарету последний раз держал в руках лет пятнадцать назад, аккурат за полчаса до ранения.
– Сигареты есть? – поинтересовался Володя у дежурящего на входе Димона.
