– Поразительно, товарищи! Нет, я, разумеется, понимаю, что при таком калибре одного попадания достаточно для поражения любого немецкого танка или бронемашины, но все же… Еще и описанная вами просто немыслимая скорострельность! И все это сделал всего ОДИН танк!
Танкисты украдкой недоуменно переглянулись: понятно, что танк секретный и экспериментальный, но отчего товарищ народный комиссар ведет себя так, словно понятия не имел о его существовании? Или и на самом деле не знал? И они стали свидетелем чего-то вовсе уж секретного? Да уж, в подобной откровенно непонятной ситуации лучше всего сделать вид, что ничего не заметили, а то как бы себе дороже не вышло…
Успокоившись, Лаврентий Павлович вернулся за стол.
– Что ж, товарищи красноармейцы, в вашем рассказе я нисколько не сомневаюсь: все рассказанное полностью совпадает с данными, переданными командиром одной из спецгрупп, отправленных на место боя. Как вы считаете, что это такое?
Берия выложил на зеленое сукно рабочего стола то, что танкисты меньше всего ожидали увидеть в этом кабинете: один из тех самых металлических кругляшей размером с солдатский котелок, что вылетали через специальный лючок из башни секретного танка после каждого выстрела.
– Товарищ нарком, эти… штуковины выбрасывались из танковой башни через пару секунд после каждого выстрела. Что это такое, я у товарища полковника в суматохе так и не спросил, но догадываюсь, что это своего рода стреляная гильза…
– Такая, гм, маленькая?! – поразился Берия. – Сколько ж в нее пороха-то влезет, смешно просто!
– Да нет, я помню, когда мы в автомат заряжания снаряды и заряды укладывали, она была вполне себе нормального размера, – задумчиво произнес Степан. – Похоже она… ну… частично сгораемая, что ли…
– Куда укладывали? – переспросил Берия, снова черкая на листке бумаги.
– Там внутри башни было такое устройство, оно автоматически подавало снаряды к затвору орудия. Товарищ полковник называл его «автоматом заряжания», или «каруселью». Последнее из-за того, что эта штука была… круглой.
– И часто вы туда… снаряды укладывали?
– Да раза три… Правда, Коля?
– Точно так, – кивнул мехвод, привычным движением разгладив соломенные усы. – Первый раз еще у разбитого тягача. Потом, когда к холмам передислоцировались и начали там танки жечь, еще два раза.
– Так сколько всего вы произвели выстрелов?
– Ну, мы не считали, – почему-то смутился Гаврилов, – однако сам товарищ полковник после сказал, что два с половиной боекомплекта, всего сто два снаряда. Он еще жалел, что у него не «КВ-1», там, мол, боекомплект под сотню.
– Жалел, значит? – усмехнулся нарком. – С такой-то мощью орудия и стрельбой без промаха? Ладно… Выходит, что боекомплект «Т-72» всего сорок снарядов?
– Выходит, что так, товарищ нарком.
– Добро, – кивнул Лаврентий Павлович, убирая «гильзу» обратно под стол и делая на бумаге очередную пометку. – Разберемся. Теперь вернемся к тягачу, про который вы упомянули. Мне докладывали о какой-то непривычной машине-гиганте, на прицепе которой он и стоял и которую немцы сожгли. Было такое?
– Так точно, было!
– Вот и расскажите, что за чудо-автомобиль такой. А то мои люди какие-то небылицы рассказывают, мол, тягач больше танка размером и колеса чуть ли не с человека высотой.
– Так и есть, – кивнул Гаврилов, мельком подумав, что товарищ народный комиссар определенно лукавит: уж коль на месте боя побывала разведгруппа, неужто фотокарточек не имеется? Вон, когда товарищи чекисты разбитый танк осматривали, со всех сторон сфотографировали. Впрочем, ему виднее. – Огромный такой тягач, кабина квадратная и с каждой стороны по четыре здоровенных колеса. А уж прицеп – ну чистая платформа железнодорожная. Товарищ комиссар его «МАЗом» назвал.
– Как? – снова берясь за карандаш, переспросил Берия.
– «МАЗом». Сказал, мол, в Минске такой сделали, потому и «МАЗ». Минский автомобильный завод.
– Надо же! – удивился нарком. – И что с ним произошло?
– Так раздолбали его немцы! Два снаряда положили. Один в кабину угодил, второй в двигатель. А после уж и солярка полыхнула, вот он и сгорел.
– То есть специально по нему и стреляли? – зачем-то уточнил Берия.
– Угу, – забывшись, по-простому ответил сержант. – То есть простите, так точно!
– Хорошо, – кивнул Лаврентий Павлович. – Рассказывайте дальше. Чем бой закончился?
Когда дошли до пленения немецкого генерала, имя которого танкисты вспомнили только с третьей попытки, перед тем несколько раз переврав фамилию, нарком задал сразу несколько вопросов. От «как именно его удалось захватить» и «опишите его внешность» до «как он себя вел – надменно, или наоборот, выглядел испуганным, сломленным?». Затем добрались до прибытия на железнодорожную станцию, контакта с местными особистами и погрузки в эшелон, и нарком попросил показать выданный лейтенантом ГБ документ. Гаврилов торопливо достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок. Внимательно изучив содержание, Берия положил бумагу на стол, прихлопнув ладонью, и сделал указание стенографистке:
– Пометьте особо, чтобы связались с их частью и разъяснили ситуацию командованию. Пока оба останутся в ведении нашего наркомата. Сделать сегодня же! Продолжайте, товарищи.
Обстоятельства гибели комиссара и полковника Бата Берию тоже интересовали во всех подробностях – судя по всему, Лаврентий Павлович уже получил сведения от проводивших осмотр разбомбленного эшелона подчиненных, и сейчас хотел сверить их «по горячим следам» с показаниями непосредственных свидетелей. Гаврилов с товарищем подробно рассказали про последние минуты жизни Дубинина и Бата – и про воздушный бой, когда им удалось в считаные секунды сбить два вражеских самолета (выслушав описание странной зенитной «трубы» с ракетой внутри, Берия сделал на своем листочке еще одну пометку), и про роковую бомбу, уничтожившую секретный танк.
Относительно танка нарком, сняв пенсне и устало помассировав пальцами переносицу – разговор длился уже больше часа, – поинтересовался отдельно:
– А вот скажите мне, товарищи, как опытные, успевшие повоевать танкисты: можно его восстановить, этот самый танк?
Гаврилов замешкался, так что отвечать пришлось мехводу:
– Не думаю, товарищ нарком. Бронекорпус ему разворотило знатно, и по сварным швам разошелся, и броня треснула. Да и ходовую тоже неслабо покорежило. Я б, ежели меня спросили, в рембат токмо дизелек вывез, да башню с пушкой.
– А почему? – живо заинтересовался тот, подавшись вперед.
– Ну дык, мотор-то вряд ли сильно пострадал, а даже если и так, все равно незачем германцам в его устройстве копаться, ежели вдруг захватят. А башня? Ее, конечно, тоже повредило, но орудие, как мне кажется, уцелело. А пушечка там, товарищ Берия, ох какая знатная. Нельзя ее бросать, вдруг тоже к германцам попадет.
