– Значит, объяснение нелогическое, – довольно осклабился Зевс. – Размышляйте. Ищите. Вам – людям – никто не мешает.
– Конечно. Лишить огня целую планету – подумаешь мелочи…
– Ну а что же со второй задачкой? Максим наморщил лоб.
– Слова… Важны ли слова? Странный какой-то вопрос.
– Да, непростой.
– Мне кажется, абсолютно не важны. Потому что…
– Стоп! – воскликнул Зевс, поднимая руку. – Достаточно. Не объясняй. Хочу сам подумать над этим на досуге.
Максим пожал плечами. Не надо, так не надо. Происходящее все больше походило на какую-то жуткую игру – будто перед людьми разложили мозаику из миллиона кусочков и наблюдают, как они будут ее собирать.
Из спальни тем временем вышла Афродита, облаченная в вельветовые брюки и свободную, слегка мятую блузку светло-серого цвета. Максим, глядя на нее, с приземленной завистью подумал, что богиня любви даже в таком пролетарском прикиде выглядит бесподобно.
– Что, непритязательный наряд? – улыбнулась Афродита, перехватив его взгляд. – Нужно быть ближе к народу, растворяться в нем. Так интереснее.
– Пойдемте вниз, – сказал Зевс, беря ее за руку. Максим невольно посторонился, пропуская богов вперед. Проигрыватель отключился. Классическая музыка стихла.
Возле дверей, ведущих в ресторан на втором этаже, стояли двое служащих отеля, глядя прямо перед собой остекленевшим взглядом людей, погруженных в глубокий транс. Чуть в сторонке перешептывались несколько парней и девушек, среди которых была и та, что встретила Максима. При появлении Зевса они согнулись в полупоклоне и подали знак служащим. Те, продолжая таращиться в никуда, механически двинули руками и распахнули двери.
В ресторане правил бал Дионис. Размахивая своей неказистой шляпой, он произносил тост, суть коего заключалась в осмеянии Геры, которая уже порядочно набралась и спала, уронив голову на объемистую грудь.
– …и восторжествует сладкий порок бытия! – пьяно выкрикнул Дионис. – Да здравствует инцест и промискуитет! Долой моногамию!
– Ура! – поддержал его Аполлон и хлопнул по ягодице невысокую черноволосую женщину – свою сестру Артемиду.
– Промискуитет – стадия половых отношения, предшествовавшива… пред-шест-во-вав-ша-я установлению норм брака и семьи, – пробормотала Гера, не поднимая головы. – Оглушил и пяль на здоровье, пока тепленькая…
Громко заорал осел, стоявший посреди стола. Бородатый Посейдон повел рукой, и минералка из его фужера всплыла вверх большой колышущейся каплей с десятками пузырьков внутри. Покровитель водной стихии залихватски подбоченился и швырнул «каплю» прямо в раззявленную пасть ослу. Животное поперхнулось, прекращая орать, и обиженно покосилось глазом на Посейдона. После чего процокало копытами по скатерти и, наступив в тарелку с осетриной, спрыгнуло на пол.
Присутствующие затряслись в приступе дикого хохота.
Дионис опрокинул в себя стакан коньяка и швырнул пустую тару в гигантское витражное окно. Толстое стекло стоически перенесло выходку юноши, и отпружинивший стакан попал точно по темечку Афине, обгладывающей запеченную индюшачью ногу. Богиня, покровительствующая науке, размазала по щекам помаду вперемешку с жиром и швырнула обкусанный окорочок в Диониса. Бог виноделия вовремя увернулся, пропуская снаряд над левым плечом, и завопил:
– Гуляй! Веселись! Валим на улицу!
– В ломы, – отмахнулся хромой Гефест, ловко лузгая семечки и плюясь кожурками во все стороны. – Обожаю подсолнухи!
Максим с ужасом глядел вокруг. Некогда роскошный зал ресторана походил на портовый кабак после солидного погрома. Одна из тяжелых люстр валялась на полу, придавив кого-то из обслуги. Под беднягой растеклась темная лужа, и, похоже, никому до этого не было дела, кроме оскорбленного осла, который подошел к телу и принялся настороженно к нему принюхиваться. Бахрома на занавесках тлела. Часть посуды была перебита – осколки фарфора и хрусталя валялись повсюду, другая часть загажена до неузнаваемости. В разбитом зеркале криво отражался заваленный остатками жратвы камин. На паркете была накидана бесформенная груда тряпья.
– Знакомьтесь, – обратился Зевс к присутствующим. – Это Максим.
Осел отвлекся от обнюхивания трупа придавленного люстрой официанта и приветственно фыркнул. Артемида, не переставая лобызаться с Аполлоном, скосила глаза и помахала рукой. Дионис картинно приподнял шляпу и решительно заявил:
– Штрафную! Штрафную, мать твою!
– Я не… – начал Долгов, все еще не оправившись от шока.
– Чего ты «не», чего ты «не»! – передразнил его юноша. – Все ты «да»! Ну-ка иди сюда, сейчас на брондер… бундер… на брудершафт тяпнем! Так это у вас называется, кажется?
– Давай-давай! – ободряюще сказала Афродита. – Богу пьянства отказывать нельзя…
Максим, переборов искушение еще раз взглянуть на тело погибшего официанта, подошел к Дионису и взял из его рук бокал.
– Чего пальцы-то дрожат? – поинтересовался юноша. – Вмазал уже, что ли?
Максим хотел ответить, но Дионис уже ловко пропустил свою руку под его локоть и, шумно выдохнув, выпил. Максим вдруг почувствовал, что нужно тоже срочно опрокинуть в себя содержимое бокала. Он залпом влил в себя прохладную водку. Она слегка обожгла пищевод, скатилась приятным цунами в желудок. Господи, как хорошо! Почему он раньше не мог распробовать вкуса этого чудесного нектара?! Какой же он глупец…
Дионис выпростал руку из-под локтя Максима, и тот почувствовал, как блаженство исчезло. Во рту появился горький привкус спирта, хотя водка была явно не суррогатная.
– Ладно, больше не буду напускать на тебя морок, – смилостивился Дионис.
– Будь добр.
– Но тогда ответь на один вопрос, консультант…
– Максим. Меня зовут Максим, – сказал Долгов, подхватывая кусочек буженины с уцелевшего блюда.
– Ой-ой-ой, какие мы нежные! – нетрезво покачнувшись, рассмеялся Дионис. – Ты бы особенно не выпендривался… Максим. А то я из тебя в два счета хронического алкаша сделаю. До конца дней будешь трястись за каждый глоток денатурки и милостыню на опохмел просить вместо утренней зарядки.
Максим благоразумно решил промолчать.
– А вопрос такой, – сказал Дионис, панибратски его обнимая. – Вот ты на секунду почувствовал мой морок, тебе подумалось нечто вроде: «Как же я мог до сих пор не распробовать вкуса этого чудесного напитка?» А потом оказалось, что все это иллюзия, и в твоем желудке обыкновенная водяра, хоть и не худшего качества. Что лучше – иллюзия блаженства или обыкновенное опьянение?
– Разве обыкновенное опьянение – не иллюзия блаженства?
Дионис слегка отстранился от Долгова и посмотрел на него подозрительно трезвым взором своих чуть раскосых глаз. Нелепая шляпа бога съехала на затылок, из-под ее полей выбился вихор.
