Выглядят эти двое довольно грозно. Мне почему-то сразу же становится ясно, что напрасно потянуло меня сегодня на подвиги. Ну не мой это день. Не мой. Не надо было соглашаться с Вахидом. Я – обычный заменщик. Мое место – на матраце с тюбиком клея ПВА в руке. А не на переговорах в логове моджахедов. На ум приходят слова из Нового Завета: «Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз; ибо написано: «Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею». Иисус сказал ему: написано также: «не искушай Господа Бога твоего».
Эх, Вахид! И зачем ты меня искушал возможностью немного проветриться на свежем воздухе? Совершить маленький подвиг. У меня, как и у барона Мюнхгаузена, на одинадцать часов всегда запланирован маленький подвиг. Но мой подвиг – это съесть что-нибудь вкусненькое на второй завтрак. А не освобождать каких-то бестолковых царандоецев. Которые сами по своей глупости влезли в неприятности.
Я прекрасно понимаю, что это просто старческое брюзжание. Один из этих «бестолковых царандоевцев» – Ахмаджон, мой старый знакомый. Второй, Сафиулло – старший брат моего помощника по лазарету маленького Абдула. А значит, и мой брат. Всех их нужно выручать. И все равно продолжаю что-то недовольно шептать себе под нос. Я прекрасно понимаю, что если перестану брюзжать, мне сразу же станет очень страшно. Я не такой смелый, как вы. Мне будет страшно. Через мгновение на грозных лицах моджахедов появляются довольные улыбки. Я уже догадываюсь, кто выйдет сейчас из-за их спин. Ведь эти двое – телохранители Анвара. Они меня прекрасно помнят еще с тех времен, когда я лечил брата Анвара, Шер-шо.
Улыбается и Анвар. Он сегодня не только радушный хозяин. Но и хозяин положения.
– Хуш амадид, табиб (Добро пожаловать, доктор).
– Ташакор, Анвар (Спасибо, Анвар). Кар барэтан четоураст (Как дела)? Сехатэ шома четоураст (Как ваше здоровье)?
– Ташакор хубаст (Спасибо, хорошо). Анвар приглашает войти в крепость.
– Бефармаид дахель шавид (Входите, пожалуйста). Уговаривать нас не надо. Под дулами двух автоматов мы заходим во двор крепости. Я здесь уже бывал раньше. Когда выхаживал Шер-шо. Как обычно, во дворе крепости десятка полтора вооруженных моджахедов. Еще несколько человек находится в башнях, расположенных по периметру крепости. Все как обычно.
Во дворе довольно жарко. Мы проходим в одну из комнат. Анвар прекрасно знает, зачем мы пришли. Переводчика, которого мне дал Вахид, он приказывает оставить за порогом комнаты. Там же остаются и его телохранители. Хочет поговорить с глазу на глаз?
Увы, я ошибаюсь. Говорить ему со мной особенно и не о чем. Просто он не хочет, чтобы нам мешали посторонние. Мы усаживаемся на циновку посреди комнаты. Анвар пододвигает ко мне большой поднос с виноградом.
Он знает, что скоро я должен уехать по замене в Союз. И откуда только они все знают?! В благодарность за спасение брата, из уважения к «командор-табибу» и в качестве подарка он готов сделать немыслимое – выпустить обе царандоевские БМП. Но отпустить Мирзо, Сафиулло и Ахмаджона он не может. Просить об этом бессмысленно. Они – отступники. Афганцы, но воюющие на стороне врагов веры и Афганистана. Только из уважения ко мне он может подарить им быструю смерть. Хотя они этого и не достойны. Сохранить им жизнь он не может.
Мне приходится напоминать ему о политике национального примирения, о его письме и о том, что эти трое – парламентеры. А парламентеров убивать нельзя. О том, что будет, если он их убьет. О неминуемой операции возмездия. Об артиллерийских и авиационных ударах, когда погибнет множество правоверных. О том, что поспел хороший урожай пшеницы, и было бы лучше, если бы правоверные не погибали, а убирали урожай. И очень тонко намекаю, что вместе с правоверными может погибнуть и весь урожай пшеницы. В том числе и на полях Анвара. (Особенно на его полях!) И о том, что эти трое – мои друзья. И убивать их нельзя!
Благодарю его за большую честь, что согласился меня выслушать. И за большой подарок, который он готов мне сделать. Анвар уже не выглядит так самоуверенно, как в начале нашего разговора. Он просит меня немного подождать и выходит из комнаты. Я понимаю, что ему необходимо с кем-то посоветоваться. Такие вопросы в одиночку не решаются…
Примерно через полчаса на двух боевых машинах пехоты мы возвращались из-под девятой заставы к Тотахану. На броне рядом со мной сидели Сафиулло и капитан Мирзо. На второй БМП – мой переводчик и Ахмаджон. Все мы возвращались с того света. Говорить ни о чем не хотелось. Мы и не говорили. Ждали выстрелов в спину. Никто не верил, что нас отпустят живыми. Но Анвар оказался человеком слова, нас действительно отпустили. Это был славный подарок заменщику Карпову. Самый большой подарок, о котором можно было только мечтать.
На восточной стороне Тотахана нас встретил Вахид со своими бойцами. Он уговорил меня сфотографироваться с ними на память. Бойцы обнимали бывших пленников, что-то радостно кричали и хлопали их по плечам. Ко мне подошел Сафиулло:
– Аз хамкарийе шома ташакор, брадар (Спасибо за помощь, брат).
– Кабэле ташакор нист, Сафи. Сафар ба хайр (Не стоит благодарности, Сафи. Счастливого тебе пути).
Говорить больше было не о чем. Мы обнялись на прощание. Через несколько минут колонна, состоящая из танка и пяти боевых машин пехоты, направилась в сторону Баграма. А я побрел на свою горку. Подъем забрал мои последние силы. Что-то сильно стал уставать в последнее время. Наверное, старею.
На следующий день на заставу приехал УАЗик с Вахидом. Подполковник привез мне подарки: фотографию, сделанную вчера у подножия Тотахана, комплект афганской национальной одежды и шелковую паранджу небесно-голубого цвета. В благодарность за спасение парламентеров. В этот раз он был более разговорчивым. Много смеялся и шутил. Говорил, что ребята ждут меня в гости в Чарикаре. И всегда будут мне рады. Приглашал в гости и к себе в Управление. Я отшучивался: «Нет, уж лучше вы к нам, на Колыму». Все это было очень приятно. Можно подумать, что вам не приятно получать подарки?! Я их просто обожаю.
А десятого сентября на заставу приехали замполит и секретарь комсомольской организации батальона. Построили личный состав заставы. Вручили мне афганскую медаль «Защитнику Саурской (апрельской) революции». Планка цвета знамени Ислама – ярко-зеленого цвета. Без полосок. Наш самый любимый цвет. Наверное, немного задержавшийся подарок на мой вчерашний день рождения. От афганцев. Самым лучшим подарком от наших был бы приезд моего заменщика. Что-то он неприлично долго задерживается. В конце концов, надо же и честь знать! Ведь уже сорок первое августа! Хорошо еще, что ротный вернулся из отпуска. Теперь кроме матраца и клея ПВА мне можно совсем ничем не заниматься. Обожаю ничем не заниматься!
Через три дня, тринадцатого сентября, в десять двадцать, возвращаясь с девятой сторожевой заставы (Недавно ее переименовали в тридцать шестую. Восьмую – в тридцать четвертую. Выносной пост, бывшую восемь «А», – в тридцать пятую.), под выносным постом подрывается БМП ротного. Хватаю свою медицинскую сумку, несколько индивидуальных перевязочных пакетов и шприц-тюбиков промедола (антишокового средства). Бегу к ним. Если, конечно, можно назвать бегом мой стиль передвижения «а-ля беременная черепаха». Все живы. В роли фугаса – обычный стопятнадцатимиллиметровый танковый снаряд, японская батарейка «National», замыкатель. В голове у меня не укладывается, как можно уцелеть, когда под твоей машиной взрывается такая игрушка? Но факт остается фактом. Видимо, тринадцатитонная машина приняла всю взрывную волну и осколки на себя. В корпусе БМП – приличная трещина, да сорвало коробку передач.
