В батальоне встречаю своего ротного. Володя Стародумов возвращается из отпуска по болезни. Был в Союзе, счастливчик! И, естественно, задержался ровно на семь суток. Это, конечно, серьезный проступок, но ведь вернулся же! Я бы точно остался. Хотя бы на часок!
Володя показывает письмо от Ленчика, офицера из Джелалабадского десантно-штурмового батальона, с которым он лежал в одной палате в госпитале: «Передай своему поэту, что во время боевой операции Игорю Овсянникову из гранатомета прострелило ноги. В госпитале их ампутировали…»
В голове не укладывается: Игоря не могли ранить! Это просто какая-то ошибка!
Дивизионная операция
Одиннадцатого января меня со взводом срочно вызывают в штаб дивизии. Необходимо прибыть в разведотдел для получения задачи.
Начальника разведки на месте нет. Он с начальником штаба дивизии в автопарке разведбата. Проводят строевой смотр батальона перед выходом на боевые действия. Я буду работать в составе третьей разведывательно-десантной роты. Маршрут выдвижения… Моя задача… Чистейшей воды плагиат! Я готовил по этому плану одну из засад для своего разведвзвода. А здесь собираются работать целым разведбатом! Ну да я, конечно, не против! С разведбатом работать куда веселее, чем одному! А повеселиться я люблю.
Пришла агентурная информация: сегодня ночью шестеро пленных хадовцев будут перевезены в кишлак Ахмедзаи. Наша задача их освободить.
Выдвижение начинаем в четырнадцать часов. Выясняется, что операцию будет проводить не начальник разведки, а начальник штаба дивизии. Солидный уровень! Мы выходим к шестнадцатой сторожевой заставе. Оставляем там свою бронегруппу. И выходим на рекогносцировку. Другими словами, уточняем задачи на местности. Готовимся к выходу.
Выход ровно в двадцать три. Вокруг темень хоть глаз выколи. Уходим на параллельных маршрутах: мы с третьей ротой, правее нас – вторая рота. Афганский царандой (милиция) подойдет к утру. Наша задача – незаметно выйти к кишлакам Ниманхейль и Ахмедзаи, блокировать их. А утром, когда царандой начнет их прочесывать, поддержать афганцев огнем. Не самая сложная задача!
Между двух душманских кишлаков мы прошли тихо, как мыши. Даже собаки не залаяли. Так нормальные собаки в это время обычно смотрят любимые сны! И только ненормальные шурави пытаются свернуть себе шеи, гуляют в горах. Ну, если у кого есть лишние шеи – так это их личное дело! И оно этих собак не касается.
По всему видно, что в головном дозоре идут толковые ребята. Дорогу знают хорошо. Идем в колонну по одному. Молча, словно призраки. А все-таки рюкзачок дает о себе знать. Тяжеловат с непривычки, хотя кроме боеприпасов и гранат в нем практически ничего больше нет. Хорошо еще, что из бронежилета вытащил практически все пластины. Оставил только два ряда спереди.
По расчетам на задачу мы должны выйти в 4.30. Но что-то там отцы-командиры напутали, и мы выходим на место в 1.30. Это не очень здорово. Одеты мы легко, в расчете на движение. Сидеть три часа на леднике никто не планировал. Но шуметь нельзя. Придется заниматься медитацией. Внушать себе черноморские мотивы июльского периода.
Занимаем оборону. Размещаю огневые точки, ставлю задачи наблюдателям. Потихоньку начинаем строить стрелково-пулеметные сооружения из камней. Пока чтобы не замерзнуть. А утром надеемся, что они нас немного прикроют от ответного огня моджахедов.
Светает. Внизу серебрится речка Панджшер. Она оказывается не такой уж и маленькой, как я думал. Сверяю с картой точку своего стояния. Как ни странно, вышел точно на задачу. Но на месте оказывается, что задачу необходимо немного уточнить. В нескольких метрах правее нас расположен небольшой выступ. Он здорово закрывает сектор наблюдения. Там могут незаметно подобраться моджахеды.
Приходится выносить туда расчет АГС-17 (30-миллиметровый автоматический гранатомет на станке), приданный мне на время операции, и выдвигать своего пулеметчика. Нужно проверить тропу.
– Саперы, вперед!
Оказывается, они не взяли щупы. Странно, перед выходом проверял их экипировку. Щупы были на месте. В отличие от саперов, группы спецминирования – это бойцы с нашего батальона. Только что прибыли из Союза. На операции они еще не ходили. Трусят. Потому и щупы выбросили. Вот оболтусы!
Приходится шомполом от автомата проверять тропу. Уже на самой вершине снимаю растяжку. Наша осколочная граната Ф-1. Больше мин духи не поставили. Но все равно становится немного не по себе. Ночью на несколько минут выходила луна из-за туч. Приметил я этот выступ еще тогда. Хорошо, что сразу не отправил бойцов на него без инженерной разведки. А то положил бы ребят. Как пить дать, положил!
На рассвете подходят «зеленые» (так мы называем афганских военных и царандоевцев). Начинают прочесывать Ниманхейль. Все происходит на моих глазах. К старшему милицейскому начальнику подходит один из жителей кишлака. Старик с целлофановым пакетом. В бинокль я хорошо вижу, что там лежат пачки афгани (местной валюты). Они долго о чем-то говорят, активно жестикулируя, и, видно, никак не могут прийти к согласию. Наконец переговоры завершаются. Царандоевец берет пакет у старика и отдает его своему помощнику. А сам докладывает по радиостанции, что прочесывание успешно завершено, моджахедов и пленных хадовцев в кишлаке нет.
В эфире слышен мат нашего начштаба. Он, похоже, тоже наблюдал эту картину. И тогда вниз спускают нас.
Оставляю наверху расчет АГС-17 и двух пулеметчиков. Очень важно, чтобы духи не ударили нам в спину. И группами по три человека мы спускаемся в кишлак.
Сразу раздаются выстрелы. Похоже, духи встречают огнем вторую роту. С нашей стороны пока тихо. Мы идем по центральной улице. Слева: я, Максим Таран, снайпер Леша Стасюлевич (мои телохранители). Справа: старший лейтенант, старший сержант Аушев (племянник Руслана Султановича) и еще один боец (все из третьей разведроты). Остальные бойцы идут вдоль дворов и сзади нас.
Неожиданно из-за угла дома появляется двухметровый здоровяк с карабином в руках. Здоровый дух! Но растерялся малость. Даже больше моего. Подношу руку к губам: «Тихо!». Стволом автомата показываю, что карабин надо положить на землю. То, что происходит дальше, похоже на плохое кино. Шесть человек держат на мушке одного. И этот один направляет ствол своего карабина в мою сторону. И нажимает на спусковой крючок.
Убил бы гада! Наши карабины Симонова – самые надежные в мире! До какого же состояния нужно было его довести, чтобы карабин дал осечку?! В застывшей тишине слышится четкий металлический щелчок.
Я думаю, что это только неосторожное обращение с оружием. Моджахед не мог желать мне зла. И уж тем более не мог желать моей смерти. Находясь под прицелами пяти автоматов и одной снайперской винтовки. Я даю понять, что совсем на него не обиделся и снова показываю стволом, что карабин надо положить на землю. Если мы не найдем хадовцев, нам поручено взять несколько моджахедов живьем. На обмен. И я всячески стараюсь не испортить шкуру этого здоровяка. За такого могут отдать и всех шестерых. По весу.
