В белый иней оденет седые березы.
В белый иней оденет легко и свободно.
Не страшны им отныне будут злые морозы.
Ты проснешься, а рядом за окном темно-синим
На снегу пламенеют гроздья алой рябины.
Снегири, словно франты, сидят чинно и важно.
Словно в сказке волшебной, но забытой когда-то.
Ты проснешься, и рядом ты увидишь такое,
Что не сразу поверишь в это чудо земное.
Мы ведь с детства все знаем, что чудес не бывает.
Только разве не чудо то, что нас окружает?!
Мы вспоминали о Прибалтике. О моей последней экспедиции со студентами из калининградского университета. (Мы составляли карту памятников архитектуры пятнадцатого-шестнадцатого веков.) А еще старинный костел при калининградской филармонии. И концерт органной музыки, посвященный трехсотлетию со дня рождения Иоганна Себастьяна Баха. Тогда я написал эти строки:
В костеле пел орган
В безмолвно притихшем костеле
Вдали от мирской суеты
Старик-органист говорил, словно с Богом.
С одной лишь тобой говорил.
Орган трепетал, словно скрипка.
И плакал, как старый рояль.
Рыдал и смеялся. И тихо
О вечной любви ей шептал.
О том, что разлука не вечна.
Что люди для встреч рождены.
Что счастье порой быстротечно.
И все ж мы достойны любви.
Красивая добрая сказка
Звучала в безмолвии слов.
О том, что совсем не напрасно
Мы верим, надеемся, ждем.
Борис Дмитриевич говорит, что передача с моими стихами выйдет в эфир 8 марта. Верится в это с трудом. Точнее, мне это просто безразлично. Я не переживаю за свои стихи. Несколько блокнотов с ними запечатаны в конверт с адресом Лильки Курсковой. Рано или поздно она бы напечатала их в своей газете. Если бы со мною что-нибудь произошло. В Лильке я никогда не сомневался.
Но с записью для радиостанции я, конечно же, немного погорячился. Сан Саныч открутит мне голову, если о ней узнает. Или хвост. Но по самую голову. Целый день после этого я чувствую себя малолетним преступником, попавшимся на краже яблок из соседского сада. А после этого меня понесло во все тяжкие…
Понесло в родную школу. Моя учительница Галина Ивановна Милокостова (Соколова) попросила провести творческий вечер с ее девятым «А». Ребята в ее классе подобрались просто замечательные. Так иногда бывает, когда у детей замечательные учителя. Или хотя бы один учитель. И особенно когда этот учитель еще и классный руководитель.
Все было очень красиво и немного печально. Ребята старались не спрашивать о войне, просто слушали стихи. Тихая, почти семейная обстановка. На прощание одна девочка попросила, чтобы я вернулся с войны живым. Забавно, об этом же меня просила и Лейла. Все знали, что через несколько дней я уезжаю в Афганистан.
Все было здорово. Но для полного счастья не хватало только одного. Светланы. Ее не было в Москве. Она снова уехала куда-то за границу. А без нее мир был пуст и страшно одинок. Отпуск казался бессмысленным и ненужным. Мне хотелось поскорее вернуться в полк. И я безуспешно пытался заполнить оставшиеся до возвращения дни походами в театры и встречами с друзьями. Встреч было много. Мы выпили столько чая, что с тех пор я испытываю легкие угрызения совести при одной только мысли о работниках Мосводоканала.
За два дня до окончания отпуска позвонила Светлана. Она спросила только об одном: когда я уезжаю? Все остальное она и так знала. Знала, как я ее люблю. И как мечтаю о встрече.
– Сереж, у меня есть бутылка шампанского. Приходи. Что-нибудь отметим. Дверь будет открыта.
Это было разумно. Было бы шампанское, а повод всегда найдется. За встречу. За мой скорый отъезд. За удачу. За любовь.
Это было разумно, но слишком для меня сложно. Мне достаточно было только одного слова: «Приходи». Мне не нужен был повод, не нужно было шампанское. Я пьянел от одного только взгляда Светланки, каждого ее прикосновения, звука ее голоса, ее улыбки. Но Светланка любила превращать наши встречи в сказочные праздники, потрясающе яркие и незабываемые. Фея, ну что с ней сделаешь! Она сама была праздником. И не было ничего удивительного в том, что в праздник превращалось все, к чему она прикасалась.
На южном склоне Фудзиямы есть небольшая пещера. Стены ее выложены изумрудами и лазуритом. Пол усыпан лепестками сакуры. В серебряных блюдцах горят свечи. От них веет удивительным теплом и уютом. А если выйти из пещеры перед самым закатом, то можно увидеть, как солнце прячет свои последние лучи в водах Суруганского залива.
На северном склоне горы Монблан пещера похожа на сказочный дворец. Высокие своды прячутся в легком полумраке. Сталактитовые колонны отражаются от кристаллов горного хрусталя. И словно молчаливые стражники окружают крошечное озеро в центре пещеры. Вокруг озера круглый год цветут эдельвейсы. В этом нет ничего удивительного. В озере очень теплая вода. Светланка может часами не вылезать на берег. Она не любит эдельвейсы, но они растут сами по себе, и поэтому она на них не сердится. Из этой пещеры прекрасно видно Женевское озеро и зеленые альпийские луга.
У любой феи есть такие потаенные места. Где можно побыть одной, насладиться тишиной и покоем. Перед тем как снова вернуться к людям. Эти две пещеры Светланка любила больше всего. Она любила там отдыхать. Но жила она в обычном панельном доме. Через один дом от моего. На седьмом этаже.
Я нажал на ручку. Дверь легко открылась. В коридоре никто не бросился мне на шею. Мне никогда не бросались на шею. Я закрыл дверь на защелку. В гостиной горели свечи. Из ванной комнаты раздавался плеск воды. Меня ждали. В ванной плескалась Светлана. На полу стояли бокалы и бутылка шампанского. Больше нам ничего не было нужно…
Я улетал из аэропорта Домодедово не выспавшийся и ошалевший от счастья. Перед моими глазами стояла Светланка. Вид у меня был радостно-глуповатый. Обычный вид человека, который влюблен. И которого любят.
Кабульский спецназ
Афганистан встретил меня пасмурной погодой и затяжными февральскими дождями. Февральскими, зимними дождями. В Кабуле еще временами шел снег. У нас под Баграмом шли дожди.
Шафи сообщил мне, что Лейла добралась до Страсбурга без приключений. Уже немного освоилась на новом месте. И передает мне привет. Забавно, Шафи знал о Лейле больше, чем человек, который сопровождал ее в поездке. Это попахивало несанкционированным контактом с дядей Ахмадом. Ахмад Шахом Масудом. Я уже ничему не удивлялся. Какое мне до этого дело! Главное, что у Лейлы все было хорошо.
Из разведотдела сообщили последние новости о моих «подшефных». Они действительно оказались киношниками. Снимали рекламный ролик о новом ПЗРК (переносном зенитно-ракетном комплексе). Как мы и предполагали, «Гнев Аллаха» оказался обычным «Стингером». На кинопробах, пока оператор подбирал нужный ракурс для съемок и нужное освещение, использовались старенькие английские ракеты «Блоупайп». Старенькими английскими ракетами были сбиты два наших штурмовика и вертолет Ми-8. А вот со «Стингером» вышла небольшая накладка. Ил-76, по которому был произведен запуск ракеты, отстреливал при взлете тепловые ловушки. Одна из них и увела ракету в сторону. Рекламный ролик снять не получилось. Хотя для чего существует киномонтаж?! Наверное, как раз для таких случаев. Самое обидное заключалось в том, что не получилось перехватить эту интернациональную съемочную группу. Киношники умудрились проскочить в Пакистан прямо под носом нашего дивизионного разведбата. Это было неправильно. Ведь не случайно в нашем племени существует старая пословица. Если ты снял в своей жизни много фильмов о сбитых самолетах, будет справедливо, если кто-нибудь снимет и тебя. Из снайперской винтовки, к примеру.
