В этот период в батальоне еще оставалось около 600 человек. Однако немецкое командование вновь решило разделить его на роты и рассредоточить по всей Германии, в результате чего:
• одна рота (85 человек) оказалась в Лебрехсдорфе;
• одна рота (89 человек) оказалась в Нихачеве;
• две роты (260 человек) оказались в Лесляу;
• одна рота (112 человек) оказалась в Триесте (?);
• один взвод (21 человек) оказался в Берлине
{246}.
Позднее, в декабре 1944 — январе 1945 года, эти подразделения батальона были включены в состав 1-й Белорусской гренадерской бригады войск СС, речь о которой пойдет ниже.
* * *
В принципе, на этом можно было бы поставить точку в истории 13-го белорусского батальона. Однако рассказ о нем будет неполным, если мы не вспомним о судьбе лейтенанта Антона Бандыка и тех людей, которым все-таки удалось уйти с ним в Августовские леса. По версии современных белорусских историков Сергея Ерша и Юрия Грибовского, они не пропали без вести, а создали националистический партизанский отряд, с целью развернуть в дальнейшем боевые действия в тылу наступающей Красной Армии. Тем не менее этот отряд действовал самостоятельно очень недолго. Так, из документов польской Армии Крайовой (отчет отряда 1-го уланского полка от 25 февраля 1945 года) известно, что 14 июля 1944 года на его сторону перешла группа бывших «белорусских эсэсовцев» — примерно 4 офицера, 19 унтер-офицеров и 90 рядовых. Интересно, что поляки в своем отчете поспешили поставить себе в заслугу этот переход. Якобы в данном случае сработали листовки АК!? Поверить в это трудно. Как мы уже убедились, мятеж в батальоне произошел в конце июня, а к полякам люди Бандыка перешли только через две недели. Вероятнее всего, белорусы встретились с ними уже в лесу.
Поляки приняли формирование Бандыка, но не оставили его самостоятельной боевой единицей. На основе этой неполной роты был сформирован отряд «Шчапа» под командованием подпоручика Станислава Кота. Теперь новый отряд состоял из 60 человек и действовал в районах Саенек — Августов и Балинка — Кольница — Августов. Так как люди Бандыка были довольно хорошо подготовлены, руководство АК кинуло их в бой буквально уже на следующий день — 15 июля. Из документов известно, что в этот день отряд «Шчапа» разоружил пост немецкой железнодорожной охраны на станции Саенек, захватив оружие, боеприпасы и 7 пленных. В тот же день партизаны сделали засаду на шоссе Саенек — Липск, в результате чего им удалось уничтожить четыре немецкие автомашины. О том. что эти операции были действительно удачными, свидетельствует тот факт, что ни белорусы, ни поляки не понесли никаких потерь и вполне благополучно отошли на свою лесную базу. В дальнейшем, после того как вышел приказ о расформировании АК, все партизаны этого отряда были демобилизованы и распущены по домам.
Эти документы в целом проливают свет на судьбу мятежной роты 13-го белорусского батальона. Но не до конца. До сих пор неизвестна судьба самого лейтенанта Антона Бандыка и остальных (более чем полусотни) бывших белорусских эсэсэовцев. На этот счет есть несколько версий. Либо поляки раскидали их по другим отрядам, либо они вернулись обратно к немцам, как лейтенанты Мохарт и Дрозд, либо, что тоже весьма вероятно, оставшиеся белорусские солдаты и офицеры стали организованным порядком пробираться в восточную Белоруссию. Как бы то ни было, каждая из этих версий имеет одинаковое право на существование. С уверенностью можно сказать только об одном: возможность присоединения к советским партизанам бывшие добровольцы СД даже не рассматривали
{247}.
* * *
Следует сказать, что 13-й батальон не являлся единственной частью, созданной под эгидой СД. Так, в 1943 году было организовано еще одно подобное формирование — рота, несшая охрану Калдычевского лагеря, находившегося в ведении Барановичского СД. В последнем, кстати, также имели место недоразумения между немецким кадровым персоналом и белорусскими добровольцами, которые хорошо характеризуют их взаимоотношения. Начальником лагеря являлся СС-штурманн Ёрн, которому подчинялся командир белорусской роты лейтенант С. Бобка. По свидетельству последнего, уже только то, что «этот примитивный человек с одной лычкой
[51]
» имел над ними и всем лагерем такую власть, очень раздражало белорусов. К тому же Ёрн часто вмешивался во внутреннюю жизнь роты и публично, даже перед заключенными, бил полицейских. Однако, как выяснилось, делал он это не потому, что был самодуром или садистом, каких, как мы видели выше, было достаточно. Как известно, в добровольческие формирования шли служить разные люди. Не была исключением и эта рота СД. Думая, что им теперь все позволено, некоторые из ее членов издевались над заключенными, в большинстве своем евреями. Ёрн же являлся типичным немецким службистом и не терпел беспорядка и своеволия
{248}.
Всего же за период с 1942 по 1944 год было создано еще, минимум, две роты (в Вилейке и Минске) и несколько более мелких формирований. Как и предыдущие части, они предназначались для выполнения охранных и карательных функций.
* * *
Немецкий исследователь Бернхард Кьяри отмечал, что «в советской литературе полицейские вместе с бургомистрами олицетворяли предательство своего народа»
{249}.
Однако из лагеря националистов звучат не менее серьезные обвинения. Так, эмигрантский писатель Константин Акула утверждал, что когда «белорусский народ говорил о полиции, то с особенной неприязнью выговаривал слово «черная». Под этим словом простые люди подразумевали не только цвет униформы, но и все самое, можно сказать, грязное, предательское, фальшивое, чужое и враждебное»
{250}.
Другой же белорусский националист Степан Шнек вспоминал, что главными особенностями полиции в Слуцком округе было то, что «она и по принципам своего создания, и исключительно по белорусскому личному составу, и по характеру своего применения была полицией от плоти и крови своего народа»
{251}.
Почему же можно прочесть такие полярные мнения?
Из всего сказанного выше ясно, что полиция была наиболее неоднородной частью белорусских коллаборационистских формирований. В принципе, когда упоминают это собирательное название, то под ним надо подразумевать несколько самостоятельных подразделений. Одновременно, это были наиболее массовые формирования, которые применялись немцами на всей территории Белоруссии. Именно поэтому полиция и получила такую неоднозначную оценку.
Если не учитывать советскую точку зрения, согласно которой все, кто шел служить в полицию, уже автоматически не могли считаться порядочными людьми, то можно выделить две основные причины, по которым ее личный состав мог вызывать неприязнь у местного населения.
