В качестве оперативно-тактической подготовки в германской армии проводились инструктажи и совещания командиров ударных групп с участием командиров приданных подразделений и подразделений поддержки, на которых отрабатывались все тонкости взаимодействия. Генерал Раус отмечает, что личное обсуждение всех вопросов в ходе таких совещаний позволяло свести к минимуму недопонимание и трения внутри командного состава полкового и батальонного уровня
[676]
. Периодически организовывались штабные игры.
Планы огня и взаимодействие между пехотой и артиллерией тщательно разрабатывались с учетом данных аэрофотосъемки, в ходе которой была ориентировочно раскрыта общая глубина тактической зоны советской обороны (три полосы укреплений глубиной до 40 километров), а также по возможности детализированы расположение и особенности оборонительных позиций на конкретных участках местности: позиции на обратных склонах, запасные позиции, ложные позиции, основные и запасные артиллерийские позиции, укрытые позиции бронетехники, минные поля
[677]
.
Генерал Теодор Буссе отмечает
[678]
, что за время до наступления уровень подготовки и морального духа войск, выбранных для участия в операции, а также их техническое оснащение достигли показателей, которых еще не было за всю кампанию в России.
Начальник штаба 4-й танковой армии генерал Фридрих Фангор указывает
[679]
, что в апреле танковые и моторизованные соединения 3-го и 48-го танковых корпусов и 2-го танкового корпуса СС были выведены в тыл, в районы севернее и южнее Харькова и юго-западнее Ахтырки, для переформирования и боевой подготовки. Благодаря этому опытные дивизии двух танковых корпусов, вошедших в состав 4-й танковой армии, снова были приведены в превосходное состояние в отношении укомплектованности личным составом, вооружением, боевой техникой и подготовленности к предстоящим действиям. Вместе с тем по состоянию боевого духа пехотинцы 52-го армейского корпуса, несомненно, уступали солдатам танковых войск. Постоянное пребывание 57, 255, 332 и 167-й пехотных дивизий на линии фронта привело к острой необходимости в их отдыхе и пополнении, а переформирование пехоты, по сравнению с танковыми корпусами, оставалось на плохом, фрагментарном уровне. Состояние этих четырех пехотных дивизий непосредственно перед развертыванием войск для сражения было только «удовлетворительным».
Георг Гребен указывает
[680]
, что пехотные дивизии группы армий «Центр», предназначенные для того, чтобы возглавить наступление, имели в своих рядах закаленных ветеранов, которые прошли испытания и показали себя во многих решающих сражениях с самого начала Русской кампании. Однако в начале весны эти соединения прошли реорганизацию в тыловых районах, пополнив свои ряды новыми солдатами и, до некоторой степени, получив новое вооружение и снаряжение. Поэтому, несмотря на определенное количество опытных солдат, в организации им совершенно не хватало боевого опыта и, если быть более точным, опыта наступления на сильно укрепленную систему обороны. В связи с этим представлялось крайне необходимым, чтобы личный состав дивизий получил данного рода подготовку до предстоявшей операции. Тщательно спланированная, с хорошим управлением и дисциплиной, такая тренировка требовала по крайней мере четырех недель. Генерал Модель неустанно настаивал на подготовке солдат к наступлению, поскольку 9-я армия должна была иметь в своем распоряжении эффективную ударную силу. Весной 1943 года 9-я и 2-я танковая армии организовали ряд контрпартизанских операций, к проведению которых привлекались отдельные части нескольких дивизий 9-й армии, снятые с фронта, хотя вряд ли их солдаты действительно получили хорошую подготовку за время этой «войны в кустах». Приобретенный ими опыт не являлся достаточным для подготовки к боям, которые предстояло вести на открытой местности, штурмуя хорошо подготовленные позиции русских.
Например, численность боевого состава 18-й танковой дивизии за время подготовки к наступлению была увеличена почти на треть, с 3906 до 5432 солдат и офицеров, которые участвовали в контрпартизанской операции «Цыганский барон», но командир дивизии генерал Карл Шлибен (Karl Schlieben) впоследствии отмечал, что при наступлении на Курск целые роты в панике бежали в тыл, услышав шум вражеских танков
[681]
.
С учетом оценки Фангора и приведенных выше сведений о боеготовности 9-й армии группы «Центр» состояние пехотных дивизий северной ударной группировки, по-видимому, было также только удовлетворительным, причем они остались еще и недоукомплектованы личным составом. Касаясь бронетанковых соединений, каждая из танковых дивизий 9-й армии располагала только одним танковым батальоном, следовательно, по ударной силе эти соединения были эквивалентны моторизованным дивизиям
[682]
. Таким образом, приведенная выше оптимистическая оценка генерала Буссе по поводу подготовленности к наступлению, вероятно, относится исключительно к ударным танковым дивизиям группы армий «Юг».
Общая тактика прорыва обороны, которую использовали германские войска, в основном соответствовала хорошо известной русским схеме «блицкрига», эксплуатировавшейся немцами с самого начала войны на Востоке. Она состояла в первоначальной разведке обороны противника с целью выявления системы вражеского огня, нанесении артиллерийских и авиационных ударов по результатам разведки и последующей массированной атаке бронетехники, наступавшей на наиболее доступных и уязвимых участках при поддержке частей моторизованной пехоты на бронетранспортерах. Танковые боевые группы второго эшелона и резерва предназначались для развития инициативы и глубокого прорыва в оперативный тыл неприятеля, используя который танковые и моторизованные соединения могли выйти на оперативный простор для маневра на окружение крупных войсковых группировок противника и разгрома по частям его подходящих к полю боя резервов.
Разведка обороны проводилась небольшими боевыми группами, куда входили 3–5 тяжелых и средних танков, а также небольшие пехотные подразделения, в том числе разведывательные и штурмовые отряды, которые проводили пробные атаки, чтобы выявить количество и дислокацию сил и огневых средств противника. В соответствии с полученными данными командованием определялся участок прорыва, и обнаруженные здесь цели подвергались артиллерийскому обстрелу и бомбо-штурмовым ударам авиации. Далее следовала решительная атака крупных сил танков и моторизованной пехоты.
При этом единственной тактической новинкой со стороны немцев должны были стать особые формы массированного применения тяжелых танков для прорыва глубоко эшелонированной обороны противника. В операции «Цитадель» немецкие танковые части действовали так же, как тевтонские рыцари на озере Пейпус, имея боевой порядок «клином» (нем. Panzerkeil), причем, по мнению начальника штаба 48-го танкового корпуса генерала Фридриха Меллентина, такой порядок себя оправдывал. По свидетельству Меллентина и советских источников
[683]
, острие клина образовывали самые тяжелые танки – «Тигры», которые успешно боролись с глубокой противотанковой обороной русских, подавляя их артиллерийские средства, укрытые на заранее подготовленных позициях: противотанковую артиллерию, самоходные установки, танки. Помимо «клина», для борьбы с широким фронтом огня противника применялась такая тактическая схема, как построение «колоколом» (нем. Panzerglocke), когда те же тяжелые танки образовывали центр построения (группами по 10–15 машин), легкие и средние дугой разворачивались за ними (по 50–60 машин), а внутри и позади такого «колокола» двигались на бронетранспортерах пехота и саперы, готовые к расчистке встречающихся минных полей. Соответственно, с учетом специфики боевого применения танков «Тигр», этими машинами комплектовались специально формируемые тяжело-танковые батальоны, каждый из которых представлял самостоятельную тактическую единицу – часть корпусного или дивизионного подчинения. Тем не менее участник операции «Цитадель» Меллентин подчеркивает, что успешность прорыва русской обороны с помощью боевых порядков «клином» и «колоколом» полностью зависела от эффективности взаимодействия между наступающими танками, поддерживающей их моторизованной пехотой, артиллерией и штурмовой авиацией.
