Из этого подвала мы с подругой и администраторшей еле выбрались: причем я по дури чуть не вышла на сцену, условно изображавшую еврейское гетто. Подруга сказала, что я таким образом могла бы подпортить им всю концепцию, на что я возразила, что с голоду иногда и пухнут.
После чего мы с подругой пошли в кафе, которое называлось «Стакан».
Зайдя в этот «Стакан», мы пошли не в ту сторону и опять попали в страшный подвал.
На что подруга сказала, что, наверно, тут будет продолжение спектакля и что так, очевидно, и задумано мною.
Ну и наконец придя домой, я встретила радостную консьержку Раю, которая рассказала мне, что сегодня обнаружила в подвале собр. соч. Ленина. 50 томов.
Секрет пхали (продолжение)
Консьержка Рая потом опять зашла.
– Ты извини, но я кое-что от тебя скрыла (сказала она, потупившись). Понимаешь, на этом собрании сочинений Ленина спал бомж. Поэтому я тебе сразу его не предложила.
– Кого, бомжа?
– Нет, бомж оказался Антониной, женщиной, и его, то есть ее, увезли в ночлежку. Собрание сочинений не предложила. Я же знаю, ты книги любишь.
Я ловко выкрутилась:
– А я Ленина в Интернете читаю!
– В Интернете – не то. Книгу всегда приятно взять в руки.
– Как писатель Ленин – не очень-то (сказала я осторожно).
– А как политический деятель? (спросила Рая).
– Тоже так себе.
– А кто лучше? Сталин? (она Сталина уважает – потому что, говорит, ее родители его уважали).
– Еще хуже.
Рая вдруг говорит:
– У меня в Киргизии есть собрание сочинений Сталина! Как бы мне тебе его привезти?
– Да не надо! Я его тоже в Интернете почитаю!
– Какая ты умная! Все читаешь: и Ленина, и Сталина! И Интернетом умеешь пользоваться!
– У меня еще есть книга Ким Чен Ира «О киноискусстве». Киноискусство и чучхе (сказала я).
– А что такое чучхе? (спросила Рая).
– Скрепы (сказала я). Корейские скрепы.
Тут вышла мама и стала хихикать.
– Это вроде моркови (сказала мама). С уксусом.
– А при чем тут киноискусство? (спросила удивленная Рая).
– А этого никто не знает (сказала мама). Знал только Ким Чен Ир. Но он умер.
– Я видела (сказала Рая), как корейцы рыдали, когда он умер. И че они так убивались? Хороший человек был, наверно?
– Да нет (сказала мама). Человек он был так себе. Просто он унес в могилу секрет острой моркови с уксусом.
– Когда Сталин умер, все тоже убивались (сказала я). Потому что он никому не сказал, как готовить пхали.
Рая спросила:
– Точно? Из-за этого убивались?
– Ну, а из-за чего же еще? (сказала мама).
Рая посмотрела на нас с ужасом. И тут же ретировалась.
Она иногда говорит, что мы с мамой – самые «оригинальные» жильцы во всем подъезде. И даже в целом доме.
Такие дела.
Железная воля
Пошла в магазин.
Там, как всегда, стоял Колян.
А на лавочке сидел бомжеватый дед и читал книжку.
Мы с Коляном переглянулись: интересно же, что он читает – да и вообще с ним потрепаться.
Тем более этот дед был пьян: но читал как-то уж очень усердно. Вчитывался и раскачивался на скамеечке.
Колян толкнул меня легонько в бок (сигнал к началу наших с ним интермедий), и я спросила деда:
– А что вы читаете?
Дед огрызнулся:
– А тебе-то что?
Колян произнес важно:
– Че ты, дед, такой злой? Девушка вот тут интересуется.
Дед сказал сердито:
– Твоя баба, штоле?
Колян сказал польщенно:
– Если бы!
– А че мешает? (спросил дед).
– Обстоятельства (сказал Колян). Непреодолимой силы.
– Как в этой книжке (вдруг сказал дед и захлопнул ее так, что мы увидели обложку).
На обложке красовалось: «Ночной дозор».
– Что это? (спросил Колян).
Я уже начала оседать от смеха, но сдерживалась.
– Ни хрена не поймешь (сказал дед). Какой-то Лукьяненко написал. Хохол, поди… Не люблю я хохлов этих. Но, как ты говоришь, тут тоже, в этой книжке-то… эти… обстоятельства…
– Непреодолимой силы? (спросил Колян).
– Ага (сказал дед). Вампиры всюду, мать их…
– А че тады читаешь (спросил Колян деда), если ни фига не понимаешь?
Дед вдруг сделал скорбное лицо:
– Да у меня много книг-то. Я их продаю – за бутылку пива, к примеру. Вот еще есть (он вынул из пакета какие-то замусоленные старые брошюры, и среди этого барахла я вдруг увидела брошюру «Как бросить курить»).
У меня чутье: вот это, наверно, вещь (подумала я).
Так оно и оказалось: брошюра пятидесятых «Как бросить курить», и там рассказ Зощенко, как Ленин бросил курить, рассказ – как Павка Корчагин бросил курить, как вообще все бросили курить.
Сборник, стало быть.
– Беру! (сказала я). Щас пиво притащу.
Дед вдруг напрягся:
– Э, нет! Эту не отдам! Бери Лукьяненку!
И не отдал, сволочь. Я ему за так пиво купила. Лукьяненко, которого дед мне честно отдал, остался лежать на скамеечке.
Колян сказал:
– Во козел! Он думает, прочтет эту фигню и сам бросит курить. Но он же не Ленин…
– В каком смысле?
Колян вдруг говорит:
– А у того железная воля была: одно слово – еврей.
Песни о Главном
Недавно мама с упоением смотрела по телику «Старые песни о главном».
Я стала над ней потешаться.
Она обиделась и говорит, что, мол, это песни ее юности.
