Считается, что основная причина быстрого продвижения и глубокого вклинения противника в оборону ВФ заключается в том, что Ставка ВГК и Генштаб допустили ошибку, ожидая более сильный удар противника против Рокоссовского, соответственно усилив его фронт. Автор не склонен поддерживать обвинение заместителя Верховного Главнокомандующего маршала Г.К. Жукова в том, что он якобы использовал свое положение при распределении резервов и материальных средств между фронтами в пользу ЦФ и тем самым как бы «тянул одеяло на себя». Но многие запросы этого фронта были удовлетворены не без его помощи и, может быть, даже в ущерб Воронежскому.
Так, согласно оценке оперативной обстановки и группировки танковых войск противника на советско-германском фронте на 15 июня 1943 г., наше командование считало:
– в районе Брянск – Орел – Кромы сосредоточено шесть танковых дивизий (5, 9, 2, 12, 18 и 20-я тд) с общим количество танков до 1600;
– в районе Белгород – Харьков – Богодухов – семь-восемь танковых дивизий (6, 7, 11-я «Адольф Гитлер», «Рейх», «Тотенкопф», «В. Германия» и, предположительно, 4-я тд) с общим количеством танков до 1100–1200;
– в районе Донбасс – четыре-пять танковых дивизий (3, 19, 27, 22-я и, предположительно, 23-я тд) с общим количеством танков до 1000…107.
Общее количество танков в первых двух районах, откуда ожидались удары по сходящимся направлениями, определено верно – 2700–2800, но в распределении их между группами армий «Центр» и «Юг» допущен серьезный просчет: у Моделя оказалось примерно 1200 танков и штурмовых оружий, у Манштейна – чуть более 1500.
Поэтому в первые два дня оборонительной операции основные усилия авиации дальнего действия были задействованы именно в интересах ЦФ. Ставка настолько была уверена, что главный удар противник наносит против Рокоссовского, что уже 5 июля решила передать ему 27-ю армию. Видимо, Ватутин убаюкал Сталина своими чересчур оптимистическими донесениями о потерях противника в первый день операции. Но уже утром 6-го в связи с угрожающим положением в полосе Воронежского фронта пришлось в ходе выдвижения армии поворачивать ее на юг.
Действительно, позднее Жуков признал, что «на самом деле более сильной оказалась группировка против Воронежского фронта. <…> Этим в значительной степени и объясняется то, что Центральный фронт легче справился с отражением наступления противника, чем Воронежский». И далее: «<…> по 6-й и 7-й гвардейским армиям Воронежского фронта противник в первый день нанес удар почти пятью корпусами <…> тогда как по обороне Центрального фронта – тремя корпусами»108.
Вообще-то правильнее будет считать не количество корпусов по их номерам, а число дивизий, в первую очередь танковых и моторизованных, а также количество танков и штурмовых орудий в них (см. таблицы 1 и 2). В ГА «Юг» от 52-го армейского корпуса и корпуса «Раус» в наступление перешли только три пехотные дивизии, которые в последующем перешли к обороне, обеспечивая внешние фланги двух ударных группировок. При этом три танковых корпуса Манштейна в составе 15 дивизий (тд – 8, мд – 1, пд – 6) перешли в наступление на двух отдельных направлениях на фронте до 50 км, а ударная группировка Моделя в составе 14 дивизий (тд – 6, мд – 1 и пд – 7) – на фронте 40 км. Так что количество соединений в обеих группировках и оперативная плотность по танковым и моторизованным дивизиям были примерно равные. Конечно, танковые дивизии ГА «Центр» были хуже укомплектованы танками, нежели дивизии СС и мд «Великая Германия», усиленная двумя сотнями новейших танков «пантера».
Другое дело, что Модель, в отличие от Манштейна, для прорыва обороны применил в первом оперативном эшелоне главным образом пехотные дивизии при поддержке танковых. В первом эшелоне против Воронежского фронта противник задействовал в первый же день все имеющиеся в его распоряжении танковые и моторизованную дивизии.
Так, может, дело не только в просчете Ставки относительно силы удара противника?
В официальных изданиях и исторической литературе обычно упоминаются три возможных направления главного удара противника с юга: Белгород, Обоянь; Белгород, Короча и Волчанск, Новый Оскол. Ватутин 12 апреля 1943 года представил в Генштаб свои соображения о возможном характере действий противника. Он считал, что «противник перед фронтом сможет создать ударную группировку силой до десяти танковых дивизий и не менее шести пехотных дивизий, всего до 1500 танков. (Хорошо считали разведчики! – Л.Л.). <….> противник, вероятнее всего, будет наносить главный удар из района Борисовка – Белгород в направлении на Старый Оскол и частью сил на Обоянь и Курск (выделено мною. – Л.Л.). Вспомогательные удары следует ожидать в направлении Волчанск – Новый Оскол и Суджа – Обоянь – Курск». Ставка частично приняла во внимание точку зрения командования Воронежского фронта. В директиве Ставки ВГК, подписанной Жуковым, предусматривалась возможность вспомогательного удара, рассекающего наш фронт, – между реками Сейм и Псёл из района Ворожба на Курск. Командующий ЦФ К.К. Рокоссовский по этому поводу сказал, что удар с запада по центру Курского выступа в худшем для нас случае может привести только к вытеснению наших войск из него, а это невыгодно противнику.
Кстати, Г. Гудериан упоминает о плане Манштейна, который предлагал не действовать по шаблону и не ломать Курскую дугу двусторонним охватом, а ошеломить противника фронтальным ударом с запада. Здесь были наиболее слабо оборудованные оборонительные позиции советских войск. После относительно легкого прорыва можно было рассечь группировку советских войск и поворотом на север и юг окружить и уничтожить ее по частям, вытолкнув русских на их же минные поля. Однако эта идея была отброшена якобы из-за недостатка времени для перегруппировки войск109. Наше командование не исключало даже возможность удара противника и в полосе ЮЗФ.
Среди всех этих возможных направлений ударов противника и нужно было выбрать наиболее опасное для наших войск и, значит, наиболее выгодное для противника. И сосредоточить на этом направлении основные усилия обороны. В этом и состоит искусство военачальника. Между тем неопределенность в отношении наиболее вероятного главного удара противника сохранялась вплоть до начала операции. В результате при подготовке обороны на южном фасе Курского выступа, на наш взгляд, были допущены серьезные просчеты.
В 60-е годы, во времена хрущевской «оттепели», когда наши военные архивы приоткрыли наконец свои хранилища, стали известны многие документы, касающиеся Курской битвы. Многие исследователи обратили внимание, что все армии первого эшелона Воронежского фронта имели примерно одинаковые состав и средства усиления. Они сделали вывод, что, в отличие от Центрального, командование Воронежского фронта не сумело точно определить направление главного удара противника. Поэтому оно рассредоточило силы и средства в полосе трех армий первого эшелона из четырех на фронте 164 км из 244, что составляло две трети общей протяженности линии фронта110.
Некоторые авторы, пытаясь как-то объяснить трудности, с которыми пришлось столкнуться Ватутину при определении вероятного направления главного удара, ссылаются на условия местности. Якобы на северном фасе Курского выступа ширина полосы местности, пригодной для действий крупных масс танков, составляла 95 км, то есть 31 % ширины Центрального фронта. И что, напротив, 67 % полосы Воронежского фронта (164 км) могло быть использовано для наступления танков. При этом они включают сюда и полосу обороны 7-й гв. армии шириной 50 км, оборона которой строилась с учетом такой серьезной водной преграды, как Северский Донец. Сторонникам этой точки зрения можно посоветовать более внимательно подойти к оценке местности в полосах обоих фронтов в отношении ее доступности для действий танковых войск.
