«Квартирка» находилась в одной из столичных новостроек, и
при желании туда можно было засунуть целый автобус гостей. Коридор размерами
напоминал закрытый теннисный корт и был обставлен странно изогнутой белой
мебелью. Нырнув в один из шкафов, Мадлена принялась усердно копаться в каких-то
невидимых вещах. Наконец она вылезла наружу, растрепанная и раскрасневшаяся. В
руках у нее был портфель того же цвета, что и ее волосы.
— Вот он, — сказала Мадлена и протянула его Софье.
Та на секунду замешкалась. «Опять портфель! —
пронеслось в ее голове. — Портфель Дымова уже принес мне массу
неприятностей. Кажется, сейчас я их удвою». Тем не менее Софья взяла его и
прижала двумя руками к себе.
— Господи, мне уже полегчало! — пробормотала
Мадлена. — Удивительно, как деньги управляют сознанием.
— А надо, чтобы наоборот, — заявила Софья.
Портфель Люкина жег ей руки, словно только что выпрыгнул прямиком из адского
пламени.
— Хотите расписку? — спросила она, просто чтобы
потянуть время и не оставаться один на один с этим ужасным приобретением.
— Нет, — решительно покачала головой Мадлена. Ее
оттаявшие рыжие кудряшки, взметнувшись вверх, осыпали Софью миллионами
крошечных брызг. — Костя умер, вместе с ним умерли и наши отношения.
Рассчитываю поскорее забыть все, что с этим связано. Я совершила глупость,
теперь раскаиваюсь. Забирайте портфель — и дело с концом.
— Ладно, — промямлила Софья, уже не боясь, что у
нее снова потребуют какой-нибудь документ.
Мадлену снедало лихорадочное желание покончить поскорее с
формальностями, отдать портфель, отряхнуть руки и постараться убедить себя, что
все это ей приснилось. «Почти в точности мое желание, — подумала
Софья. — Сейчас она закроет за мной дверь и навсегда вычеркнет Люкина из
своей жизни».
Портфель был таким тяжелым, словно в нем содержалось все
бремя пороков человеческих. Однако Софья не рискнула открыть его в машине и
повезла к себе домой. По дороге она пришла к выводу, что все деньги, попадающие
к ней в руки, вызывают разные чувства. Те, что она заработала для Дымова,
приносили удовольствие. Деньги же, которые Люкин выманил шантажом у человека,
скрывшегося с места преступления, напоминали камни. Под этими камнями теперь
были погребены остатки ее, Софьиного, оптимизма.
До сих пор она надеялась, что дело утрясется как-нибудь
само, без ее участия. Например, появится Дымов и возьмет на себя всю
ответственность за происходящее. Или Суданский проникнется к ней нежными
чувствами и, пользуясь своим служебным положением, передаст дело компетентным
органам. Но нет! Ничего такого не происходило. Мужчины бежали с поля брани,
точно мыши от метлы. Она осталась совсем одна.
Пока кошка Федора бесчинствовала на кухне, с мурмяканьем
уничтожая «Вискас — вкусный обед», Софья принялась за портфель. Открыв его, она
увидела, что он доверху набит тысячерублевыми купюрами, уложенными в жирненькие
пачки. Пачки были спеленуты банковскими лентами. Пожалуй, если бы Софья
радовалась этим деньгам, она бы просто вывалила их кучей на диван и запустила в
эту кучу обе руки. И скорее всего ничего бы не заметила.
Но, поскольку деньги угнетали ее, она стала вытаскивать
пачку за пачкой и раскладывать их ровными рядами. На одной из банковских
бумажек шариковой ручкой были крупно нацарапаны какие-то буквы и цифры.
Водившая «Фольксваген» Софья насторожилась.
"Похоже на номер автомобиля. Неужели Люкин оставил мне
ниточку? — подумала она и тут же спохватилась:
— Не мне, конечно, а Мадлене. А та взяла и
самоустранилась. Ей наплевать, как он умер, и деньги его ей совершенно не
нужны. Что же мне со всем этим делать? Пойти к следователям, которые вели дело
об убийстве Люкина? Взять и отдать им все — его портфель, портфель Дымова да
еще в придачу рассказать о Капустине, о Мадлене, обо всех тех, кто хоть как-то
причастен к делу?"
— Ты думаешь, все сразу закончится, да? — вслух
спросила она объевшуюся кошку Федору, которая вперевалочку вошла в
комнату. — Ошибаешься. Тут-то все и начнется! Думаю, меня надолго лишат
возможности совершать решительные поступки.
Софья понимала, что нужно все хорошенько обдумать.
Сгруппировать данные. Она расстелила постель, забралась под одеяло и уставилась
в потолок. Факты скакали перед ее мысленным взглядом точно кузнечики. Они не
желали группироваться и лишь путались в голове, рождая совершенно чудовищные
версии и догадки. Больше всего Софья боялась, что Дымов с самого начала
выстроил некий изощренный преступный план, для реализации которого ему
необходим был козел отпущения.
— Если это так, то, вероятно, я успешно справляюсь с
ролью козла, — пробормотала она.
В этот момент кто-то позвонил в дверь. Софья нашарила рукой
будильник и поднесла к глазам. Десять вечера! Кто бы это мог быть? Закутавшись
в халат, она потопала в коридор и прильнула к глазку. Там стоял Кутайкин
собственной персоной. В одной, руке он держал пухлый пластиковый пакет, в
другой — пышный букет красных роз. Выражение лица у него было решительное и
одновременно возвышенное, как у певца, исполняющего патриотическую песню.
Софья, которую грызло одиночество, неожиданно решила: «А
впущу-ка я его! Чего мне терять? Все-таки живая душа».
Увидев Софью без макияжа, в халате и носках, Кутайкин ничуть
не смутился.
— Здравствуйте, Софья! — Поскольку в этой фразе не
было ни одного звука, который можно было бы произнести в нос, его приветствие
прозвучало до ужаса странно. Впрочем, он тут же смазал это впечатление,
решительно добавив:
— Признавайтесь, вы все-таки затемпературили?
— Это Капитанов вам нажаловался?
— Просто проинформировал. Я вас искал в агентстве. Он
сказал, что вы закашляли и ушли. Можно войти?
— Входите. — Софья посторонилась. — Пусть вас
не смущает мой внешний вид.
— Он меня ни чуточки не смущает, — плотоядно
улыбнулся Кутайкин и заявил:
— Я принес множество вещей, которые могут пригодиться в
трудную минуту.
Когда он разделся и, прошествовав на кухню, начал разгружать
пакет, выяснилось, что представления о трудной минуте у него весьма
экстравагантные. В пакете оказался коньяк, несколько лоточков мясной нарезки,
большая банка чая для гурманов, пакет молока, пачка соды, брусок сливочного
масла и «гремучий» мешочек с лекарствами.
— Молоко, масло и соду — мне, коньяк — вам, —
предположила Софья.
— Вам еще розы. Впрочем, это все вам. Будете пить
коньяк и нюхать цветы. Затем подойдет очередь чая и аспирина. А перед сном я
напою вас молоком с содой…
Уловив в голосе Кутайкина мечтательные интонации, Софья
насторожилась. Почему-то ей сразу вспомнился Иван Иванович Ушкин с его
навязчивой идеей сделать из девушки домашнее животное. Может быть, у этого типа
собственная фобия? Он знакомится с женщиной, а потом закармливает ее
таблетками? Как ни крути, а Кутайкин уже второй раз порывается исполнять роль
лекаря.
