А через пару часов подразделения пришли на «точку» Кишим.
* * *
Мы, дозорная группа, были освобождены от всех нарядов и тут же завалились спать на первом попавшемся свободном месте. Встали в полдень. Полк принимал колонну, и нас целых двенадцать часов никто не тревожил. Назад колонна должна была ехать, а не идти пешком: боевое охранение до «точки» Третий мост осталось на участке, и дорога назад обещала быть неопасной. По крайней мере в нашем сопровождении она не нуждалась.
Серега утром смотался в штабную землянку на совещание, а потом куда-то в глубь колонны. Вернулся он через полчаса расхлыстанный, взъерошенный, с бешеными глазами и разбитым кулаком правой руки. Мы подскочили и ринулись к нему, но нас опередил ротный:
– Куда?! Яп-понский бог!..
Ну, если Пухов помянул Страну восходящего солнца, то под руку ему лучше не соваться. Через минуту к ним подошел замполит, и они втроем полезли на командирскую сто сорок первую. Проговорили, наверное, с час. Потом Серега опять куда-то умчался и появился только перед самым отбоем.
Мы несколько раз до этого подходили к Пухову, надеясь узнать, что же там случилось с нашим командиром, но тот в особые разговоры с нами не вступал:
– У него спросите!
Наконец Серега вернулся, подошел к нам и мрачно обвел тяжелым взглядом напряженные наши лица:
– Ночью обстреляли несколько машин охранения… – и после долгой паузы добавил: – А пацана того убили…
Никто из нас не спросил какого. Лишь кто-то хрипло поинтересовался:
– Как?
– Снайпер… Из Баланджери. Снял с идущей машины. Всего один выстрел, в голову… Они даже останавливаться не стали!
Мы только выдохнули, и опять кто-то спросил:
– Как не стали?
– А вот так! С-с-суки зловонные… – Серега яростно выругался. – Ладно, отбой… В четыре выходим. До Третьего на машинах, а потом опять в том же порядке.
Никто сразу не лег. Мы долго обсуждали новость, гадали и так и эдак, а перед тем как «отбиться», втроем подошли к одинокому Сереге. Залезли на броню, угостились «цивильными»… Несколько минут молчали, не решаясь расспрашивать подробности. Серега начал сам:
– И шанса парню не дала! Хлоп, и приехали…
Тут я не вытерпел и спросил о том, что давно уже вертелось на языке:
– Куда попал?
– Куда?! – Серега резко глянул мне в глаза, потом отвернулся и глухо, как будто говорил лишь самому себе, ответил:
– Вошла в затылок… слева, а вышла у переносицы… Глаз выбила… – после этого снова вспомнил обо мне, смерил меня долгим пронзительным взглядом и медленно закончил:
– В правый… Пойди посмотри – у затоки, где санчасть их…
Мы собрались идти втроем, но Валерка вдруг нарушил наше затянувшееся молчание:
– Был и у него шанс!
От неожиданности мы все как по команде сели на места, даже Серега.
– Что ты несешь! Какой шанс?!
– Был шанс, – упрямо повторил Валера. – Один… – и резко, немного неестественным голосом, закончил: – Летеху своего на хер послать!
Супец
Июнь 1983 года, первый день бахаракской операции «Возмездие». На «точку» прилетели утром, только вылезли из любовно именуемых коровами «Ми-6», как нас тут же погнали: «Получайте БК». Случившееся здесь в прошлый раз все помнили хорошо и поэтому грузились под завязку, с перебором даже.
Вдруг подскакивает какой-то штабной и командует: «Каждому по десять «Ф-1»; пулеметчикам – по пять!» (а пулеметчики обычно вообще гранат с собой не брали). Сразу стало понятно: «прогулка» – с заходом в кишлаки. Взяли гранаты. Тут новый приказ: «Часть сухпая можно оставить, потом на вертолетах выкинут». Выкинут – не выкинут, это вилами по воде, но все равно команда хорошая: тащить в июне – под пятьдесят на столбике! – на себе лишний груз никому не хочется. Взяли жратвы всего на два дня, да и то кашу на «точке» тут же выбросили. Ну ничего, сидим, ждем.
Подходит старший лейтенант Пухов, глаза горят, автомат с плеча на плечо перебрасывает, как конь, – секунды на месте устоять не может. По всему виду ясно: чешутся у Пухова руки, хорошо его в прошлый раз духи зацепили… Еще бы! Он слово себе дал не потерять в боях ни одного человека. А при Бахаракском погроме, фактически в операции не участвуя, четвертая МСР потеряла ранеными три человека, причем одного, ефрейтора Баранцова, впоследствии комиссовали с первой группой. Кстати, слово свое Пухов потом сдержал: за время его командования в роте никто не погиб. А до него четвертая мотострелковая уже успела поиметь свой «скорбный список» из четырнадцати имен. Заимеет и после, когда Пухов уйдет по замене. К весне 1985 года к «списку» добавят еще пятерых. Но пока Виктор Григорьевич Пухов был в роте и сводил с бабаями свои личные счеты…
Построил нас, помолчал и тихо начал:
– Так, мужики… Выходим через двадцать минут. Покурить, на горшок и прочее… Пусть кто-то мне на переходе заикнется – суровой нитью затяну! – Потом он поставил задачу первым взводам и вдруг обратился к нашему взводному Быстрову: – А ты, Серега, со своими архаровцами идешь вот на эту точку! – Пухов показал место на карте. – Будешь прикрывать правый фланг всей роты и лично мою задницу, понял? Идти вам чуть дальше, чем остальным, но тут недалеко – восемь с половиной по карте. Возьмешь одного человека с первого взвода в помощь на АГС. И еще с тобой пойдет Саша Рабинович, чтоб нескучно было. Да! Минбат сядет как раз между тобой и мной, но идти будет с вами. Все ясно? – и уже обращаясь к нам: – Ну все, мужики, вперед! И в штаны не делать – прорвемся! И не забудьте: за каждого пленного – десять суток гауптвахты… И по харе – от меня лично!
Через двадцать минут, растянувшись длинной цепью, четвертая рота и минометная батарея вползали в зеленую зону.
Первый подъем начался буквально через тридцать минут после выхода, где-то в шестнадцать ноль-ноль. За час одолели хребет и начали спуск. Через махонькую долинку перед нами возвысилась новая громадина. Глянули – приуныли. Но Серега приободрил:
– Ну, что сопли распустили?! Сейчас перевалим, там вообще не долина – ущельице, а следующий перевал – наш. Поднялись, пробежались по гребню и дома! Ну! Давай, пехота, шевели штанами!
Пока вскарабкались, отдышались, спустились и снова начали подъем, последний, было около двенадцати ночи. Под ноги все чаще стали попадаться банки с кашей и тушенкой – выбрасывали и раскаивались те, кто пожадничал на «точке». К двум часам ночи умолкли подбадривающие шутки офицеров. Дольше всех держались замполит роты Рабинович и командир минометчиков капитан Белов. Но к трем часам и у них осталась всего одна «шутка». Леха Белов стонал: «Шу-рик. Ты еще дышишь?» На что наш замполит отвечал: «Ле-ша! Иди в жопу!» И так – всю дорогу…
Я немало «полазил» по Бадахшану, однажды меня всей ротой три дня тащили на себе, но этот маршрут был самый кошмарный за всю мою службу. Вообще в афганских горах солдат идет «на автопилоте» только в том случае, если знает свою цель. Увидит назначенную высоту – значит, доползет, даже если она за семьдесят километров. Но если солдату сказать: «Вот та высота – наша, и на ней привал!» – а потом передумать и назначить привал на следующей, а на следующей – еще на следующей, он вырубится уже на двадцатом километре. На этот раз случилось именно подобное, но офицеры были здесь совершенно ни при чем.
