Снесарев
В то время, когда слава Врангеля достигла апогея, военная звезда генерала Снесарева клонилась к красному горизонту. Собственно, звезд этих было шесть: по три на каждом погоне. Даже служа в Красной армии, он долго носил генеральские звезды на плечах, рискуя стать жертвой чекистского рвения или красноармейского самосуда. И двуглавого орла, изображенного на нагрудном знаке выпускника Николаевской академии Генерального штаба, он тоже не снимал со своего френча. Есть фотография, сделанная вскоре после Гражданской войны: седой военспец с небольшими усами, грустным, все понимающим взглядом и высоким лбом ученого. На груди справа – орел в академических лаврах. Правда, погоны уже сняты.
Металл и слово
Свидетельствует Семен Михайлович Буденный, лето 1918 года, близ Царицына:
«Когда нас, группу командиров, представили А. Е. Снесареву, я увидел высокого пожилого человека с безукоризненной военной выправкой, в полной форме генерал-лейтенанта старой русской армии. Меня, как и других, прежде всего удивило, почему Снесарев в генеральских погонах: ведь красноармейцы относились к „золотопогонникам“ с неприкрытой враждой, и носить погоны было небезопасно. Кто-то даже сказал ему об этом. Андрей Евгеньевич ответил: „Погоны – знак военных заслуг пред Отечеством. К тому же меня никто не разжаловал“»
[229]
.
Андрей Евгеньевич Снесарев во многом полная противоположность, антипод Врангеля. Врангель – аристократ и богач, вхожий в высшие сферы дореволюционного общества; Снесарев – сын сельского священника, сам прокладывавший себе путь в жизни. Врангель честолюбив и властен; Снесарев скромен, как будто бы лишен амбиций. Врангель – полевой командир, кавалерист; Снесарев – штабной работник, ученый, мыслитель. Врангель отлит в бронзе; Снесарев человечен.
Но есть между ними нечто общее.
Первое: широта ума, последовательность воли, артистизм натуры. Оба они – интеллектуалы в военной среде, оба – люди целенаправленного и методичного действия, оба знатоки и ценители прекрасного.
Второе: они пришли в армию до некоторой степени случайно, уже имея гражданскую профессию и образование. Поэтому они всегда были больше чем военные. Врангель мог без колебаний и без обмана называть себя горным инженером, а был еще и дипломатом, и гражданским администратором; Снесарев – профессиональным математиком, музыкантом, географом, востоковедом. Эта причастность к разным сферам мирной жизни отличает их от «военных до мозга костей», какими являлись Деникин, Каменев, Май-Маевский, Каледин, Брусилов, Тухачевский.
И третье: их судьбы связал Царицын. Правда, в боях за этот город они разминулись на год: Снесарев оборонял его летом восемнадцатого, Врангель штурмовал летом девятнадцатого. Но для того и для другого Царицын стал венцом военной карьеры. В жизни Врангеля взятие Царицына ознаменовало восхождение на постамент, начало роли вождя и символа Белого движения. Для Снесарева – руководство самой крупной в его биографии военной операцией и судьбоносное столкновение с человеком, чьим именем назовут этот город в советское время.
Если вспомнить, что здесь же, в Царицыне, переименованном в Сталинград, четверть века спустя будет решаться судьба Второй мировой войны и всего человечества, то пересечение линий жизни Врангеля и Снесарева на берегах Волги не покажется малозначащим.
Выдержка из выступления Снесарева, военного руководителя Северо-Кавказского военного округа Красной армии, в царицынской газете «Борьба» от 21 июня 1918 года:
«Защита Царицына ввиду его теперешнего значения – дело всенародное. Не может быть спора о том, защищать город или нет, весь вопрос в следующем: какие силы необходимы для его защиты? Царицын – сердце всей страны, и наша задача отстоять его»
[230]
.
Эти слова можно поставить эпиграфом к истории обороны Сталинграда в 1942 году.
О бесконечно малых величинах
Служебные пути никогда не сводили Врангеля со Снесаревым, и мы не знаем, встречались ли они когда-нибудь. Если и встречались, то разошлись, не заметив друг друга. Для барона Врангеля попович Снесарев был человеком иного мира, «не нашего круга». Дворяне Российской империи привыкли относиться к духовному сословию свысока, с усмешкой, пренебрежительно. Между тем русское духовенство по своей родовитости ничуть не уступало дворянству, даже, пожалуй, превосходило его. Священническое служение, будучи делом сословным, переходило от отцов и дедов к сыновьям и внукам. Династии священников могли насчитывать десятки поколений и порой уходили корнями в такие давние времена, до которых редкий дворянин мог дотянуть свою родословную.
Священнический род Снесаревых вполне можно назвать аристократическим в среде духовенства Воронежской епархии. Отец Евгений Снесарев, иерей Успенской церкви в селе Старая Калитва Острогожского уезда, приходился внучатым племянником митрополиту Евгению Болховитинову, знаменитому ученому, к которому когда-то Державин адресовал стихи о жизни Званской. Отец Евгений, судя по фотографиям и по воспоминаниям, был крупный, красивый, породистый здоровяк, человек веселый, жизнерадостный, да к тому же прекрасный певец. Вот этот-то полный жизни человек умер внезапно в сорокапятилетнем возрасте: говорили, приехал в гости к замужней дочери, прилег на диван и скончался.
Это случилось в 1883 году. Много раньше, а именно 1 декабря 1865 года, матушка Екатерина Ивановна родила батюшке Евгению сына Андрея. У Снесаревых он был вторым ребенком (старше его – сестра Надежда). За последующие годы семья пополнится еще шесть раз: появятся на свет брат Павел и пять сестер – Лидия, Клавдия, Анна, Вера, Мария. Андрею не исполнилось и пяти лет, когда отца перевели на служение из Старой Калитвы в село Ураково Коротоякского уезда, а еще через год – в станицу Камышовскую, на приход церкви Рождества Христова. Как и положено, отец Евгений учительствовал в церковно-приходской школе; в этой же школе начал свое учение Андрей. Любопытно: по воспоминаниям родственников, камнем преткновения для него в начальной школе была арифметика. Кто бы мог тогда подумать, что через пятнадцать лет он с блеском окончит физико-математический факультет по отделению чистой математики!
Надо полагать, отец Евгений не очень стремился к тому, чтобы старший сын продолжил служение предков. Трудна и скудна была жизнь приходского священника в православной России. А служба светская полна заманчивых перспектив. Поэтому после начальной школы Андрея не отдали в духовную семинарию, а определили в прогимназию, находившуюся в станице Нижне-Чирской. Там он учился, там жил «в людях» с 1875 по 1882 год. Способности его уже определились, учился он все успешнее и успешнее. Когда окончил прогимназию, сомнений ни у него, ни у его родителей не было: нужно продолжать образование. Успешный аттестат прогимназии давал право на поступление в седьмой, предпоследний класс гимназии. Андрей Снесарев был принят в Новочеркасскую гимназию, которую в 1884 году окончил с серебряной медалью «за отличные успехи в науках, в особенности же в древних языках». Забавно, что в аттестате будущего математика и географа, одного из творцов истории, в окружении пятерок стоят четверки по логике, истории и географии…
