Подготовка к боевым действиям в штабе 5-й танковой армии и в штабах корпусов проводилась с соблюдением строгой секретности. С планом операции был ознакомлен лишь узкий круг офицеров и генералов, и только в необходимом объеме. Остальному командному составу конкретные задачи ставились лишь за сутки или двое до начала наступления. Инженерная подготовка исходного положения для наступления войск первого эшелона проводилась ночью. Переписка, телефонные и телеграфные переговоры о готовившемся наступлении запрещались.
В связи с начавшимся 12 ноября осенним ледоходом уровень Волги поднялся и в ряде мест подходы к переправам оказались затопленными. Это еще больше осложнило доставку войск и грузов на правый берег. С высокого правого берега Дона противник в ясную погоду мог просматривать местность на большое расстояние. Поэтому в целях достижения скрытности любые передвижения в тылу советских войск осуществлялись только ночью или в ненастную погоду.
Эти обстоятельства не позволили закончить подготовку операции к намеченному сроку. Начало наступления пришлось на несколько дней перенести. 13 ноября генералы Г.К. Жуков и А.М. Василевский, возвратившись из района Сталинграда в Москву, доложили на совместном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), ГКО и Ставки о состоянии подготовки фронтов к предстоящему контрнаступлению. Тогда же были определены окончательные сроки начала операции: для Юго-Западного и Донского фронтов – 19 ноября, для Сталинградского – 20 ноября.
Приказ о переходе в наступление был объявлен войскам Юго-Западного и Донского фронтов в ночь на 19, а войскам Сталинградского фронта в ночь на 20 ноября 1942 года.
Операция «Уран»
Еще до рассвета 19 ноября 1942 года части и соединения Юго-Западного и Донского фронтов заняли исходное положение. На аэродромах экипажи прогревали моторы самолетов. Однако вмешалась природа. Густой туман и снегопад, сплошной пеленой окутавшие весь район предстоявших боевых действий, внесли существенные коррективы в использование авиации и артиллерии. Видимость не превышала 200 м. Из-за нелетной погоды авиация могла действовать лишь мелкими группами, а артиллерия – вести только ненаблюдаемый огонь по целям. Пришлось отказаться от непосредственной авиационной подготовки атаки в полосе прорыва. Однако разработанный план артиллерийского наступления было решено выполнять в основном в полном объеме.
«Катюши» открыли огонь. 19 ноября 1942 года
Несмотря на исключительно неблагоприятные погодные условия, в 7 ч. 30 мин., как и было предусмотрено, залпом реактивной артиллерии началась 80минутная артиллерийская подготовка, гул от которой был слышен даже в Сталинграде, за 100 с лишним километров. Затем огонь был перенесен в глубину вражеской обороны. Следуя за огневым валом, к позициям противника устремились атакующие пехота и танки. В первые два часа наступления советские войска на участках прорыва вклинились во вражескую оборону на 2–3 км. Вначале наступающие советские войска встретили относительно слабое сопротивление ошеломленных мощной артподготовкой румынских частей. Однако по мере продвижения сопротивление возрастало, а темп продвижения наших войск падал. Чтобы быстрее завершить прорыв главной полосы обороны противника, командующий Юго-Западным фронтом решил ввести в сражение 1-й и 26-й танковые корпуса 5-й танковой армии и 4-й танковый корпус 21-й армии. Между 12 и 13 ч. танковые корпуса пошли в атаку. Вместе со стрелковыми соединениями они завершили прорыв обороны 3-й румынской армии и вышли на оперативный простор. В первый день наступления штурмовая авиация 17, 2 и 16-й воздушных армий, действуя мелкими группами и одиночными самолетами, совершила всего 106 самолето-вылетов для подавления отдельных целей.
В атаке 8-й кавалерийский корпус. Юго-Западный фронт, ноябрь 1942 года
Как же реагировало на развернувшиеся события немецкое командование? Воспоминания бывшего начальника управления кадров 6-й полевой армии полковника Вильгельма Адама рисуют картину происходившего в штабе Паулюса: «Телефон яростно звонил. Я сразу очнулся от сна. Не успел я взять трубку, как услышал далекий гул. Ураганный огонь, подумал я. Дежурный офицер доложил: «Тревога, господин полковник! Немедленно к начальнику штаба!»
То было начало советского контрнаступления. На листке календаря значилось: 19 ноября 1942 года.
Я надел китель, натянул сапоги и поспешил к Шмидту. Туда уже явились многие офицеры, которых разбудили, как и меня. Начальник штаба Шмидт уже поднял всю армию по тревоге. Положение стало крайне серьезным. Миновали дни напряженного ожидания, когда артиллеристы и танкисты не отходили от орудий, всегда готовые к отпору, пехотинцы лежали около пулеметов, снаряженных для ведения непрерывного огня, а ручные гранаты они клали около себя.
Брошенная румынскими войсками 37-мм противотанковая пушка «Бофорс». Сталинградский фронт, ноябрь 1942 года
Вскоре вслед за мной к Шмидту прибыл командующий армией. Зазвонил телефон. Из Осиповки докладывал генерал Штрекер, командир 11-го корпуса.
– Здесь сущий ад, – доносил Штрекер, – невообразимый ураганный огонь обрушился на наши позиции. Земля буквально перепахана. У нас значительные потери. Однако основной удар, видимо, нанесен по румынам. Я связался по телефону со своим левым соседом, 4-м румынским армейским корпусом. Его начштаба настроен весьма пессимистически. Он опасается паники в своих войсках. Наши дивизии держатся стойко, но из-за метели очень плохая видимость. Мы будем докладывать командованию о ходе дел.
Генерал Паулюс пояснил Штрекеру:
– Для обеспечения вашего левого фланга я намерен 14-ю танковую дивизию ввести в действие юго-западнее Мело-Клетской. О дальнейшем вы узнаете, когда выяснится направление удара противника.
Паулюс положил трубку, молча взглянул на нас и снова протянул руку к телефону.
– Соедините меня с группой армий «Б».
Колонна первых румынских пленных. Юго-Западный фронт, ноябрь 1942 года
Брошенный румынский грузовик и убитый румынский солдат. Сталинградский фронт, ноябрь 1942 года
