Затем вдруг сорвался с места, и настолько стремительно пересек зал КПП, что пятерка жителей Америки повернула головы вслед как минимум с секундным опозданием. Вот же, вот он здесь стоял, а вот он уже замер у окна, выходящего на улицу. Какой быстрый, ничего себе!
Санни Полиш всмотрелся за границу космопорта, и то, что он увидел там, вызвало у него недоверчивое хмыканье. Дизайнер вертел головой, с энтузиазмом фиксируя увиденное. В этой точке Вселенной рекламист, судя по всему, оказался впервые, но его помощница явно здесь уже бывала. Она не подходила к окну, но с интересом отслеживала реакцию босса.
– Ладно, – сказал он. – Это, в конце концов, ваши местные дела. Особенности жизненного уклада… Но у меня вопрос вот какой. МЫ действительно обитаем здесь открыто, на поверхности, не зарываясь поглубже, с иных глаз долой?
– Люди живут под открытым солнцем, – ответила самая молодая американка и удивленно спросила в свою очередь: – А что, разве где-то по-иному?
– Ох, крошка, ты даже не представляешь, до какой же степени по-иному, – сказал приезжий, тепло улыбнулся мулатке и… вдруг улыбка резко исчезла, будто ее выключили. Лицо приезжего перекосилось как от невыносимой боли. Смертельная бледность окрасила щеки, только что вполне розовые. Выражение сделалось как у погибающего от голода. Глаза выпучились и загорелись жутким, неестественным огнем… И тут же все кончилось. Странный приступ боли, исказивший черты, прошел мгновенно, так же как и возник. Лицо мужчины больше не смотрелось иссушенным кошмаром, следствием как минимум двухнедельного голодания.
– Ничего страшного, – тихонечко, убитым голосом успокоил американцев гость. – Это… почечная колика. Камешек сорвался. Хуже открытой лучестрельной раны, знаете ли. По-живому режет, да с проворотом. Но изнутри, так что лезвие никак не выдернешь.
Женщины и гей портового чекпойнта тут же преисполнились жалости, мужчина – сочувствия. Однако Санни Полиш предупредил возможные слова соболезнования, решительно заявив:
– Вы меня весьма обяжете, сделав вид, что ничего НЕ было. Это куда хуже боли, ощущать себя… больным, инвалидом.
– А разве что-то произошло? – тут же спросил пограничник. – Лично я ничего особенного не заметил.
Просьбу дизайнера уважили моментально. Дальнейшее «прохождение» КПП превратилось для симпатичных гостей в чистую формальность.
Санни Полиш вновь глянул в окно и спросил вполне окрепшим голосом:
– Что-то я не вижу иных. У вас что, транзитка сегрегирована по расовым признакам?
Американцы дружно переглянулись, вся пятерка. Сочувственно заулыбались.
– Нет, – сказал младший таможенник. – Это не транзона. Уже суверенная территория Форд Гэлэкси. Отстойник не здесь… Вон где! – Он вышагнул сквозь отвор на территорию порта и сделал правой верхней конечностью приглашающий жест. Когда любопытный гость выглянул, гей указал ему на гофрированный сарай, распластавшийся по полю в сотне ярдов от калитки чекпойнта. Из-под бока непрезентабельного сооружения в этот момент как раз отчалила старая, обшарпанная платформа, которая взяла курс на вугататайское судно. Пузатый товаровоз враскорячку привалился к поверхности и отсюда, издали, очень напоминал самку вугататайского биовида: такой же жабоподобный.
– Там находятся почти все иные, которых можно обнаружить в радиусе трехсот миль, – сказал пограничник, стоя в проеме отвора. – А это, – глянул он внутрь чекпойнта, – вход для наших.
– Нелюди разве что в посольствах есть еще. Но это в столице, не здесь. – Наружу, через плечо начальника пограничного наряда, выглянуло смазливое личико юной администраторши. – У нас, по распоряжению Мистера Генри Триста Шестнадцатого Форда, в мэрии лицензии на работу в торговых представительствах могут получить только специалисты, нанятые из местных жителей. У инолюдей выбор невелик – или доверять «грязным земам», или не иметь с нами бизнес.
– Точно! Иными здесь и не пахнет, – добавила таможенница, выглядывая из-за другого плеча начальника.
– Да я и не пропущу ни единого инопланетяшку, – послышался изнутри голос докторши. – Санитарные нормы, установленные владельцами земельной недвижимости, предусматривают допуск особей единственного биовида: хомо сапиенс сапиенс…
– ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СВОБОДНЫЙ МИР! – резюмировал пограничник. Американцы расступились, и начальник широким жестом пригласил Санни Полиша обратно в КПП.
Когда рекламист, миновав калитку и проем, вновь оказался в роскошно обставленном зале, пилотесса и референтка посмотрела на своего босса победоносно. «А я что говорила?!!», казалось, кричал ее сияющий взор.
Пограничник с пафосом выдал:
– Въезд разрешен! – И одно из выходящих на припортовую площадь окон тут же превратилось в двустворчатый портал. Единственная дверь в стене, что отделяла космос, завоеванный иными, от мирка настоящих, как они себя зовут, людей. Крохотного как пылинка – но гордого и независимого, крепко соблюдающего традиции самости. И она гостеприимно открылась для мужественного художника и его очаровательной секретарши. Или кем там она ему на самом деле приходилась…
Мужчина перешагнул границу и ступил на суверенную территорию недобитых земов. Судорожно втянул ноздрями и ротовым отверстием американский воздух, после чего шумно выпустил его обратно, прогнав через легкие и обогатив кровь.
– Пахнет дерьмово, чего греха таить, но иными в натуре не воня-ает… – несколько даже удивленно прокомментировал результат анализа. Говорил он почему-то на другом наречии земов, лишь отдаленно похожем на спейсамерикану, – космическом русском.
Комментарий СанниПолиша был типичным проявлением патологического гегемонизма и великодержавного шовинизма, переполняющих земов, оставленных без присмотра. Или искренне уверенных, что остались без присмотра.
Тех, которые позабыли, что за бывшими хозяевами космоса жизненно необходим глаз да глаз, рецептор да рецептор, сенсор да сенсор: один, два, три, одиннадцать, шестнадцать, сто девять, четыреста пять, тысячу семь, миллион, мириад… Чем больше, тем лучше, а еще лучше – один сплошной, единый, такой, чтобы проникал неусыпным взглядом во все щели и норы, дотягивался повсюду. В особенности туда, где потомки имперцев удерживают ареалы компактного проживания, где в укромных уголках земы и земляшки с ностальгическим упорством пытаются выстроить подобие былого величия. За неимением безграничных ресурсов рабсилы из особей иных рас – они порабощают сородичей; и вовсю изголяются над себе подобными, своими ближними – не дальними, не иными. Отрабатывают, тренируют, шлифуют навыки вселенского господства…
Поразительная раса. Эти существа вначале воюют сами с собой, потом со всеми прочими, а когда становится не с кем, вновь принимаются за себя. Для уроженцев Солнца III и их потомков война – движитель прогресса. Неистребимая агрессия – фундамент мировоззрения. Даже если во Вселенной останутся всего двое разумных живых и будут они землянами, боевые действия не прекратятся.
Да что там двое! ОДИН.
