Комдив называл маршруты, по которым проследуют полки. Узкие, вымощенные камнем средневековые улочки могли свободно пропускать разве что конных рыцарей, а тут — танки.
— Головной отряд возглавляет лейтенант Гудзь.
Павел рывком поднялся, по привычке одернув комбинезон:
— Есть.
— За вами следует старший лейтенант Хорин — продолжал комдив.
Все стало предельно ясным: первым врывается во Львов взвод управления, то есть головной отряд.
Медленно, словно нехотя, наступало утро следующего дня. Дивизия затаилась, как исчезла. Небо усердно коптили „юнкерсы“. Они то забирались ввысь, то на бреющем проносились над полями и рощами, сбрасывая бомбы: а вдруг там танки?
Батальоны выждали до вечера. Затем построились согласно боевому расчету и, набирая скорость, по шоссе устремились к городу.
Головной отряд наскочил на длинный обоз армейских повозок. Разомлевшие от зноя, в расстегнутых кителях, гитлеровцы лениво смотрели на приближающиеся танки… Потом были колонны автомашин. Грузовики не успевали сворачивать в кюветы. Замелькали пригородные домики. На перекрестках немцы уже расставили указатели. Поворот, еще поворот… И вот уже навстречу летят, быстро увеличиваясь в размерах, столетние дубы Стрыйского парка. На каменной площадке, где по субботам звенела медь оркестра, колыхалась пестрая толпа в кепках и косынках. Над толпой, на дощатом помосте, какие-то люди в сапогах, в галифе и почему-то в вышитых украинских сорочках.
Танки приближались к площадке. Люди смотрели на них, видимо, ничего не понимая: в лучах заходящего солнца трудно определить, чьи это машины. И все же определили: вышитые сорочки как ветром сдуло. И еще бросилось в глаза: среди дубов мелькали, удаляясь, черные мундиры. Им вдогонку раскатисто ударили пулеметы. И тут же толпа потоком хлынула к дороге. Люди махали руками, бежали за танками, что-то кричали, радуясь и плача. Не иначе, как их сюда согнали на митинг…
Высекая из брусчатки искры, танки вливались в древний, оцепеневший от ужаса город. В стороне проплыло здание оперного театра. Стрельба усилилась. Из смотрового окна собора святого Юра торопливо стучал пулемет, поливая свинцом прикипевших к броне десантников. Встречные струи трассирующих пуль образовали реку огня.
Впереди показалось здание железнодорожного вокзала. Судя по зияющим дырам, в него угодила бомба. Всего лишь месяц назад дежурный по комендатуре объяснял молодым командирам, как добраться до дивизии. Теперь в этой дивизии их осталось немного, но те, кто вел свои взводы сквозь свинец и пламя, уже не считали себя молодыми. Месяц войны равен годам возмужания…»
Прикрывая выход своей колонны из города, экипаж лейтенанта П. Д. Гудзя уничтожил в этом бою ещё 5 танков, за что был вторично представлен к ордену Красного Знамени, который, как и первом случае, ему так и не был вручён.
10 августа 1941 года 32-я танковая дивизия, сосредо-точившаясяк тому времени в районе г. Прилуки, была расформирована. Уцелевшая в боях материальная часть была передана 8-й танковой дивизии, командиром которой был назначен полковник Е. Г. Пушкин, а личный состав был отправлен во Владимирскую область в Гороховец, где впоследствии составил костяк формируемой там 8-й танковой бригады и 91-го отдельного танкового батальона. В то же самое время из наиболее отличившихся бойцов и командиров бывшего 63-го танкового полка начал формироваться 89-й отдельный танковый батальон, в списки которого оказались зачисленными бывший комбат К. Хорин и бывший командир взвода П. Д. Гудзь. Однако это новое подразделение не имело никакой материальной части, без которой оно просто не могло быть полезным для какого-либо боевого использования. Время шло, а новая техника так и не поступала.
К концу августа 1941 года капитан К. Хорин был назначен командиром этой части, а лейтенант П. Д. Гудзь — старшим адъютантом батальона (то есть, начальником штаба — Прим. авт.) А по прошествии ещё нескольких дней пришёл долгожданный приказ: для получения новой техники выехать в Москву. Однако, в связи с острой нехваткой личного состава в танковых подразделениях войск Западного фронта начальник ГАБТУ Красной Армии генерал-лейтенант танковых войск Я. Н. Федоренко распорядился послать для приёмки таковой только лишь командный состав 89-го отдельного танкового батальона, организовав в дальнейшем дело таким образом, что вся поступающая с уральских заводов техника стала прибывать к месту своего назначения укомплектованная не только боекомплектом, но и экипажами.
Добираться до Москвы пришлось в вагонах-теплушках, в течение нескольких дней. По прибытии на место командный состав батальона был расквартирован в одном из домов на ул. Песчаная, близ метро «Сокол». Прибывавшие в штучном количестве танки КВ временно ставили на детской площадке во дворе упомянутого дома и, по мере укомплектования ими танковых рот, немедленно отправляли на фронт: сначала в распоряжение командования Западного фронта, а затем исключительно для нужд 16-й армии генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского.
В самом конце октября в распоряжение батальона прибыло необычно большое количество боевых машин: пять тяжёлых танков КВ, 10 средних танков Т-34 и 20 лёгких танков Т-60.
Поздним вечером 6 ноября комбат К. Хорин получил не совсем понятный приказ: для участия в военном параде на Красной площади 7 ноября 1941 года направить туда не позднее 8 ч. утра роту КВ (5 танков), а все остальные танки — незамедлительно направить в распоряжение командования 16-й армии. Так лейтенант П. Д. Гудзь стал участником парада на Красной площади, состоявшегося в честь 24-й годовщины Октябрьской революции. Вскоре после парада все танки КВ были отправлены на фронт, в распоряжение 16-й армии, которая в то время вела бои с противником в районе Скирманово — Козлово.
Листовка военных лет из серии: «Учись уничтожать технику врага».
3 декабря соединения 40-го моторизованного корпуса предприняли последнюю попытку прорваться к Москве по Волоколамскому шоссе. Наступая восточнее трассы, противник захватил деревни Нефедьево и Кузино, располагавшиеся на участке обороны 258-го стрелкового полка подполковника М. А. Суханова. Более двух суток подразделения полка вели упорные бои с 10-й танковой дивизией немцев, пока не заставили её остановиться. А в ночь на 5 декабря, когда Суханов готовил контратаку, чтобы разгромить вклинившегося противника, на усиление ему был передан 89-й отдельный танковый батальон с одним единственным танком КВ. Командир батальона капитан Константин Хорин пригласил начальника штаба и по-дружески сказал: «Одна надежда на тебя, Павел. Доверяю последний и единственный КВ. Формируй экипаж и ночью в бой. Надо остановить и уничтожить врага — таков приказ командования». «Есть уничтожить врага!» — твердо ответил Гудзь.
О дальнейшем рассказал сам Павел Данилович Гудзь, во время беседы записанной в 1989 году спецкором газеты «Труд» И. Дыниным: «Комбат наклонился к карте. Силы были неравными. У гитлеровцев около двадцати танков, четыре батареи противотанковых орудий, два батальона пехоты. У нас — несколько поредевших стрелковых рот, артиллерийская батарея, один КВ и приказ „Стоять насмерть!“ Лейтенант Гудзь вглядывался в сплетение разноцветных штрихов и линий. Небольшая речушка, мостик, дворы… Тут наши. Там враги. Тут редкие гребешки окопов, там танки и артиллерия, готовые к броску. Что предпринять? Окопаться и ждать? Танк КВ — не чета гитлеровским! У него пушка мощнее и броня толще. Но фашисты могут обойти занятую позицию справа или слева, не понеся потерь. Значит, надо идти в атаку? Одним экипажем против восемнадцати?
