– Трейси!
– Я сказала, иди спать.
– Очень плохо.
Сара подошла к краю кровати, на ней была одна из ночных рубашек Трейси. Подол волочился по полу.
– Можно поспать с тобой?
– Нет.
– Но мне в комнате страшно.
Трейси притворилась, что продолжает читать.
– Как это тебе страшно в своей комнате и не страшно прятаться под одеялом?
– Не знаю. Но так получается.
Трейси покачала головой.
– Пожалуйста, – упрашивала девочка.
Трейси вздохнула.
– Ладно.
Сара запрыгнула в постель, перелезла через сестру и шмыгнула под одеяло, а устроившись поуютнее, спросила:
– Ну, и как это?
Трейси оторвалась от книги. Сара лежала, уставившись в потолок.
– Что как?
– Целоваться с Джеком Фрейтсом.
– Иди к себе спать.
– Не думаю, что я когда-нибудь буду целоваться с мальчишками.
– Как же ты собираешься выйти замуж, если не будешь целоваться с мальчишками?
– Я не собираюсь выходить замуж. Я собираюсь жить с тобой.
– А если я выйду замуж?
Сара задумчиво наморщила лоб.
– Тогда я не смогу жить с тобой?
– У меня же будет муж.
Сестра погрызла ноготь.
– Но мы все равно сможем видеться каждый день?
Трейси подняла руку, и Сара прильнула к ней.
– Конечно, сможем. Ты моя любимая сестренка, хотя и такая гадина.
– Я твоя единственная сестренка.
– Спи.
– Не могу.
Трейси положила Диккенса на тумбочку и, накрывшись одеялом, протянула руку, чтобы погасить лампу на спинке кровати.
– Хорошо, закрой глаза.
Сара закрыла.
– А теперь глубоко вдохни и выдохни.
Когда Сара выдохнула, Трейси спросила:
– Готова?
– Готова.
– Я не…
– Я не… – повторила Сара.
– Я не боюсь…
– Я не боюсь…
– Я не боюсь темноты, – проговорили они хором, и Трейси выключила свет.
Глава 10
Когда Рой Каллоуэй был помоложе, то любил говорить, что он «крепче, чем двухдолларовый стейк». Он мог спать лишь по нескольку часов в сутки и взял день по болезни лишь один раз за тридцать с лишним лет. В шестьдесят два года становилось тяжелее продолжать такую жизнь или убеждать себя, что ему это нравится. За последний год его дважды свалил грипп – первый раз на неделю, второй на три дня. В эти дни на месте шерифа его замещал Финлей, и жена Каллоуэя не преминула указать мужу, что город в его отсутствие не сгорел дотла и не подвергся валу преступности.
Каллоуэй повесил пальто на крючок за дверью и позволил себе полюбоваться радужной форелью, которую когда-то выловил на реке Якима. Рыбина была прекрасна – двадцати трех дюймов
[10]
в длину и чуть меньше четырех фунтов
[11]
весом, с ярким подбрюшьем. Нора в его отсутствие набила ее и повесила на стене у него в кабинете. Последнее время она пилила его, чтобы вышел на пенсию, и рыба была необходима, чтобы ежедневно напоминать ему: он может выловить еще одну такую же. Жена была тонкой натурой. Каллоуэй говорил ей, что город еще нуждается в нем, что Финлей еще не готов. Он не говорил о том, что сам нуждается в городе и в работе. Мужчина не может заниматься только рыбалкой и гольфом, всему есть мера, а к путешествиям он никогда не был склонен. Шериф терпеть не мог мысли о том, что станет одним из «тех парней», которые на борту круизного лайнера носят белые ортопедические ботинки с мягкой подошвой, делая вид, будто имеют с остальными еще что-то общее кроме того, что находятся в шаге от могилы.
– Шеф? – раздался голос в динамике.
– Я здесь.
– Мне показалось, что вы прокрались в кабинет. К вам пришел Вэнс Кларк.
Каллоуэй посмотрел на часы. 6:37. Не он один работал допоздна. Шериф ожидал встречи с седар-гроувским окружным прокурором, но думал, что тот не появится до утра.
– Шеф?
– Пошли его ко мне.
Каллоуэй сел за стол под плакатом, который сотрудники подарили ему, когда он стал шерифом.
Правило № 1: Шериф всегда прав
Правило № 2: См. Правило № 1
Он задумался.
Силуэт Кларка прошел за дымчатыми стеклянными панелями к двери кабинета Каллоуэя. Прокурор один раз постучал и вошел, прихрамывая. Годы занятий бегом взяли свою дань с коленей Кларка. Каллоуэй откинулся в кресле и положил ноги в ботинках на угол стола.
– Беспокоит колено?
– Болит, когда холодает.
Кларк закрыл дверь. У него был виноватый вид, но это не было необычно. Монашеский кружок волос открывал весь лоб, который как будто постоянно морщился.
– Может быть, пора бросить бег, – сказал Каллоуэй, хотя и знал, что Кларк не бросит бег по той же причине, по которой он сам не уходит с места шерифа. Что еще ему останется делать?
– Может быть. – Кларк сел. Над головой гудели флуоресцентные лампы. У одной был раздражающий тик, она то и дело мигала, будто собираясь выйти из строя. – Я слышал известие.
– Да, это Сара.
– И что нам теперь делать?
– Ничего.
Кларк наморщил лоб.
– А если они найдут в могиле что-нибудь противоречащее показаниям?
Каллоуэй опустил ноги на пол.
– Это случилось двадцать лет назад, Вэнс. Я постараюсь убедить ее, что теперь, когда мы нашли Сару, пусть мертвые хоронят мертвецов.
– А если не сможешь?
– Смогу.
– Раньше не смог.
Каллоуэй качнул голову куклы Феликса Эрнандеса
[12]
, которую ему подарил на Рождество внук, и посмотрел, как она кивает и вздрагивает.
– Ну, на этот раз я просто поработаю лучше.
Кларк словно глубоко задумался, потом сказал:
