– Может кто-нибудь вырвать у другого человека волосы с корнем, скажем, во время борьбы?
– Может.
Кларк сделал вид, что просматривает записи.
– Ваша группа нашла еще что-нибудь интересное в кабине «Шевроле»?
– Много следов крови.
Трейси заметила, что некоторые присяжные переключили внимание с Джезы на Эдмунда Хауза. Снова при помощи фотографии Джеза объяснила, где они обнаружили кровь в кабине «Шевроле». Потом Кларк поместил на подставку увеличенную авиасъемку дома Паркера Хауза в горах. На ней были видны металлические крыши нескольких строений, а также машины и сельскохозяйственные механизмы среди деревьев. Джеза показала на узкое здание одноэтажного дома Паркера в конце дорожки.
– Здесь мы нашли столярный инструмент и несколько предметов мебели в разной степени готовности.
– Циркулярную пилу?
– Да, там была и циркулярная пила.
– Вы нашли следы крови в сарае?
– Нет, не нашли, – ответила Джеза.
– А нашли какие-нибудь светлые волосы?
– Нет.
– А нашли что-нибудь интересное?
– В носке, лежавшем в банке из-под кофе, мы нашли украшения.
Кларк протянул Джезе пластиковый пакет и попросил распечатать его. Судебный зал затих, когда Джеза вытащила из пакета пару серебряных сережек в форме пистолетов.
* * *
Дэн прекратил ходить.
– Вот тогда ты и начала подозревать, что дело нечисто.
– Она не носила эти серьги-пистолеты, Дэн. Я знаю, что не носила, и пыталась сказать это отцу в тот же день, – сказала Трейси, – но он ответил, что устал, и хотел отвезти маму домой. Она нехорошо себя чувствовала. Она была эмоционально неустойчива, физически ослабла и все больше и больше замыкалась в себе. После этого каждый раз, как только я пыталась заговорить про сережки, отец говорил мне, чтобы я не совалась в это. Каллоуэй и Кларк говорили мне то же самое.
– Они так тебя и не выслушали?
Она покачала головой.
– Нет. И потому я решила держать имеющуюся информацию при себе, пока не смогу доказать, что они не правы.
– Но ты не могла не соваться.
– А ты бы смог, если бы это была твоя сестра и это ты оставил ее одну?
Дэн сел на кофейный столик лицом к ней. Их колени почти касались.
– Ты не виновата в случившемся, Трейси.
– Мне нужно было знать. Когда больше никто не собирался ничего делать с этим, я решила сделать все сама.
– И поэтому бросила учительство и пошла работать в полицию.
Она кивнула.
– После того как десять лет все свободное время читала стенограммы допросов и охотилась за доказательствами и документами, я как-то вечером села, открыла коробки и поняла, что изучила все записи и допросила всех свидетелей. Я оказалась в тупике. Если тело Сары не найдут, мне дальше некуда двигаться. Это было ужасное чувство. Я чувствовала себя так, будто я снова ее бросила, но, как ты сказал, мир не останавливается, как ты ни горюй. Однажды ты просыпаешься и понимаешь, что нужно жить дальше, потому что… Ну, что остается делать? Я положила коробки в чулан и попыталась жить дальше.
Он коснулся ее колена.
– Сара бы хотела, чтобы ты была счастлива, Трейси.
– Я сама себя дурачила, – сказала она. – Не было дня, чтобы я не думала о ней. Не было дня, чтобы я не пыталась вытащить коробки, думая, что что-то пропустила, что должно быть еще какое-то свидетельство. А потом как-то сижу я за столом, и мой коллега говорит, что нашли могилу. – Она вздохнула. – Знаешь, как долго я ждала, чтобы кто-то мне сказал, что я не просто сумасшедшая, одержимая навязчивой идеей?
– Ты не сумасшедшая, Трейси. Вот одержимая – это может быть.
Она улыбнулась.
– Ты всегда умел меня рассмешить.
– Да, но, к сожалению, у меня не было такого намерения. – Дэн выпрямился и вздохнул. – Не знаю, что тогда произошло, Трейси, не уверен, пока не уверен, но, судя по всему, если ты права в своих догадках и Хауза оболгали, то это устроил не один человек. Это был заговор, и Хаген, Каллоуэй, Кларк и, возможно, даже Финн должны были принимать в нем участие.
– И еще кто-то, кто имел доступ к Сариным сережкам у нас дома, – сказала Трейси. – Я знаю.
* * *
На подъездной дорожке стоял внедорожник Роя Каллоуэя рядом с другим автомобилем шерифа, вместе с пожарной машиной и каретой «Скорой помощи». Сирены молчали, и мигалки не пронзали утренних сумерек. И это вызвало в Трейси странное чувство облегчения. Что бы ни случилось, это не так страшно, раз фонари выключены. Или все же что-то страшное? Звонок Каллоуэя разбудил ее утром в начале пятого. Хотя Бен уже три месяца как ушел, Трейси все еще снимала тот дом. Он больше не хранил теплых воспоминаний, как когда-то. Ее родители оставались замкнутыми и молчаливыми. Отец бросил работу в больнице и редко показывался в городе. После исчезновения Сары они больше не справляли Рождество. Отец стал по вечерам пить. Она слышала, как у него заплетается язык, когда звонила, чтобы их проведать, и ощущала запах спиртного в его дыхании, когда заезжала. И больше не чувствовала полного радушия. В комнате присутствовал розовый слон, которого никто не хотел замечать. Их ум больше всего занимало то, что хотелось забыть. Каждого тяготила собственная вина: Трейси винила себя в том, что отпустила Сару домой одну, а родители себя – в том, что уехали на Гавайи вместо того, чтобы быть дома в те роковые выходные. Трейси объясняла все это, говоря себе, что она все равно уже слишком стара, чтобы следить за родительским домом, и этот дом уже не был по-настоящему домом.
Каллоуэй велел ей одеться и ехать к родителям.
– Просто приезжай, – сказал он, когда она попыталась узнать побольше.
Она взбежала по ступенькам, услышав голоса по рации в «Скорой помощи». Медицинский персонал и полицейские столпились на крыльце и в главном фойе. Никто как будто особенно не спешил и не суетился, и она восприняла это как еще один хороший признак. Один из помощников Каллоуэя, увидев ее, постучал в комнату отца, и через мгновение шериф, не отец, раздвинул двери. Помощник что-то сказал ему, и Каллоуэй взглянул на Трейси. Она увидела у него за спиной других, но среди них не было ни отца, ни матери. Когда она зашла, Каллоуэй задвинул за ней двери. Он был бледен и выглядел нездоровым. Потрясенным чем-то.
– В чем дело, Рой? – спросила она. – Что случилось?
Каллоуэй высморкался.
– Он умер, Трейси.
– Что?
– Твой отец умер.
– Отец? – Она даже не думала об отце. Она была уверена, что что-то случилось с матерью. – О чем вы?
