* * *
Оборотни держали путь на север, не уклоняясь далеко от занятой войсками королевства старой дороги, что вела к перевалу. Она попала под власть Её Величества уже довольно давно, здесь успели проложить рельсы, двупутную дорогу с мостами, станциями, тоннелями, складскими депо и линиями оптического телеграфа. Здесь сновали туда–сюда бронепоезда, проходили эшелоны горных егерей, локомобили тащили поставленную на лыжи артиллерию.
Даже такая любительница принцев, принцесс и всяческого гламура с великосветским обществом, как задавака Кейт Миддлтон, поняла бы, что армия Королевства готовится к наступлению.
Полустанки и разъезды забиты вагонами. Маневровые паровозики выбиваются из сил, составляя порожняк в должный порядок. С платформ паровые краны разгружают тяжёлые гаубицы, посылающие десятидюймовые снаряды за шесть–семь миль, много и новых ромбовидных бронированных ползунов на широких гусеницах.
Армия Королевства словно вдавливала паровым прессом клин в неподатливые горы Rooskies. Молли читала, что зимой из–за обилия снега перевалы считаются непроходимыми, но генералы Её Величества словно бы задались целью доказать обратное.
Чем выше в горы забирались двое оборотней и Молли, тем становилось холоднее и многоснежнее. Леса стали заметно ниже, земля — каменистей, тут и там среди сосен и елей торчали серые скалы, предвестники главного хребта.
Им вновь попадались сгоревшие, разнесённые по брёвнышку останки деревень, что стояли тут до прихода Королевства. Разбросанные по берегам речек и ручьёв, с водяными мельницами, с обширными пастбищами и полями, селения, казались, вырастали из самой этой земли — ровно до тех пор, пока не пришли слуги Её Величества.
Молли старалась об этом не думать, но получалось плохо. Все разорённые деревни засыпал плотный, толстый слой снега, скрывая страшную наготу выгоревших дворов, и Молли понимала, почему Всеслав и Волка привели её к тому бесснежному кругу с огромным гранитным монолитом в середине.
То селение было первым. Шок и боль были таковы, что Rooskies потратили массу сил, устраивая братскую могилу. Они думали, что никогда не уйдут из этих мест, что страшное нагое пятно, охраняемое какими–то тайными лесными силами, останется вечным напоминанием о павших, но они ошиблись.
Королевство напирало, ни на миг не ослабляя натиск.
Молли и двое оборотней оставляли за собой пустые леса. Rooskies ушли отсюда дальше на север, к самому перевалу. Как понимала Молли, они почему–то продолжали сражаться западнее, где стоял дом волшебницы Предславы и где потерял половину своих броневагонов «Геркулес».
А пока оборотни следовали краем леса и по левую руку от Молли всегда, постоянно тянулись к зимнему небу густые дымы.
Дымили паровозы на путях. Дымили локомобили, паровые тягачи и краны. Дымили бесчисленные печи и камины в возведённых вдоль железной дороги фортах. Дымы протягивали к небу призрачные руки, плотные, так что даже налетающий зимний ветер не мог их развеять.
Молли едва держалась на спине медведя. Из еды оборотни захватили с собой только сухари и солонину. Сами они довольствовались полосками сушёного мяса, которое им скармливала Молли, и, казалось, не испытывали никаких неудобств. Обратно в людей они не перекидывались, а изъяснялись жестами или порыкиванием. Впрочем, признавала Молли, рычали они более чем выразительно.
Дорога становилась всё труднее, скалы наступали, наваливались со всех сторон, приходилось петлять, пробираясь самым настоящим лабиринтом. Молли впала в тупое равнодушие. Её больше не занимало, куда делись отсюда все Rooskies, почему армия Королевства так и не шагнула за перевалы, что делает здесь лорд Спенспер и что за ромбовидные чудовища на гусеницах доставлены к горным фортам. Она просто хотела есть и хотела согреться.
Тепло и еда. Еда и тепло.
Нет, оборотни и кошка Диана старались, как могли, её согреть, но совершенно непривычная к подобного рода путешествиям Молли совсем пала духом.
Под конец дня она уже просто лежала на спине у вер- медведя, уткнувшись лицом в его мех и не желая видеть опостылевшие сосны, снег и камни.
Широкое ущелье, которым поднималась к перевалу дорога, неуклонно сужалось. По обе стороны всё выше и выше поднимались скалы, серые и неприступные, их отвесные склоны — нагие, иссечённые трещинами.
Всё меньше оставалось потайных тропок, проложенных меж горными соснами; оборотням волей–неволей приходилось прижиматься всё ближе к фланговому охранению также продвигавшихся на север егерей.
Они сильно рисковали, но Молли всё сделалось уже безразлично. Обнаружат их, не обнаружат, обстреляют, не обстреляют — всё равно. Лишь бы кончились эта вечная тряска, холод, голод и усталость. Порой она отстранённо думала, что сдалась как–то слишком уж быстро, слишком быстро уступила простым неудобствам зимнего похода, но мысли эти таяли без следа, словно облака в летнем небе.
В один из дней они вообще не стронулись с места. Остались прятаться в скалах, за купой плотно стоявших сосен. Осторожно отведя ветвь, Молли видела, почему — леса отступали, впереди открывался узкий проход, где не было ничего, кроме камней, поросших кривыми низкими деревцами склонов да снега, выстлавшего седловину.
Они достигли перевала, где начиналось самое сложное. Предстояло проскользнуть под носом горных егерей и стрелков, мимо многочисленных сторожевых постов с собаками, мимо растянутых прямо на снегу спиралей колючей проволоки. Счастье, что сюда не дотянули железнодорожных путей, а то не миновать ещё бронепоезда для полного счастья.
Армия успела основательно тут укрепиться. Молли видела серые параллелепипеды походных бараков и складов; видела стоящие в полной готовности батареи; видела локомобили с прицепленными к ним тяжёлыми орудиями; но видела и перегораживавшие ущелье «ежи» с паутинами колючки меж ними, видела сооружённые из мешков с песком укрытия и брустверы; егеря и стрелки возвели такой барьер, что он мог помешать им самим, реши они двинуться дальше, вверх, к самому перевалу.
Верволка и медведь тихо лежали рядом. Примолкла даже изрядно голодная Диана — нелегко домашней кошке отыскать добычу в зимнем лесу, да ещё и высоко в горах.
— Мы ждём ночи, да? — тихонько спросила Молли.
Замершая в снегу рядом с ней Волка кивнула мохнатой головой.
— Угу, — сказала Молли, крепче прижимаясь к тёплому медвежьему боку. Она не думала сейчас о приличиях, о том, что обнимает не просто медведя, пусть и с приставкой «вер», а мальчика, «молодого хозяина», как называли бы его слуги, родись он в знатной семье Норд—Йорка. Обнимать какового, разумеется, было бы дичайшим неприличием.
Сейчас это всё не имело никакого значения. Молли вдруг поняла, что охотно обняла бы сейчас Всеслава и в его самом что ни на есть человеческом виде и полезла бы с ним под одно одеяло — если б это только помогло не мёрзнуть.
Весь день они провели, прячась; Молли подкармливала Дианку остатками солонины. Кошка в буквальном смысле «морщилась, но ела» с поистине королевским достоинством — достоинством короля, брошенного мятежниками в тюремную камеру и вынужденного хлебать тамошнюю баланду.
