С другой стороны, большинство офицеров признавало, что его поступки были продиктованы обстоятельствами. Капитан 1 ранга Эванс пишет:
«Я думаю, что Адмиралтейство (а возможно, и премьер-министр) полностью виноваты в том, что не дали никаких инструкций, если они действительно хотели, чтобы хоть что-то было сделано во время прохода французской эскадры. Мы разделались бы с ними совершенно легко. Однако открыть огонь по ним, не зная точно, какова сейчас британская политика, было бы форменным безумием».
Полковник авиации Хорнер излагает мнение летчиков, базировавшихся в Гибралтаре:
«С точки зрения Королевских ВВС, действия командования могли вызвать только раздражение. После того как «Лондон» впервые заметил французов, оставалось еще 4 часа до подхода крейсеров. В Гибралтаре в этот момент имелось достаточно кораблей. Однако не было сделано ни малейшей попытки задержать французские корабли. Более того, когда они проходили через пролив, им отправили сигнал: «Bonvoyage». Когда паника улеглась, от нас потребовали вести разведку в таком большом районе, что мы физически не могли этого сделать силами одной эскадрильи. К тому же она была целиком занята охотой за подводными лодками. Поэтому все желали смены главнокомандующего, и она не вызвала и тени удивления».
Командир «Видетта» Уолмсли излагает точку зрения личного состава 13-й флотилии, подчинявшейся непосредственно Норту:
«Я могу сказать одно и выражу при этом мнение большинства командиров эсминцев: мы уважали адмирала Норта и доверяли ему. Поэтому нам казалось, что наверху пытались найти козла отпущения, и Норта выбрали на эту роль. Мне кажется, это нечестно. Размышляя об этом сегодня, я полагаю, что в то время никто не обладал достаточным объемом информации для принятия правильных решений».
Последняя строка отражает и мое мнение по данному вопросу. Несмотря на целый водопад слов и бумаг, мы до сих пор не знаем все факты. Я постарался найти все, что только возможно, но даже сегодня не могу сказать, что расследование завершено. Что же тогда говорить о моих предшественниках.
Капитан 1 ранга Лейман нашел точное определение: «Я понял, что имеется много людей, которые думают, что в отношении Норта была допущена несправедливость. И я вполне могу ошибаться, думая иначе».
Капитан 1 ранга Гардинер тогда служил на борту лидера «Фолкнер» в составе 8-й флотилии и участвовал в операции «Менейс». Что они думали, когда узнали, что французские корабли свободно прошли через пролив и могут угрожать конвою?
«Мы в Дакаре пришли в ужас, когда узнали, что корабли прошли без помех и теперь направляются сюда, чтобы усилить и без того внушительный вражеский гарнизон. Все соотношение сил резко изменилось не в нашу пользу. Мы думали крайне плохо о ДН, который пальцем не шевельнул, чтобы использовать свои корабли. Мы просто не могли поверить, что все это происходит вскоре после Орана.
Когда мы вернулись в Гибралтар, начались крики и разбррки. Я думаю, именно поэтому ДН либо пропал, либо начал паковать чемоданы. Затем люди начали спрашивать, какого черта Адмиралтейство решило принять столь поспешное решение в деле Норта, которое имело явно политическую окраску. Мы даже начали его жалеть. Однако, даже не зная, что в действительности произошло между ДН и Адмиралтейством, я полагаю, что с ним обошлись достаточно подло. Именно политическое руководство должно было дать ему совершенно точные инструкции или, по крайней мере, сказать, чего они хотят и поддержать любые решения, которые он примет.
Я полагаю, что, по мнению Адмиралтейства, Норт должен был убедить французов повернуть назад. Но после Орана они относились к нам не так, чтобы рассчитывать на легкое завершение дела. В результате наши силы в Дакаре понесли большие потери от их рук. Я боюсь, что все это ничуть вам не поможет. Но я должен повторить, что мы были удивлены, растеряны, испуганы и возмущены тем, что «им» позволили пройти без единого выстрела, после чего сопротивление в Дакаре стало значительно сильнее».
Это звучит достаточно разумно. Капитан 1 ранга Райдер пишет:
«Во время войны вы должны иметь нужных людей на ключевых позициях, если вы намереваетесь победить. Это часто приводит к несправедливости. Я не думаю, что Норта следует называть вешалкой для адмиральского мундира. В конце концов, он не сделал ничего неправильного. Он просто не проявил инициативы в достаточно запутанной ситуации, испугавшись серьезных политических последствий. Он просто не сделал ничего, но многие из нас могли поступить еще хуже».
Наконец, капитан 1 ранга Литчфилд дает объективную и разумную оценку всему этому печальному делу:
«Я не верю, что «бегство» французских крейсеров имело какое-то серьезное значение для общего хода войны. Можно ведь предположить, что попытка остановить их принесла бы такие же беды, как Оран. Французский флот достаточно горд и лелеет традиции французской «honneur». Если бы кто-то начал стрелять, более чем вероятно, что все это превратилось бы в настоящее морское сражение. И его результаты трудно предсказать. Но руководство в этой истории проявило себя исключительно плохо. Норт продемонстрировал абсолютное отсутствие инициативы, Адмиралтейство не смогло дать ясные и недвусмысленные инструкции. Это один из многочисленных примеров военного времени, когда инструкции Адмиралтейства не смогли передать командиру на месте событий всю имеющуюся информацию. А информация для него ничуть не менее важна, чем приказ».
Другими словами, лорд Четфилд был совершенно прав в своем письме Макмиллану, когда говорил, что Норта нужно было отправить в почетную отставку. Однако задним числом следует заметить, что адмиралу Норту было бы неплохо вспомнить слова адмирала сэра Дэвида Битти, под командованием которого он когда-то служил:
«Если капитан обнаруживает во время боя, что у него нет конкретных указаний, или он не может разобрать сигналы адмирала, или по внезапно возникшим обстоятельствам не может выполнить предыдущий приказ, он должен действовать самостоятельно. Но при этом он должен приложить максимум усилий, чтобы нанести противнику наибольший ущерб».
Перед адмиралом Нортом стояла мучительная дилемма: является или нет Соединение Y вражеским соединением? Многие из нас в то время тоже не смогли бы ответить на этот вопрос. Поэтому, хоть я и не согласен с теорией «козла отпущения», я могу согласиться с тем, что Норту не следовало дожидаться речи Макмиллана в палате общин, чтобы оправдаться. Это заявление не могло сделать Адмиралтейство, потому что слишком многие участники событий уже умерли, но мог сделать Уинстон Черчилль, причем гораздо раньше, сразу после получения первой послевоенной просьбы Норта. И то, что это не было сделано своевременно, крайне печально и несправедливо. Поэтому я охотно подпишусь под словами адмирала Норта относительно его места в истории:
«Вот гадство!»
Часть третья.
Беги, кролик, беги
Глава 15.
Скалькулированный риск?
К осени 1940 года запутанное положение на Средиземном море немного прояснилось. После неопределенности в июне и июле, а также колоссальной путаницы, вызванной выходом Франции из войны и прекращением военного сотрудничества с самым сильным британским союзником на этом театре, в конце бесконечно длинного туннеля забрезжил слабый свет.
